Бора Чосич - Наставники

Бора Чосич

Наставники

Междусловие

Русская публика уже знакома с некоторыми событиями, происходившими в моей семье, и по прочтении первого издания этой книги поняла, что в те времена мы постоянно несли чушь. Моя чокнутая родня вроде как ничем другим и не занималась, а только говорила и говорила, будто солому молотила. Да ведь в том была не только их вина, думаю, частично в этом безумии виновата и история. А поскольку неприлично сваливать все на моих родителей, на моего деда, на моих теток и дядю, вы теперь получаете добавление. Читая отдельные главы очень толстого романа «Наставники», вы узнаете, что многие другие люди, не состоявшие с нами в какой-либо степени родства, также практиковали бесценную и веселую науку болтовни. Это наваждение уходит корнями в далекое прошлое, да и человеческое существо вообще бы не возникло, если бы не научилось сначала извергать из себя миллионы букв, которые иной раз не могли вступить между собой в связь.

Впрочем, все это не должно удивлять читательство, привыкшее к Гоголю, Хлебникову, Хармсу, Сорокину.

За что боролись

О ремесле неблагодарном – семейном

Все мы были одна семья. Мы были сообщество людей, связанных между собой родством. В нашей среде были мужчины и женщины, приходившиеся друг другу сыновьями или дочерьми, некоторые были женаты на них либо замужем за ними или что-то в этом роде. Я рассматривал все это как род деятельности, о чем и рассказал в сочинении на тему «Как функционирует семейный механизм!». Учитель сказал: «Как ты смеешь писать порнографию о совместном спанье твоих родителей в одной кровати!» Я ответил: «Так у них второй нет, то есть во второй сплю я с дядей!» Мама спросила: «До каких пор старые террористы будут терроризировать младших членов общества – моего сына, например?» Я спросил: «Наверное, во всем мире жизнь в семье функционирует подобным образом?» Дедушка ответил: «Даже хуже!» Мама сказала: «Не знаю, но мне жаловаться не на что! – и добавила: – Повсюду мы наблюдаем примеры пьянства, вечных ссор и ругани, но люди тем не менее живы и здоровы!» Дедушка согласился и отметил: «Вот голова у матери, а?»

Все мы стремились усовершенствовать свое дело, свое ремесло, семейное. Все мы работали так, будто выучили наизусть роли в пьесе «Семейная жизнь», хотя никто нас не понуждал к этому. Все мы исполняли свои семейные обязанности; слова, произносимые нами, звучали громко, как будто кто-то слушает нас и готовится воскликнуть: «Браво!» Мама говорила: «Мне скрывать нечего!» Мама вышла на балкон и заявила собравшимся соседям: «Да, он пьет, но лучше его нет в мире!» Соседи возразили: «Молчала бы!» Но мама продолжила: «А мой единственный брат перетрахал всех женщин в доме, о чем вам, собственно, и без меня прекрасно известно!» После этого соседи умолкли.

Наша жизнь происходила ежедневно, без каких-либо перерывов. Все мы участвовали в этой жизни, все сотрудничали в этом деле как могли. Отец говорил: «Неплохо!» Дедушка говорил: «Хорошо, если б лучше не бывало!» Мама говорила: «И так бывает! – потом добавляла: – Никто у нас не кривой, не болеет сифилисом или, скажем, не заикается!» На это дедушка всегда восклицал: «Боже сохрани, только этого не хватало!» Мама обычно продолжала: «В то время как все это весьма широко распространено в городе и вообще!»

Мы были одна семья, все члены которой отличались отменным здоровьем, несмотря на нехватку различных вещей – например, денег, пищи, одежды. Мама говорила: «Я готова в опорках ходить, только бы не подхватить воспаление легких или свинку, их так трудно сейчас вылечить!» Мы работали дни напролет, несмотря на то что со стороны эта работа не была видна, а потом ложились спать и во сне продолжали заниматься все тем же, а именно: продолжали работать как заведенные. Дедушка сказал: «Я и во сне изобретаю химическую формулу мастики для паркета, только потом вспомнить никак не могу!» Мама сказала: «Я во сне играю в чудных фильмах, но об этом я вам при ребенке рассказывать не могу!» Отец сказал: «Мне во сне никто не запрещает пить самые отвратительные напитки, причем ни разу еще не отравился, что весьма странно!» Дядя сказал: «Я одно время записывал сны в дневник, но потом перестал!» Дедушка сказал: «Потому что порнография!» Мы просыпались и вновь брались за дела, как за домашние, так и за другие, общечеловеческие. Мы делали домашнюю работу, которая не давала никаких результатов. Капитан Вацулич сказал: «Как-нибудь приведу Пролетарскую бригаду, чтоб хоть она убралась в комнате!» Мама сказала: «Мы все делаем для наведения порядка, но нас так много, да еще вы приходите когда вам взбредет, да еще в грязных сапогах!» Дядя добавил: «Да еще приносите раненых с улицы, чтобы мы их перевязывали и поили морковным чаем!» Дедушка присоединился: «Да еще бабы твои ботинки не вытирают!» Дядя возразил: «Ну, это совсем другое!»

Мы были одна семья с неопределенным количеством членов, с учетом всех тех, кто приходил к нам и сидел у нас, распевал незнакомые песни, штопал перчатки и тому подобное. Мама говорила: «Наша семья – весь мир, который я обнять готова!» Дедушка вступал в диалог. «Вот-вот, не забудь только руки пошире расставить!» Мама возмущалась: «А что тут такого?» Капитан Вацулич объяснил так: «В мире водится много таких, кого удавить следует, от них все беды!» Мама заверила* «Я их в расчет не беру, Боже упаси!»

В сорок пятом, в первые дни свободы самовыражения, пришел солдат с тетрадкой и карандашом. Солдат спросил: «Каков ваш род занятий и почему?» Дедушка ответил: «Я оберегаю свою семью от напастей всякого рода!» Солдат сказал: «Это не род занятий!» – вырвал листок из тетрадки и ушел. В тысяча девятьсот сорок пятом, в году всеобщей переписи благородных человеческих ремесел, дедушка остался без определенных занятий, а вместе с ним и мы, все остальные. Мама говорила: «Некоторые только и умеют делать, что окунать ложку в тарелку, а их сразу заносят в рабочий список!» И еще: «В то время как я загибаюсь от домашних дел, им хоть бы что!» Капитан Вацулич объяснил маме: «Это должно относиться к производству и товару, который производит это производство, например вроде как фабрика! – а потом добавил: – Товар есть все, что пакуется в коробки, например ботинки!» Мама сказала: «Я новой обуви с до войны не видела, тем более в коробках!» Дедушка добавил: «Как это мы можем делать ботинки, если у нас нет соответствующих станков!» Дядя сказал: «В одной книге у Фридриха Энгельса я прочитал, что сама природа есть фабрика, которая производит с помощью обезьян людей, а также другие вещи!» Капитан Вацулич подтвердил: «Это совершенно точно! – и добавил: – Все дела в природе подлежат законам промышленного производства, несмотря на то, цветок ли это или белый медведь!» Дедушка сказал: «По мне, фабрика – так это дом с трубой, а все остальное – ваши глупости!» Капитан Вацулич сказал: «Человеческие руки также есть орудие производства, а рабочий – тот же станок, который эксплуатируется капиталистическим преступником!» Я сказал: «В комиксе про профессора Вируса я сам видел производство людей, которые вылезают из реторт готовыми монстрами, которые сразу убивают все живое!» Капитан Вацулич сказал: «Вот и я говорю!» Тетки сказали: «Это не означает, что мы должны сидеть сложа руки!» Мама возразила: «Еще чего!» Отец сказал: «Есть вещи, которые постоянно производятся, но совершенно незаметно – например, распитие спиртного!» Дедушка оборвал его: «Ты что, читал, что ли, про это?» Тетки добавили: «И любовь тоже не оставляет никаких следов в виде товара!» Дядя усомнился: «Как же, а дети!» – на что тетки покраснели, обе сразу. Я сказал: «Мы на уроке природоведения рисовали разные там дела домашние, все без исключения!» Мама прошептала: «Что я говорила!» Тетки сказали: «Многие семьи живут производством корзинок для фруктов или кукол для детей богатеев!» Мама сказала: «С меня хватит мойки окон, засолки огурцов и штопки брюк вечно пьяному мужу!» Отец сказал: «Вам никогда не овладеть сколько-нибудь прогрессивной специальностью – например, портного или парикмахера!» Дядя тут же опротестовал: «Я могу побриться с завязанными глазами, прямо сейчас, при всех!» Мама возразила: «Я могу из старого отцовского костюма сделать четыре маленьких, хоть у меня всего один сын!» Дедушка разозлился: «Тебя что, спрашивают?» А капитан Вацулич констатировал: «К сожалению, это так!»

Все это было в сорок пятом, очень важном для многих человеческих ремесел году. У разных людей были разные ремесла, наше же ремесло никем признано не было, в то время как оно было очень важным – ремесло домашнее, семейное. Мама говаривала: «Я своими руками столько дел могу сделать, не перечесть!» Все мы что-то делали, но все наши дела осуществлялись только дома, соседи говорили об этом с презрением. Мои тетки, весьма одаренные особы, изготовляли пейзажи с несуществующими видами, после чего в сумерках вытирали платочками слезы, возникающие по совершенно неизвестным причинам. Отец, некогда чемпион соколов по стойке на руках, изыскивал различные способы употребить как можно большее количество ядовитого алкоголя, с тем чтобы наутро не иметь никаких последствий. Мама успешнее других избегала падений со стремянки во время побелки кухни, каковые факты фиксировала в записной книжке, наряду с собственными абсолютно правильными сонетами. Дедушка мастерски заколачивал гвозди, в том числе там, где в них не было никакой нужды. Дядя пытался так начистить сапоги, чтобы в них можно было смотреться, этот процесс длился очень долго. Я хотел сделать человечка ростом в два сантиметра, двигающегося с помощью резинки, и мечтал оживить этого человечка. Все вместе мы занимались своими делами в большой комнате, которую получили в пользование взамен прежних шести, маленьких и душных где разместилась бригада мастеров по развлечению Народной армии посредством различных цирковых и других художественных трюков. У меня были тетки, дядя, дедушка, все это было и у других. Однако о других говорили; «Это семья!» О нас говорили: «Это мафия!» – или еще хуже. Мы жили в конце большой войны, на исходе оккупации, в самом начале новых дней, мы пользовались различными предметами – например, кроватями, ложками, одеколоном, все это было и у других. Однако о других говорили: «У них все есть!» О нас же: «У этих ни черта нет!»