Мухаммед Хайкал - Зейнаб

Мухаммед Хусейн Хайкал

3ейнаб

Вступительная статья

В этом романе, если употребить известное выражение Чехова, «пять пудов любви», однако никому из героев любовь не приносит счастья. Чтобы понять, почему так печально складываются их судьбы, нам нужно мысленно воспроизвести необычную для нас обстановку, в которой происходит действие романа, — попробовать перенестись в Египет. Но не в таинственный Древний Египет, страну сфинксов и пирамид, и не в современный Египет, быстро набирающий темпы строительства новой жизни, а в тихую египетскую провинцию начала нашего века.

Жизнь здесь течет медленно, размеренно и спокойно, подчиняясь дедовским традициям, словно все треволнения эпохи обходят этот край стороной. Не сразу за этим внешним спокойствием угадывается драматическая напряженность и назревающий протест против устаревшего жизненного уклада, стремление к ломке и обновлению — и боязнь этого обновления.

Такая противоречивость имеет свои причины. Они кроются в особенностях исторического развития Египта в новое время. Эта страна, столь замечательная и цветущая в древности и в средние века, когда‑то намного обогнавшая Европу и в экономическом и в культурном отношении, к эпохе европейского Ренессанса теряет свое былое могущество, а в XVI веке, завоеванная Османской империей, вступает в полосу длительного упадка. Пережитки патриархально-родовых отношений, деспотическая форма правления, влияние ислама, поддерживавшего феодально- деспотическую власть, — все это замедляло процесс разложения феодального уклада и, разумеется, сказывалось также на духовной жизни народа.

В XIX веке, вовлеченный в орбиту европейского влияния, Египет пробуждается от средневековой спячки; в его политическом и социальном строе назревают серьезные перемены, хозяйство постепенно перестраивается на капиталистический лад. Борьба против турецкого господства и стремление противостоять экспансии европейских держав активизируют новое развитие Египта.

Прогрессивные общественные деятели Египта хорошо сознавали: чтобы обрести и сохранить независимость, чтобы ликвидировать экономическую отсталость, надо освоить достижения западной цивилизации, суметь применить их во всех областях науки и техники, в медицине, в педагогике, воспринять духовные ценности Запада. Но в то же время, чтобы не раствориться полностью в заимствованном, столь же необходимо было обратиться к своему прошлому, возродить, переосмыслить и по‑новому использовать богатое культурное наследие Ближнего Востока.

Общественное сознание в Египте тех времен менялось медленно. Много усилий надо было приложить, чтобы разбить вековой традицией утвержденные основы феодальной идеологии, просветить умы, изгнать из них средневековые предрассудки и суеверия, уничтожить страшный семейный деспотизм. Особенно трудно потому, что все эти традиции были освящены исламом, в значительной степени определявшим народное сознание. В широких массах складывалось предубеждение против всего нового, тем более что новое — это чужеземное, не мусульманское, культура тех, кто мечтает о захвате Египта, не говоря уже о том, что вместе с достижениями цивилизации на Восток проникали и такие сурово осужденные мусульманской моралью «новшества», как пьянство, разврат, картежная игра и т. п.

Передовые умы Египта в своей борьбе против феодальной идеологии и против поверхностного, бездумного «западничества» обращаются к прогрессивным мыслителям Запада. Однако в XIX веке и даже в начале XX их привлекают в большинстве случаев еще не марксизм и даже не утопический социализм, а воззрения философов зари европейского капитализма — французских просветителей. Именно у них заимствуются представления о «естественном человеке» и его связи с природой, о свободе и равенстве, как неотъемлемых правах каждого человека и основе справедливого и разумного общественного строя, и т. п. В этом духе пересматриваются многие традиционные мусульманские принципы, по‑новому толкуется священная книга — Коран. Правда, этот пересмотр происходит под флагом возвращения к первоначальному, «чистому» исламу. В раннемусульманском государстве VII века ищут арабские просветители примеры демократического правления и общественного устройства, при этом неизбежно идеализируя прошлое.

Важно отметить, что просветительство в Египте было тесно связано с патриотическими настроениями и нараставшими освободительными устремлениями, так как складывалось оно в условиях все усиливавшейся экономической и политической экспансии европейских держав, в первую очередь — соперничающих между собой Франции и Англии. В 1882 году, после неудачной попытки патриотов поднять восстание и пресечь вмешательство европейцев во внутренние дела страны, Египет был оккупирован британскими войсками. Оставаясь формально частью Османской империи, фактически он превращается постепенно в английскую колонию.

Освободительное движение, пошедшее на спад в первые годы после оккупации, в начале XX века — в период, названный В. И. Лениным «пробуждением Азии», — снова набирает силы, концентрируясь преимущественно в крупных городах — Каире, Александрии. Активизируется просветительская деятельность. Организуется Отечественная партия под руководством «трибуна Египта» Мустафы Камиля, по стране прокатывается волна митингов и демонстраций. Постепенно назревает новое антибританское восстание. В таком состоянии и застает Египет первая мировая война.

Следует обратить внимание и на то, что египетские просветители и их единомышленники в других арабских странах борются также и против феодальных пережитков в повседневной жизни. В частности, очень много внимания уделяется вопросам семейного уклада и положения женщины: эти вопросы играют свою роль и в решении проблемы воспитания молодого поколения в новом, гражданском духе.

Естественно, что все новые веяния должны были найти то или иное отражение в литературе. Во второй половине XIX века широкое развитие получает публицистика, пронизанная просветительскими и освободительными идеями. В поэзии складывается направление, которое можно назвать классическим; для него характерно обращение к патриотической и гражданской тематике, стремление подражать суровому духу старинных героических поэм. По аналогичному пути следует и зародившаяся в середине XIX века драматургия.

В прозе также возникают новые жанры: назидательно-философская, или нравоучительная, повесть в просветительском духе, обычно с условным сюжетом, иллюстрирующим тот или иной тезис автора, и исторический роман, вызванный к жизни стремлением к возрождению былой славы арабского Востока и воспитывающий в читателях патриотические настроения. Появляются пока еще робкие тенденции к изображению в повестях и рассказах современной реальной жизни.

Национальный подъем начала XX века накладывает на литературу новый отпечаток. Если в XIX веке антиимпериалистическая борьба велась прежде всего под лозунгом всемусульманского единства, то теперь в Египте на первое место выдвигается лозунг национальный. Вожди освободительной борьбы стремятся к консолидации патриотических сил страны; апеллируя к национальному чувству египтянина, они напоминают ему уже не только о временах «демократического» раннего ислама, но и о былом величин древнего, фараонского Египта — Египта его «прямых предков».

В литературе зарождается тенденция к «египтизации» — обращению к чисто египетским темам и сюжетам, героям из повседневной народной жизни. Носитель этой тенденции — патриотическая молодежь, европейски образованная, но европейское господство отвергающая, стремящаяся к созданию новой литературы «на уровне Запада», но в то же время подлинно арабской, от Запада не зависящей. Под «уровнем Запада» понимается критический реализм, который шел на смену арабской просветительской литературе второй половины XIX века. Своими учителями молодые арабские писатели считали Мопассана, Чехова, Тургенева.

Через несколько лет после первой мировой войны основоположник египетской реалистической новеллы Махмуд Теймур (р. в 1894 г.), достаточно знакомый уже советским читателям своими рассказами и повестями[1], так сформулирует в предисловии к своему первому сборнику рассказов реалистические принципы литературы и задачи, стоящие перед молодым поколением писателей: «Позор нам, что у нас, в начале нашего возрождения, нет литературы египетской, которая говорила бы нашим языком, выражала бы наши воззрения и чувства, правдиво описывала бы наше общество. Такая литература, по‑моему, самое главное, к чему мы должны приложить усилия в нашем новом возрождении».

Но пока, в предвоенные годы, этого определения задач литературы еще нет, еще не до конца выкристаллизовались стремления к египтизации: они словно носятся в воздухе, бродят в умах, и первый, кому удается воплотить их реально, — это Мухаммед Хусейн Хайкал, автор романа «Зейнаб».