Виктория Токарева - Рабочий момент

Виктория Токарева

Рабочий момент

* * *

Всеволод Соловьёв стоял посреди школьного двора и играл с мальчишками в городки.

Он сосредоточился глазами на конце вытянутой палки, мысленно провёл прямую от конца палки до горки городков, потом медленно замахнулся, продолжая держать глазами эту невидимую прямую, и в этот момент перед ним, как из-под земли, возникла высокая тётя с кожаными ногами.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросила тётя.

Всеволод Соловьёв опустил палку и молчал. В нем медленно опадала готовность к броску.

— Ты меня не слышишь? — спросила тётя.

— Севка, — подсказал Павлик Харламов.

— А сколько ему лет? — спросила тётя у Павлика.

— Девять, — сказал сам Севка.

— Прекрасно! — обрадовалась тётя. Наверное, она обрадовалась тому, что Севка заговорил.

— Ты хочешь сниматься в кино?

— Можно, — не сразу согласился Севка. — Только сначала я должен спросить разрешения у родителей.

— Обязательно спросим, — пообещала тётя и достала из сумки замызганный блокнотик с выпадающими листками. — У тебя дома есть телефон?

— Сто двадцать девять десять пятьдесят пять, — без запинки продиктовал Севка.

— Мы тебе сегодня позвоним.

Тётя сунула блокнотик обратно в сумку, повернулась и пошла, перебирая кожаными ногами.

За школьным забором стояла светлая машина, на ней синими буквами было написано: «Киносъёмочная».

Мальчишки перестали играть в городки, молча уставились на Севку, ища на его лице признаки избранности. Но Севка стоял, как стоял: тот же треугольный нос, те же глаза в ржавых ресницах.

Чекрыгина из пятого "Б" коротко вскрикнула и помчалась за тётей, запуталась у неё под ногами.

— А я? — спросила Чекрыгина.

— А ты девочка, — объяснила тётя. Села в машину и уехала.

На другой день после происшедших событий Севка сидел на кухне и ел рыбный суп, вылавливая светлые колечки разваренного лука, брезгливо развешивал их по краям тарелки.

Он ел и слушал, как мама разговаривала по телефону, сообщала всем знакомым и малознакомым о превратностях Севки ной судьбы. Она говорила одно и то же, меняя только имена людей, к которым обращалась, и отвечали ей тоже совершенно одинаково.

Видимо, сначала маме говорили «поздравляем», потому что она отвечала «спасибо». Потом желали «ни пуха ни пера», потому что мама отвечала «идите к черту». А потом, видимо, принимались завидовать, потому что мама успокаивала: «Ну, это ещё не точно, это только кинопроба».

Обзвонив всех по первому кругу, мама пришла на кухню, села против Севки и стала смотреть, как он ест.

Севка ел, опустив лицо в тарелку. На голове у него было две макушки, — значит, две жены. Мама смотрела на эти две макушки, два водоворотика, вокруг которых вихрились золотистые Севкины волосы. Потом сказала:

— А я всегда знала, что в тебе что-то есть…

— Да? — Севка поднял голову.

— Я очень рада, что ты мой сын.

— И я тоже очень рад, что ты моя мама, — ответил Севка, и они посмотрели друг на друга, глаза в глаза, честно и преданно, как два товарища.

В дверях зашуршал ключ. Это из магазина вернулась Севкина бабушка, мамина мама.

— А нашего Севку в кино зовут, — сказала мама. — На главную роль.

Севка ожидал, что бабушка ответит то же, что и все: поздравляю, ни пуха ни пера, а потом начнёт завидовать — почему именно Севке, а не ей выпал такой случай в жизни.

Но бабушка произнесла совершенно другую, очень странную фразу:

— Ломаете ребёнку жизнь собственными руками.

— Почему? — удивилась мама.

— Потому что дети должны жить кал дети, а не играть в игры взрослых.

— Ты ничего не понимаешь! — сказал ей Севка.

— Почему это бабушка ничего не понимает? — строго одёрнула мама, хотя считала абсолютно так же, как Севка.

— Потому что она родилась в одна тысяча девятьсот тринадцатом году. У неё дореволюционное самосознание, — объяснил Севка.

Через два часа с работы вернулся Севкин папа. Он долго раздевался, потом долго мыл руки в ванной, потом сел в кресло и взял газету.

— Спроси: есть ли у нас новости? — предложила мама.

— Есть ли у вас новости? — спросил папа.

— Есть! — сказала мама и поёжилась от счастливого нетерпения.

Папа открыл газету и стал читать статью с подзаголовком «конфликтная ситуация».

— Теперь спроси: «А какая же это новость, хотел бы я знать».

— А какая же это новость, хотел бы я знать? — повторил папа.

— Севку пригласили на кинопробу. На главную роль!

— А… — сказал папа. — Тогда дай поесть.

— Ты не рад? — удивилась мама.

— А чему радоваться? Думаешь, они одного Севку пригласили? У них таких, как он, — тысяча. Или две.

Мама посмотрела на папу долгим, каким-то дальним взором и сказала:

— Какой же ты, Павел, зануда. Даже обрадоваться не умеешь.

— Утвердят, тогда и будем радоваться. А то сейчас радоваться, потом огорчаться. Нашла себе работу…

— Вот и хорошо, — сказала мама. — Буду радоваться, потом огорчаться. Это и есть жизнь.

Севка не стал слушать разговор до конца, взял велосипед и отправился на улицу.

Шёл проливной дождь. Дети, как куры, нахохлившись, стояли в подъезде.

Когда появился Севка с велосипедом, все на него поглядели, и Севка почувствовал неловкость. Эта неловкость помешала ему остаться в подъезде, и он вышел прямо на тротуар, будто тяжёлый дождь не имел к нему никакого отношения.

Велосипед был большой, не по росту, доставшийся в наследство от выросшего родственника.

Севка перекинул правую ногу и, сообщив ей всю тяжесть тела, налёг на педаль. Потом привстал и перенёс тяжесть на левую ногу.

Дети стояли и смотрели, как Севка поехал, виляя приподнятым тощим задом. И всем вдруг показалось: именно так и следует проводить своё свободное время — кататься на неудобном велосипеде под проливным дождём.

Сначала им навстречу попался живой артист Тихонов, а следом за ним шёл Пушкин — курчавый и тщедушный.

Севка снова дёрнул маму за руку, ждал, когда она сделает ему замечание, но мама была занята. Она все время заглядывала в бумажку, останавливалась и спрашивала: как пройти в производственный корпус.

Ей объясняли и показывали пальцем. Мама внимательно слушала и следила за направлением пальца, который вычерчивал в воздухе сложные геометрические фигуры. Потом кивала головой, и они с Севкой снова шли в никуда, и, казалось, этому кружению не будет конца.

Наконец им повстречалась очень хорошенькая девушка в расклёшенных брюках и кружевной кофточке. Она взяла у мамы бумажку и отвела их с Севкой прямо по указанному в ней адресу. Потом улыбнулась и пожелала всего хорошего.

— Какой милый молодой человек! — похвалила мама.

Севка с удивлением посмотрел вслед и увидел, что это действительно был длинноволосый парень.

Севка и мама толкнули дверь и вошли в комнату.

Стены в комнате были завешаны картинками. Возле окна стоял стол с телефоном, а за столом сидела вчерашняя тётя. Севка думал, что она узнает его, вскочит и обрадуется. Но тётя посмотрела безо всякого выражения и сказала:

— Посидите немножко. Режиссёр занят. У него совещание.

Мама села на стул. Севка вздохнул и, заробев, прижался к маминым коленям. Мама тихо дышала ему в ухо. Он слышал холодок от её дыхания, и от этого ему становилось спокойнее и защищённое.

Когда Севка оказывался с мамой далеко от дома, он любил её особенно сильно и чувствовал за неё ответственность.

Белая дверь распахнулась, оттуда выскочил человек с красным лицом.

— Пойдём!

Вчерашняя тётя подошла к Севке, отобрала его у мамы и повела за белую дверь.

Там тоже оказалась комната с картинками. Посреди стоял стол к креслами по бокам, а в кресле сидел режиссёр и смотрел на Севку. Глаза у режиссёра были синие, набиты огнями, как у весёлого удачливого пирата.

Севке вдруг захотелось иметь такого родственника, чтобы видеться с ним часто, а ещё лучше и вовсе от него не отходить.

— Ну, здорово! — режиссёр протянул Севке руку.

Севка протянул свою, и они поздоровались крепко и коротко, как два мужика.

Севка сразу забыл и дом свой, и двор. Ему захотелось все бросить и отправиться с режиссёром в пиратское плаванье.

— Присаживайся! — пригласил режиссёр. — Тебя как зовут?

— Сева.

— А по отчеству?

— Всеволод Павлович.

— Ты хорошо учишься?

— Нормально.

Режиссёр разговаривал с Севкой по мелочам о том о сём, не сводил с него обрадованных глаз. Севка расселся в кресле, и ему совершенно не хотелось уходить.

— А ты можешь плюнуть сквозь зубы? — неожиданно спросил режиссёр.

Севка не заставил себя уговаривать. Он подвигал щеками и шикарно цыкнул в угол комнаты.

— Отлично! — похвалил режиссёр. — Будем пробовать!

Севка снисходительно выслушал комплимент. Он был в классе на втором месте по плевкам и мог с любого этажа попасть в центр движущейся мишени.