Дмитрий Стародубцев - Продавец мечты. Книга первая

Дмитрий Стародубцев

Продавец мечты

Книга первая

Пролог

Предместье Эрроуд-де-Аква

Провинция Сантьяго-де-Куба, Куба

21:00

Рафаэль:

— Моя история о том, как мне случайно попало в руки оружие катастрофически разрушительной силы, благодаря которому я совершил революцию в рекламном бизнесе, к тому же чудовищно разбогател. Нимб БОГА РЕКЛАМЫ мне чертовски шел!

Девушка:

— Бога рекламы?

— Si, senora, ни больше ни меньше! Я расскажу вам о том, как стал ВЛАСТЕЛИНОМ СЕРДЕЦ, как заставил всех домохозяек страны поклоняться сотворенным мною идолам и платить мне феодальный оброк. Я открою вам тайну некоего тотального метода торговли и издевательски элементарный способ вчистую обставить казино. Вы узнаете о беспощадной телемафии, о ПОЖИРАТЕЛЯХ ДУШ, о хитроумных финансовых аферах и безграничной человеческой глупости…

Мужчина:

— Хотите сигару?

Рафаэль:

— О, muchas gracias, старик, «Монтекристо» — моя любимая марка!.. Итак, исповедь моя о том, как я любил самых разных женщин и как они любили меня. Как я их баловал, развращал, использовал, ненавидел и предавал — и как они меня баловали, развращали, использовали, ненавидели и предавали. Как некие влиятельные bandidos приговорили меня к смерти, и как я сам оказался убийцей. А главный цимес — вы станете свидетелями того, как я дважды умер и возродился. Хотя лучше бы я откинулся, ибо только вдали от Родины проникаешься всей болью и страстью девиза, который здесь, на острове Свободы, боготворят и произносят, словно последний выдох на эшафоте: PATRIA O MUERTE! РОДИНА ИЛИ СМЕРТЬ!

Женщина:

— Рафаэль, вы нас заинтриговали!

Рафаэль:

— Еще бы! Даю слово, я потрясу ваше воображение, я заставлю вас колбаситься в припадке смеха и рыдать багровыми слезами. Вы первые, кто узнает всю правду, и, надеюсь, последние. Конечно, вряд ли вы мне поверите, но описанные мной события, уверяю вас, происходили в действительности! Ставлю сто к одному, что, выслушав меня, вы осудите мои поступки, но не спешите присоединяться к кровожадной когорте моих недругов и предавать меня анафеме. Я верю, пройдут годы и, как однажды изрек, будучи на скамье подсудимых, команданте Фидель, ИСТОРИЯ МЕНЯ ОПРАВДАЕТ! Рассказывать или лучше отдохнем?

Девушка:

— Расскажите, пожалуйста!

Просим!

Рафаэль:

— Si, mi amor! Хорошо! Только у меня два условия. Все, что я вам расскажу, строго конфиденциально, и второе — не забывайте наполнять мой стаканчик этим превосходным кубинским ромом. И я весь ваш! Договорились? Подкиньте веток в костер, двигайтесь поближе и приготовьтесь слушать.

Глава 1

Милашка Рафаэль умирал в больнице. В распиаренном на всю страну отделении кардиореанимации НИИ им. Бакулева, Рублевское шоссе, дом 135. Умирал платно, дорого, по-царски, под титанические старания бригады врачей-кардиологов высшей категории, но при этом все же умирал заурядно — и данным социально уравнивающим фактом ничем не отличался от тысяч таких же умирающих одновременно с ним по всему миру. Он испытывал те же страдания, что и его агонизирующие собратья, был так же гол, беспомощен, жалок и так же надоедливо цеплялся за свою на фиг никому не сдавшуюся жизнюшку — трусливо скулил и писался от страха.

Рафаэль поступил в клинику после трехдневной пьянки по случаю своего дня рождения — с внезапными сжимающими болями за грудиной, онемением рук, аритмией, тахикардией и взбесившимся давлением. Диагноз: задний инфаркт миокарда. Его накачали медикаментами и даже впрыснули какой-то дозняк для воодушевления, но ночью он самым подленьким образом взялся умирать, вознамерившись окончательно испортить элитному заведению статистику летальности. Ему изрешетили шприцами руки, сломали два ребра во время массажа сердца — и наконец оставили в покое, наедине со снаряженной капельницей и прикроватным монитором, украшенным логотипчиком

«Innomed»: ЭКГ, дыхание, температура, АД, пульс, кнопка тревоги. Это революционное изобретение сделает Вашу жизнь (здесь: смерть) более комфортной!

Он лежал в мистическом полумраке реанимационной палаты, мучился болью, грыз губы, липко потел и тупо глазел на прозрачную трубку, по которой лениво стекала тонизирующая жидкость, вливаясь ему в вену и растворяясь в его отравленной токсинами крови. Сквозь жуть происходящего он расплывчато думал о том, каким шикарным подарком для его друзей и деловых партнеров окажется его внезапная кончина.

Какая же отборная лабуда лезет в голову коматозникам! Ужас плотно закупоривает мозговые протоки, подсознание выталкивает наружу лишь интеллектуальные фекалии из всякого отстоя и пошлятины. Вроде бы время подведения окончательных итогов, время концентрации всего жизненного опыта в один бушующий поток нравственной мысли… Но, увы, вся жизнь не желала проноситься перед его глазами. Отбрасывающий коньки Рафаэль думал о том, что, узнав о его смерти, жена первым делом перероет весь их дом и наверняка обнаружит в подвале замаскированный сейф, набитый разноцветной валютой и финансовыми бумагами. Выждав месяцок после пышного траурного маскарада (где она со свойственным ей артцинизмом явит сотне приглашенных все бремя постигшей ее утраты), молодая вдова примется беззаботно порхать по жизни, расшвыривая направо и налево его выстраданные капиталы. Просто надеваем боди — и все мужчины у Ваших ног!

Еще Рафаэль думал о том, что не стер с рабочего компа порнуху с извращениями, о том, что в его мобилке осталась весьма озабоченная переписка с некоей молодой особой, и о том, что он так и не сочинил финальный титр для рекламного спота обогревателя «Терминатор heat wave», над которым бесплодно ломал голову вот уже две недели… Единственным лучиком света в темном царстве его мыслей был непогашенный долг г. Хабарову Н. А. в размере $300’000. При всем могуществе вышеназванного гражданина ему вряд ли удастся востребовать бабос с покойника, какие изощренные приемы ни используй, к каким потусторонним силам ни взывай. Впрочем, сей веский аргумент был недостаточным утешением. Рафаэлю недавно исполнилось двадцать семь, и он намеревался еще от души покуролесить на этом свете, и если не оставить человечеству какое-нибудь эпохальное наследие, то по крайней мере хорошенько наследить…

Измочаленное, напичканное транквилизаторами сердце вяло трепыхалось в груди. В ординаторской дежурная медсестра — кажется, Светочка — обрушивала на своего телефонного собеседника впечатления о недавнем туре в Доминикану. Цены, сервис, нравы, сальса, мужчины… ах да, достопримечательности… Она говорила тихо, чтобы не потревожить покой вверенных ей смертничков, но голос ее обладал такими частотными характеристиками, что легко пронизывал стены и заливал раскаленной трелью уши. Рафаэль пытался уцепиться за эти звуки, за эти ликующие смыслы, будто по ним, словно по канату, можно было выкарабкаться из могильного холода предсмертья к свету, теплу, к торжеству плоти. Ему тоже хотелось океана, кокосового молока, массажа, вина, латинских танцев, остросюжетной любви…

Как так получилось, что его беспардонно турнули с этого карнавала жизни?!.. Сейчас он отдал бы все, чтобы встать с больничной койки живым и здоровым!

— На работе? В пределах процентовки… — доносился пронзительный Светочкин шепот. — Вчера дедулька один скончался, а сегодня мужчинку молоденького еле-еле откачали. Хотя, мне кажется, он все равно не жилец: задний инфаркт миокарда — это полная задница! И главное, прикинь, хорошенький такой, на Джонни Деппа похож, да еще и богатенький…

Умирать в двадцать семь лет — не самое приятное занятие! Ослепший от горя Рафаэль слушал Светочку и плакал навзрыд. Ему было жаль себя до звериного отчаяния, скорбь вгрызалась в грудь, и хотелось выть на всю планету. В эту минуту он люто ненавидел и бесстыжую медсестру, и весь одушевленный мир вокруг: он уходил, а все они, гондоны, оставались как ни в чем не бывало. Дали бы ему пулемет (браунинг M2, темп стрельбы 600 выстрелов в минуту), и он прихватил бы с собой в ад не один десяток этих беззаветно счастливых светочек. Оказалась бы в его руках ядерная кнопка, и он затеял бы такую вендетту, не приведи господь! Вот было бы прикольно: превратить личное фиаско во всемирный коллапс!

Рафаэль очнулся от боли в груди, рези и тошнотворной сухости во рту. В горле застрял ком с теннисный мячик и навязчиво пульсировал, а на языке чувствовался солоноватый привкус крови.

В реанимационной палате виновато сутулилось утро. Почему-то пахло сладковатым дымком. За дверью двое мужчин-врачей обменивались остроумными репликами по поводу непроходимости кишечника у больного из «партийных апартаментов».