Владимир Богомолов - Повелительница лабиринтов

Предисловие

“ Всему свое время, …время разбрасывать камни, и время собирать камни…“

(Ветхий Завет, Книга Екклезиаста, Глава 3)

И время раскладывать и раздавать собранное…

Не хочу выглядеть пророком, но именно такое чувство меня посетило не так давно. Во мне нет уверенности или доказательств того, что камни собранные мною за жизнь и уложенные по местам, словно подпорная стена откоса у основания холма в парке, способна выдержать давление еще одной судьбы длинною в жизнь.

 Вместо этого, у меня есть уверенность в том, что бессмысленно вновь разбросать то, что так тщательно и тяжко собрано, осмысленно и разложено по местам. К вершине Олимпа не стремлюсь и  Сизифом себя не считаю.

 И потому, у меня вызрело такое решение: выложить все накопленное на суд людской. Пусть они сами решат: что им нужно, а что нет. И пусть даже случится так, что все окажется никем не востребованным, для меня это все же легче, чем хранить далее все это.

“ Всему свое время, … время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; …время молчать, и время говорить…“

                              (Ветхий Завет, Книга Екклезиаста, Глава 3)

С уважением, любовью и благодарностью ко всем    тем, кто взял на себя труд оценить до конца все накопленное мною, и всем тем,  кто смог лишь взглянуть с тем, чтобы пройти мимо,

                                                                       Владимир Богомолов.

Часть 1. Блуждания Молодости в Лабиринте Чувств

Глава 1. МРАК ПОДЗЕМЕЛЬЯ В СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ.

       Яркие краски солнечного мартовского дня поглотил мрак туннеля метро. Поезд, грохоча и скрипя, подпрыгивая на стыках рельсов, словно от икоты, пролетел над величественно спокойными водами могучей реки. Затем, недовольно зарычал двигателями, притормозил на первой станции правого берега и остановился возле платформы, переводя дух и собирая силы перед прыжком в черную дыру в горе. Медленно, словно в раздумье, открылись створки двери с непривычной правой стороны, отбросив, прислоненного к ней, Влада.

       Очнувшись от внезапной бодрости ее, он пропустил новых пассажиров, несущих свежесть весеннего ветра с набережной. Стремительно ударили друг в друга половинки двери, словно медные тарелки в оркестре, издав глухой злобный стук. Вагоны, скрипя и повизгивая колесами на изгибе рельс, дополнили партией скрипок сводный оркестр, и медленно поползли в темноту, а набрав скорость, начали свой отсчет фонарей освещения на стене. Прижавшись лбом к холодному стеклу с надписью «не прислоняться», Влад всматривался в темноту отходящих  боковых тоннелей, машинально помогая вагонам считать блики света, вспыхивающие и гаснущие ежесекундно.

       Воображение рисовало огромный подземный лабиринт улиц-тоннелей, о которых местные жители слагали легенды. Его город был большой, легенд, как и жителей, было много, и они добавляли загадочности происходящему за окном вагона. Железный лязг, множась в своей силе стенками бетонной трубы тоннеля, пытался играть партию басовой трубы в симфонии подземелья, то нарастая, то затухая при виде новых станций.

        Уже не в первый раз он слышал про подземный довоенный город под живописными древними холмами родного города. По слухам, это было масштабное грандиозное сооружение со своими улицами, транспортом, обеспечением, средствами коммуникациями, жильем и прочими атрибутами настоящего города. Некоторые, даже утверждали: не смотря на всю секретность объекта, они видели все собственными глазами; что добавляло одновременно, веру и сомнение этим слухам.

          По опыту, не смотря на свою молодость, он уже понял, что чем меньше открытости и доступности, тем больше достоверности в информации. Так уж повелось в стране, которая дала ему корни: открывать миру свою глупость и беспомощность с тем, чтобы скрыть свою уникальность, силу разума и совершенство граждан.

          Миру в целом, это было на руку. Страны мира, граждане этих стран и их правители, ни сколько не стесняясь, пользовались без оглядки достоянием этой древней земли, не платя за полученное даже  благодарностью. Зарубежные государства укрепляли потенциал своих наций  красавицами, поэтами, музыкантами, композиторами, художниками, инженерами, учеными и многими другими талантами, рожденными этой плодородной землей.

          Лучшие голоса в мире, как и лучшие идеи, как и сам Влад, были родом отсюда: от земли Древней Руси Киевской.  Корни  его, впитав мудрость людей земли этой, рождали робкие думы о несправедливости, поработившей его однополчан на веки вечные, согнув не только спины их, но и волю, заковав ее вместе со свободой в одни оковы, лишив голоса и выбора жизни иной..

       Темнота туннеля  в окне двери вагона, к которому по давней, с детства, привычке, был прижат лоб Влада, порождала в его сознании мысли и образы, окутанные таинственным мраком и неизвестностью. Ему мерещились огромные пространства подземного города для несуществующих сегодня жителей. Улицы-пещеры, заполненные музейными, для сегодняшних улиц, экспонатами транспорта.  Просторные помещения с нарами вместо кроватей - для большей вместимости неведомых жителей.  Черные кабеля на белых побеленных стенах с лампами-жуками для освещения, вместо привычных глазу столбов. Мощные и массивные стальные ворота-стены, преграждающие вход на улицы, а более для ограничения выхода жителей города-призрака в мир светлый и свободный.

        Непрерывная симфония звуков сводного оркестра поезда и тоннеля подземки вместе со светомузыкой подземелья окрасили воспоминания о городе-призраке из не далекого прошлого страны новыми красками. Получив новый всплеск эмоций, сознание юноши продолжило неторопливые размышления.

       "Отчего, такая красивая и богатая земля, всю свою многовековую историю, за редкими и непродолжительными исключениями, доставалась в управление и пользование злобным и неполноценным правителям, лишенных элементарных человеческих качеств, имеющихся в сознании каждого рядового жителя?" - Влад и сам удивился глубине рассуждений, заполнявших свободное утром пространство его извилин.

       Но молодой мозг, начав свою работу, не желал успокаиваться:  "Все они  вместе, но каждый порознь, своим недалеким умом и липкими руками, веками вели и ведут страну, меняя ей флаги и названия, как пиратский корабль-призрак с экипажем достойных моряков, на рифы и скалы. Опытный экипаж, умело, в последний момент и неимоверными усилиями, то и дело, отворачивают нос скитальца во тьме истории от гибели, делая это бесцельно, скорее, из чувства самосохранения, нежели ведая о конечной цели своего путешествия. Весь в лохмотьях обветшалых парусов, украшенный разноцветьем флагов всех мастей от капитанов разнообразных, с мачтами из обломков, связанных обрывками прогнивших канатов, с зияющими дырами в палубе, этот корабль-держава обречен заодно с экипажем-народом плыть далее и далее: неведомо куда и зачем" - не на шутку разыгралась воображение юного философа и мыслителя.

         Взглянув на часы, Влад очнулся от глубоких по сути, но мрачных по настроению, размышлений, и едва сдерживая нарастающее раздражение, поймал себя на мысли о том, что еще одно опоздание на «пару» заострит и без того сложные отношения с лектором. Ноги произвольно вывели на эскалатор станции, не имеющей ничего общего с расположением института, в котором молодой человек пытался постигать научные основы современного технического прогресса уже четвертый год. На душе было тревожно и сладостно одновременно.

         Всему виной был месяц март. Волнительный, сияющий, манящий, пьянящий. Это он будоражил душу, лишая привычного покоя, неведомо от чего и зачем. И еще это солнце. Весеннее, долгожданное, по-матерински ласковое и нежное. Оно везде: на свежих невинных листочках дерева, на влажном от дождя тротуаре, на свежевыкрашенной лавочке парковой аллеи. И на лице, бледном после зимы, остывшем без девичьих пытливых  взглядов из-под ресниц, что кокетливо прикрывают  глаза, полные неги и желания, оценивающих и манящих. Оно греет тело, совращая душу, наполняя лукавыми сомнениями и ожиданиями. От его лучей никуда не деться - они как рентген: проницательны и губительны.

        Ну вот, опять не хватило нескольких минут, которые позволили бы не унижаться, стоя  перед тихо прикрытой за спиной дверью, ожидая приговора злорадной студенческой аудитории под предводительством преподавателя - главы «инквизиции», карающей за малейшее нарушение порядка и дисциплины.