Ференц Шанта - Пятая печать Страница 10

— Вот как надо клозеты чистить! — заметил книготорговец.

— Короче говоря, — продолжал Ковач, — привезли меня в полицию, потому как женщина оказалась не то карманной воровкой, не то взломщицей, не то еще кем, а эти верзилы — сыщиками, на той улочке ее как раз и зацапали! «И какого черта вам во все обязательно влезть надо, олух вы этакий? — спрашивает меня потом тот сыщик, что по зубам съездил. — Чего вы суете нос в дела, которые вас не касаются?» Ну, вот и вся история… А ведь меня всегда учили — и в бойскаутах, и в конгрегации, и везде: если можешь, помоги! Хорошо же мы выглядим, доложу я вам… И что после этого делать прикажете?

— Очень просто! — объяснил книготорговец. — Как в армии! Раз не твое дело, помалкивай!

— Очень правильно вы только что сказали, коллега Бела: ежели мир велит вылизать пол, значит, нужно вылизать — и дело с концом! Рядовой — цыц! Зажмурь глаза, заткни уши. Командуют здесь они, люди их круга! А вот что мы думаем — уже наше дело, в мысли не заглянешь. Хотя бы это нам остается! Разве не так?

Фотограф разгладил перед собой скатерть и, водя по узору указательным пальцем, заговорил:

— А я… я вот что скажу, — и он снова покраснел, как краснел всякий раз, начиная говорить, — я скажу: даже если и в десятый раз с таким делом столкнешься, надо и в десятый раз вмешаться! Это, если угодно, человеческий долг. И если мы уклонимся — то как же нам себя уважать?

— О-хо-хо!.. — вздохнул Кирай. — Да вы, как видно, из неисправимых.

Ковач повернулся к Дюрице:

— А вы что на все это скажете, господин Дюрица?

— А я только удивлюсь, — ответил Дюрица, — как это у вас животы от скуки не подводит!

Книготорговец поднял стакан:

— Ну, конечно… Если бы разговор шел о несовершеннолетних девочках, господин мастер не строил бы такую кислую мину!

— Вы так полагаете? — взглянул на него Дюрица.

— Да, полагаю, дорогой друг!

Дюрица перевел взгляд на Ковача и погрозил указательным пальцем:

— Остерегайтесь людей, которые любят говорить «дорогой друг»! Это у них не от искренности, а от двоедушия!

— Да, я так полагаю! — повторил книготорговец. — И если вы еще не потеряли обоняния, то выкиньте, немедленно выкиньте гадость, которую держите, иначе я уйду!..

Дюрица, пока шел разговор, вынул из нагрудного кармашка старенький картонный мундштук и, два-три раза дунув в него, принялся старательно заправлять внутрь кончик сигареты. Такого рода мундштуки продавались в киосках за три-четыре филлера и вполне себя оправдывали — после нескольких сигарет, пока карман или бумажник не успел провонять, их в отличие от других мундштуков не жалко было выбросить. И когда Дюрица продул свой мундштучок, вокруг распространился запах табачного пепла, зловонный до неприличия. Мундштук был явно старый, хотя внимательный взгляд мог заметить на нем следы тщательной чистки.

— Вам и это не нравится? — поднял сонный взгляд Дюрица, и тут же, слегка скрутив сигарету, вставил ее в мундштук.

— И как вообще человек с приличным заработком может так долго таскать с собой подобную мерзость? Объясните мне это наконец!

— Могу одно сказать: не нравится, не смотрите. Какое вам, собственно, до этого дело?

Подняв взгляд на книготорговца, Дюрица спросил:

— Вы, кажется, что-то сказали?

— Поступайте, как хотите, — махнув рукой, Кирай повернулся на стуле. Взял из хозяйской пачки «Дарлинг».

— Позволите, коллега Бела?

— Само собой… Угощайтесь! Все угощайтесь, — пригласил хозяин кабачка, пуская пачку по кругу. — А что касается мундштука господина Дюрицы, то… короче — как с ним быть?

— Если бы он хоть из вишневого дерева был или там из янтаря! Но целую жизнь протаскать такую дешевку?!

Ну и вкус у вас, ничего не скажешь! Да разорвите вы его или выбросьте, и воздастся вам: я завтра же принесу вместо него мундштук из янтаря, клянусь богом, принесу, только выбросьте это к черту!

— Не убивайте своего лучшего друга, господин Кирай! — заметил хозяин кабачка. — Может, господин Дюрица и впрямь хочет пользоваться им всю жизнь?

Дюрица вскинул брови, бросил на говорившего насмешливый, но доброжелательный взгляд и, с поразительной точностью подражая голосу книготорговца, сказал:

— А что, если и в самом деле хочу? Но все-таки, чтобы доставить радость вашему дорогому эйропейскому другу, я обещаю в свой смертный час разломить эту штуку пополам! — При этих словах он указал на мундштук и, все так же подражая голосу книготорговца, продолжал: — Вы довольны, дорогой друг?

Все, кроме книготорговца, расхохотались. И только фотограф сидел, погруженный в свои думы, и на его худом, бледном лице по-прежнему проступал багрянец.

Дюрица закурил. Сонливости на его лице как не бывало, хотя взгляд оставался все еще ленивым, как и движения, когда он нагнулся вперед. Не приглашая остальных, залпом выпил свой стакан, не спеша поставил его на стол и обратился к столяру:

— Итак… что я на все это могу сказать? Вы об этом хотели узнать, сударь?

— Да, да, — с готовностью подтвердил Ковач.

— Так вот, я хотел сказать, что было бы неплохо, если бы коллега Бела предложил нам еще немного вина! Со своей стороны я хочу кончить обычной шипучкой, если вы, коллега Бела, ничего не имеете против…

Коллега Бела поднялся. Составил вместе пустые стаканы, выжидающе посмотрел на фотографа, у которого оставалось вина всего на палец.

— Стало быть, славный ужин будет у вас сегодня, господин Кирай! — сказал столяр, отгоняя ладонью дым «Дарлинга». — Однако вы не кончили про грудинку. Вы сами готовите или жена?

— Разумеется, готовлю я, как уже было сказано… Стало быть, когда шпиговка закончена, вы берете определенное количество начинки, вернее, прежде вы должны ее приготовить…

Фотограф накрыл свой стакан ладонью:

— Благодарствую, нет… Вы так любезно пригласили меня к своему столу, но мне уже нора, только вот докурю сигарету. Право, это было очень любезно с вашей стороны…

— Пожалуйста! — сказал коллега Бела и, распрямляя затекшие ноги, направился к стойке за традиционной порцией шипучки — газированного вина для всей компании.

Читатель уже, конечно, в курсе того, что, несмотря на обращения вроде «господин Ковач», «сударь», «дорогой друг», на частые и разнообразные выражения учтивости вроде «с вашего позволения», «разрешите обратить ваше внимание» и им подобные, — несмотря, стало быть, на все это, перед нами компания, где все давно уже знают друг друга. Учитывая психологию людей того склада, о которых рассказывается в нашей истории, познакомившись с их привычками и повадками, вы сможете уяснить себе, что за такими манерами на самом деле скрывается глубокая взаимная привязанность, любовь и уважение. Подобные выражения, для постороннего наблюдателя звучащие столь забавно, внутри определенного общественного слоя представляют собой своеобразный стиль общения. Если бы нам случайно довелось сопровождать Кирая во время дружеского визита, например, к столяру, мы могли бы услышать, как он здоровается с хозяйкой дома: «О-о, целую ручки, милостивая государыня, не лишайте меня удовольствия еще раз облобызать вашу лапку!»… На что женщина в ответ: «О господин Кирай. Человек вечно лучшего жаждет, как я погляжу». И самое необычное — что разговор идет в шутливых полутонах. Отсюда можно сделать вывод, что мы имеем дело не с чем иным, как со стыдливым и в то же время ироническим подражанием культурным ценностям, заимствованным у элиты. И это поведение настолько обязательно, что пренебрегать им или просто не владеть его формами — значит носить на лбу неизгладимое клеймо чужака. Все это мы сочли нужным отметить, чтобы укрепить читателя в его мнении, уже сложившемся в ходе предшествующего рассказа: речь действительно идет о гражданах, исполненных взаимного уважения и готовых поделиться друг с другом своими радостями и горестями, о людях, которых читатель уже имел счастье знать но бесчисленным творениям литературы. Но можно ли сказать, что они знакомы нам до конца? И раз к слову пришлось, давайте сразу же добавим: не существует людей менее свободных и более связанных, чем писатель. Он не может идти на уступки в вопросах верности, не рискуя изменить самому себе. И если мы будем и дальше следить за беседой нескольких человек, то это совершенно сознательно — и как выяснится в конце, абсолютно необходимо — делается во имя верности.

— Приготовление начинки так же важно, как и шпиговка! — продолжал книготорговец. — Не знаю, как другие — ведь сколько семей, столько и обычаев! — а я готовлю так: прежде всего беру яйцо, круглую булочку, жир, петрушку, зелень и все остальное, но самое главное дальше… Попробуйте как-нибудь, господин Ковач! Дальше берем салями зимнюю, нарезанную мелкими, я бы сказал мельчайшими, кусочками, почти фарш! Вы поняли? Зимнюю салями! Именно так, как я сказал! Это вам небось и в голову не приходило, а?