Ольга Смецкая - Украденная память Страница 10

– Спасибо, намного лучше... – пробормотала Таня. У нее екнуло сердце. С некоторых пор в присутствии Владимира Алексеевича она испытывала непонятное, смутное волнение. – А где Нина? – спросила Таня севшим голосом, пытаясь скрыть свое смущение.

– Нинуля-то? Нинуля выходная. – Кречетов намазал хлеб маслом, положил сверху кусок сыра и протянул Тане. Улыбнулся. – Вы ешьте, ешьте. Вам сил набираться надо.

Таня вежливо поблагодарила и впилась зубами в предложенный бутерброд. Доев и выпив чай, на Танин вкус излишне сладкий, она принялась украдкой разглядывать Кречетова. Доктор с головой погрузился в какие-то свои записи и, казалось, забыл обо всем на свете.

Блестящие темные волосы, чистый высокий лоб, насмешливые глаза, четко очерченный рот, волевой подбородок с трогательной ямочкой посередине.

Таня перевела взгляд на его руки. Тонкие длинные пальцы, аккуратно подстриженные ногти, узкие ладони. На правом безымянном – изящный перстень из белого золота с агатом – истинно мужским камнем. Обручальное кольцо? Или дань моде? На левом запястье – неброские, но явно дорогие часы. Руки артиста или музыканта. Таня вдруг представила, как эти руки касаются ее губ, бедер, груди... Кожа моментально покрылась мурашками... Таня поспешно отвела взгляд.

«Господи! О чем я думаю!» – Кровь бросилась в голову, она почувствовала, как заполыхали щеки.

– Вы напоминаете доктора Росса из «Скорой помощи», – сглотнув, проговорила Таня. Просто чтобы что-то сказать. – Из моего любимого сериала...

– Ну-ка, ну-ка... – оживился Кречетов, отрываясь от блокнота. – С этого места, пожалуйста, поподробнее.

– Что поподробнее? – не поняла Таня и еще больше покраснела. – Про... Дага Росса?

– Про него мне, конечно, тоже очень интересно, – расхохотался Владимир Алексеевич, – но сейчас меня волнует другое. Вы уже знаете, что память человеческая – плохо поддающаяся изучению, а уж тем более лечению область. Наука не в силах объяснить, почему блокируется доступ сознания к определенным участкам мозга. Патологий памяти – великое множество. Я не собираюсь утомлять вас специальной терминологией, остановлюсь лишь на психогенной амнезии, при которой внезапно утрачивается память на события, как правило, личностного характера. Объем забытого материала варьируется в широких пределах, иногда он незначителен, а иногда, как в вашем случае – случае глубокой амнезии, – охватывает всю жизнь человека. Неизвестно, стирается ли информация из памяти полностью или же, говоря компьютерным языком, отправляется на время в «корзину» и впоследствии подлежит восстановлению. Так вот. – Кречетов внимательно, без тени улыбки посмотрел на Таню. – Только что на наших с вами глазах произошло маленькое чудо. Вы кое-что вспомнили. Причем это кое-что относится конкретно к вам, к вашей прежней личности.

– Вы думаете... – прошептала Таня. – Думаете, что память ко мне вернулась?

– Конечно, пока нет. Но уже наметились кое-какие сдвиги, налицо – положительная динамика. Главное, чтобы не произошло рефрейминга, то есть переформирования личности. – Кречетов кинул взгляд на часы и присвистнул: – Ого, сколько натикало! Увы, пора бежать. – Он провел рукой по Таниным волосам, пожал ее влажную ладонь и подмигнул: – Кстати, Танечка, вы прелестно выглядите. Похорошели, так держать!

– Похорошела! – счастливо рассмеялась Таня, когда Кречетов, подхватив опустевший поднос, удалился. Дотронулась до заметно отросшего ежика на голове, коснулась пальцами губ. Похорошела! Боже, какое чудесное слово. Тане захотелось поскорее посмотреть на себя, но в маленькой, тесной комнате не нашлось места для зеркала. Не было его и в примыкающем к палате туалете с крошечной душевой кабиной. «Надо будет попросить Сергея или Валентину Васильевну принести», – подумала Таня. При мысли о «родственниках» на душе стало неуютно.

Она легко поднялась с кровати. Таня действительно чувствовала себя значительно лучше. Да что там! Просто отлично. Ее переполняла энергия, мышцы требовали движения, нагрузки. Она встала на цыпочки и, подняв руки, потянулась вверх. Прекрасное упражнение для позвоночника. Потом плавно опустила корпус вниз, округлив спину. С радостью отметила, что ставшая уже привычной слабость отступила. Покружилась по комнате, насколько позволяло помещение, и застыла. Наволочка на подушке была покрыта странными черными разводами. Таня послюнявила кончик пальца и потерла въевшееся в ткань пятно. Без толку. Удивительно. Таня готова была поклясться, что вчера этих пятен не было. Белье ей не меняли. Откуда же они взялись?

Открылась дверь, и вместе с потоком прохладного свежего воздуха – видимо, в коридоре было открыто окно – в палату ввалился муж Сергей.

– Привет, малыш, – ткнулся он сухими шершавыми губами в ухо. Наверное, хотел попасть в щеку, но Таня вовремя отклонилась. – Как дела?

– Нормально, – пожала она плечами. Замолчала. Говорить было совершенно не о чем.

Сергей тоже не находил общей темы для разговора. Он пристроился на стуле, на котором недавно сидел Кречетов. Тане стало неприятно. Она встала и подошла к окну.

– Ты зачем вскочила? – буркнул Сергей. – Ложись давай.

– Не хочу. Надоело. Вообще думаю, меня скоро выпишут, – зачем-то сказала Таня.

– С чего это ты решила? – насторожился муж.

– А ко мне память возвращается! – выпалила она и осеклась. Сергей заметно побледнел, в глубоко посаженных глазах мелькнул страх. Интересно, чего он так испугался?

Глава 14

Катя застегнула молнию на сумке и еще раз горячо поблагодарила коллег.

– Спасибо большое за поздравления. Я, правда, очень тронута. – На глаза навернулись слезы.

Придя утром на работу, Катя обнаружила на своем столе большой букет белоснежных хризантем и красиво упакованный торт. Ржевская с Агафоновой, взявшись за руки, проскандировали хором: «Хэппи бездэй ту ю, хэппи бездэй ту ю» – и кинулись целоваться.

Катя была потрясена. Откуда? Откуда они могли знать про ее день рождения? А потом вспомнила, как когда-то давно, еще весной, говорила Мабель о том, что родилась в канун 55-летия Великой Октябрьской Социалистической революции – 6 ноября 1972 года.

Потом пили чай с вкуснейшим тортом и мясной кулебякой – Ржевская испекла ее специально для Кати.

Катя давно не чувствовала себя так хорошо. Она вдруг отчетливо поняла, что в ее жизни наступил переломный момент. Как будто зная о его приближении, утром Катя решительно отбросила в сторону бесформенный свитер и вылинявшие джинсы. Достала стильный брючный костюм, без дела провисевший в шкафу все эти годы. Костюм был совершенно новый, Катя так и не успела его ни разу надеть. Вымыла голову и уложила волосы. Сделала легкий макияж...

Подумала и натянула материнский подарок – темно-рыжую канадскую красавицу.

Ее усилия не пропали даром. Зинаида Васильевна – вахтерша на служебном входе – строго спросила:

– А вы, девушка, к кому? – Не узнала...

– Ты, Катюша, беги домой, беги, – засуетилась Ржевская, посмотрев на часы. – К тебе же гости придут, не успеешь приготовить.

«Гости», – усмехнулась про себя Катя. Когда-то, в прошлой жизни, в их с Костей просторной квартире часто собирались шумные компании. Но все это осталось в прошлом. Сегодня же она ждала только мать с Ник Ником. Настоящих друзей у Кати никогда не было, а приятели как-то сами собой исчезли с горизонта после того, как не стало Кости.

Катя заранее отпросилась у Ржевской с вечернего спектакля. Она вышла на улицу и поежилась. Холодные лучи осеннего солнца больно ударили по глазам. Ледяной ветер вцепился в лицо. Катя бросилась к метро. Бежать было трудно. Она отвыкла от высоких каблуков и теперь проклинала себя за то, что именно сегодня решила изменить имидж.

Наконец Катя спустилась в подземку. Поток теплого воздуха окатил ее с головы до ног, кожу защипало, словно Катя столкнулась с ежом. Поезда давно не было, и на платформе скопилось изрядное количество народа. Потирая обветренные щеки, Катя протиснулась сквозь толпу. Где-то вдали, в пасти тоннеля утробно загудел приближающийся состав. Катя продвинулась ближе к краю платформы, в надежде попасть в вагон одной из первых. Она много лет ездила этим маршрутом и остановилась как раз напротив предполагаемой двери в предпоследний вагон. Из черного провала тоннеля вырвался мощный сноп света, и в этот момент Катя вдруг почувствовала непреодолимое желание нырнуть вниз, на рельсы, тускло блестевшие в полумраке. Как будто кто-то шепнул ей: иди, не бойся, и легонько подтолкнул в спину. Еще чуть-чуть, бормотал этот кто-то, и все бессмысленные земные мучения закончатся, ты встретишься с Костей, с Косточкой и обретешь наконец покой. Катя качнулась, выбросив вперед правую руку. Букет белых хризантем, заботливо укутанный Мабель Павловной в полиэтиленовый пакет, выскользнул из ослабевших пальцев и с глухим стуком шлепнулся на шпалы.