Харуки Мураками - Медленной шлюпкой в Китай Страница 10

Я не знал, о чем заговорить, поэтому просто сидел напротив и улыбался в ответ.

— Вы так похожи на одного моего знакомого.

— Вот как? — удивился я.

Так я в студенчестве сам девчонок прибалтывал. Только не похоже, чтобы она пользовалась такими уловками.

— И лицом, и со спины, и выражением лица, и манерой речи — все на удивление совпадает. Я наблюдала за вами с тех пор, как вы сюда пришли.

— Интересно было бы с ним встретиться, раз уж мы так похожи, — ответил я. И эту фразу я где-то уже слышал.

— Правда?

— Да, немного даже страшно.

Ее улыбка на мгновенье стала глубже — и опять вернулась на место.

— Невозможно. Он умер лет пять назад. Было ему тогда, примерно как вам сейчас.

— Вот как?

— Я его убила.

Фортепьянное трио закончило отделение, удостоившись лишь редких аплодисментов.

— Вижу, разговор у вас складывается, — сказала подошедшая к нам хостесса.

— Да.

— Вот уже да, — подхватила моя собеседница.

— Можете заказать мелодию, — сказала хостесса.

— Нет, спасибо. Достаточно того, что играют. А вам?

— Мне тоже.

Хостесса улыбнулась и перешла к другому столу.

— Любите музыку? — спросила моя новая знакомая.

— Если она хороша и звучит в хорошем мире.

— В хорошем мире нет хорошей музыки. Воздух в хорошем мире не колеблется.

— Вот как?

— Видели фильм, где Уоррен Битти играл пианиста из ночного клуба?

— Нет, не видел.

— А Элизабет Тэйлор приходит в этот клуб, вся такая бедная и трагичная.

— А-а.

— Так вот, Уоррен Битти спрашивает Элизабет Тэйлор, что ей сыграть?

— Ну и как, — спросил я, — что-нибудь заказала?

— Не помню. Фильм очень старый[10]. — Сверкая кольцами, она пила виски с содовой. — Нет, только не на заказ. Жуткое настроение. Как с книгой, взятой в библиотеке, — не успеешь начать, а уже думаешь о концовке.

Она взяла сигарету, я чиркнул спичкой.

— Итак, — сказала она, — мы говорили о сильно похожем на вас человеке.

— Как вы его убили?

— Засунула в пчелиный улей.

— Врете.

— Вру, — созналась она. Вместо вздоха я отхлебнул виски.

— Разумеется, убийство не противозаконное, — сказала она. — И при этом — не нравственное.

— Не противозаконное, не нравственное... — Настроения не было. Я попробовал все это обобщить. — Но убили же его вы?

— Да, — весело согласилась она. — Очень похожего на вас человека.

Группа заиграла мелодию. Такую старую, что я даже не смог вспомнить названия.

— Потребовалось меньше пяти секунд, — продолжала она, — чтобы убить.

Повисла тишина. Казалось, моя новая знакомая этой тишиной наслаждается.

— Приходилось думать о свободе? — спросила она

— Иногда. А почему вас это интересует?

— Можете нарисовать маргаритку?

— Пожалуй... Совсем как тест на интеллект?

— Близко к тому. — И она рассмеялась.

— Ну и как, я прошел?

— Да, — ответила она.

— Спасибо.

Группа заиграла «Огонек светлячка».

— Без пяти двенадцать, — взглянув на золотые часики в кулоне, сказала она. — Я очень люблю эту мелодию, а вы?

— Мне больше нравится «Мой дом на перевале». Всякие козочки, бизоны.

Она еще раз весело рассмеялась.

— Было приятно с вами поговорить. До свидания.

— До свидания, — попрощался и я.

Для экономии воздуха выключили ручные фонари, и вокруг все поглотил мрак. Никто не говорил. Лишь звенели в темноте капли, падавшие с потолка раз в пять секунд.

— Старайтесь не дышать. Воздуха осталось мало, — сказал пожилой шахтер. Тихо сказал. Но порода над головами все равно просела.

Шахтеры сгрудились в темноте, напрягли слух, ожидая услышать хоть что-нибудь. Стук кирки, звук жизни.

Они ждали так уже несколько часов. Мрак постепенно растворял реальность. Казалось, что все это произошло давным-давно в какой-то далекой стране — или же произойдет в будущем, в неком далеком мире.

Старайтесь не дышать. Воздуха осталось мало.

Снаружи люди, разумеется, продолжали рыть тоннель. Ну чем не сцена из фильма?

Март 1981 г.

Кенгуриное коммюнике

Эй, привет!

Сегодня сходил в местный зоопарк посмотреть кенгуру. Зоопарк небольшой, но в нем собраны всякие животные, от гориллы до слона. Хотя если ты поклонница ламы или муравьеда, лучше туда не ходить. В том зоопарке нет ни ламы, ни муравьеда. Нет также косуль и гиен. Нет даже леопарда.

Зато вместо них есть четыре кенгуру.

Один из них — детеныш, родился пару месяцев назад. Один самец и две самки. Как распределяются роли в их семье, даже представить себе не могу.

Каждый раз, когда я смотрю на кенгуру, меня мучает странный вопрос: каково им в их шкуре? Зачем они скачут по этой дурацкой Австралии? Зачем их убивает неуклюжий обрубок — бумеранг?

Мне это неведомо.

Но это ладно. Не проблема — пустяки.

Как бы там ни было, наблюдая за кенгуру, я решил послать тебе письмо.

Ты вполне можешь удивиться, почему при обозрении кенгуру у меня возникло желание послать письмо. И, в конце концов, какая между мною и кенгуру связь. Но ты даже не думай об этом. Пустяки.

Кенгуру — это кенгуру, а ты — это ты.

Вот что это значит.

Между тобой и кенгуру существуют тридцать шесть еле заметных ступеней, преодолевая которые в определенном порядке, я добрался до тебя. Только и всего. Думаю, ты вряд ли поймешь, если я начну разъяснять тебе все эти ступени, тем более что я сам помню их весьма смутно.

Их же целых 36!

Ошибись я хоть на одной, не видать тебе этого письма. Я мог бы, к примеру, запрыгнуть на спину огромного кашалота где-нибудь в морях Антарктиды. А то и поджечь табачную лавку по соседству.

Однако, увлекаемый тридцатью шестью случайными наслоениями, я отправляю тебе письмо.

Странно, да?

О'кей, начну с того, что представлюсь.

Мне двадцать шесть. Работаю в отделе контроля товаров в универмаге. Это, как ты можешь легко себе представить, жутко скучная работа. Первым делом мы проверяем, нет ли проблем с товарами, которые решил приобрести отдел закупок. Это необходимо для предотвращения «нежелательного сближения» отдела закупок с отдельными производителями. На самом деле — сплошная халтура: судача на разные темы, нужно просто потянуть кожу на обуви или съесть несколько печенюшек... Что-то вроде того. Это и есть контроль товаров. Кроме того, на нас возложена еще одна работа — разбор жалоб покупателей. Например, едва купленные чулки одновременно пустили стрелы, или заводной мишка перестал работать после первого же падения на пол, бросили в стирку халат а он сел на четверть. В таком вот духе.

Тебе вряд ли известно, но таких жалоб до чертиков много. Так много, что четверо работников едва успевают их разгребать. Попадаются среди них справедливые, но немало и нелепых. При этом разобраться порой бывает трудно как с одними, так и с другими.

Мы для удобства делим их на три категории — «А», «Б», «В». В центре комнаты стоят три большие коробки, куда мы сортируем письма. И называется этот процесс «трехступенчатой оценкой разумности». Но это, конечно, производственная шутка. Не обращай внимания.

Так вот, поясню все три категории:

(А) Справедливые жалобы. Те случаи, когда магазин должен взять всю ответственность на себя. Мы покупаем коробку конфет, идем к клиенту и заменяем ему товар на новый.

(Б) Морально, с точки зрения торговых принципов и по закону, мы не должны нести ответственность, но для сохранения лица заведения и предотвращения ненужных проблем предпринимаем соответствующие меры.

(В) Явная вина клиента. Мы объясняем ситуацию и просим взять вещь обратно.

Мы долго обсуждали твою жалобу, присланную несколько дней назад, и пришли к выводу, что она должна быть классифицирована рангом «В». Причиной тому — здесь слушай очень внимательно:

1) Однажды купленная вполне качественная пластинка —

2) к тому же, больше недели назад —

3) без предъявления чека о продаже

обмену не подлежит. Поезжай хоть на край света — не подлежит.

Понимаешь, о чем я?

На этом конец моему объяснению.

Жалобу — отклонить!

Но если рассмотреть ее не с точки зрения торговли — что я, по правде, делаю очень часто, — то лично я очень тебе сочувствую. Еще бы, перепутать Брамса с Малером. Нет, я не вру. Именно поэтому я и шлю тебе не просто канцелярское извещение, а вот такое, в каком-то смысле дружеское послание.

По правде говоря, всю эту неделю я несколько раз порывался написать тебе письмо. «Прости, но по торговым соображениям заменить тебе пластинку я не могу. Однако нечто в твоем письме затронуло мою душу. Что касается меня... бла-бла-бла». Вот такое письмо. Но толком ничего не вышло. Писать письма я умею неплохо, но сажусь писать тебе — и нужные слова как назло куда-то пропадают. А в голову лезут совсем неуместные. Странно.