Сюсаку Эндо - Скандал Страница 10

Вдруг припомнились слова, сказанные Нарусэ: «Секс раскрывает самое потаенное в человеке, то, о чем он порой сам не догадывается».

Секс, раскрывающий самое потаенное… Однако в этом районе с сексом обращались легкомысленно и бесцеремонно. Из всех закоулков разило тоской, точно стены домов, тротуары, столбы пропитались перегаром прошедшей накануне пьяной оргии. Секс здесь ничего не таил, секс, продающийся здесь по дешевке, не имел ничего общего с сексом, о котором говорила Нарусэ.

Показался Куримото, недовольно нахмурившийся.

– Сплошные притоны… Теперь понятно, что такое Сакура-дори!

Окончивший теологическое отделение университета и увлекающийся игрой на старинном барабане юноша, видимо, впервые оказался на этой улице. Его лоб от напряжения покрылся испариной.

– Давай прогуляемся, – предложил Сугуро, – может, встретим моего «самозванца».

Он сделал ударение на «самозванце», но Куримото промолчал…

Вышли на улицу, соединяющую Ясукуни-дори и Ханадзоно-дори. Несмотря на то, что еще не наступил вечер, здесь закладывало уши от шума, на каждом шагу стояли люди, обвешанные яркими афишами, вопили зазывалы, раздавая проходящим рекламные листки. Но читать их не было необходимости: о специфике заведений возвещали тянущиеся одна за другой вывески: «Пип-шоу», «Индивидуальный массаж», «Модный массаж», «Индивидуальное ателье»… Встречались и совсем диковинные: «Специальный бокс», «Специальный прорестлинг».

– Что бы это значило? – пробормотал Сугуро.

– Голые женщины дерутся на потеху публике, – ответил Куримото с брезгливостью на лице. И было непонятно, относилась ли его брезгливость к этим притонам или к Сугуро.

После разговора с Кано Сугуро начало казаться, что Куримото стал с ним как-то холоден. Как человек серьезный и искренний, Куримото был склонен верить всему, что ему говорили. М., который вместе с Кано был той ночью на станции «Синдзюку», работал в том же издательстве, поэтому наверняка Куримото слышал об этом происшествии. Если даже Кано засомневался, что уж говорить о юном Куримото! Недаром, посещая Сугуро, он теперь всячески старался избегать этой скользкой темы.

Когда они дошли до середины Сакура-дори, к ним подскочил человечек, наряженный под Чарли Чаплина, с картонками на спине и груди. Улыбаясь щербатым ртом, он заговорил фамильярно с Сугуро:

– Давненько вы у нас не были!

На картонках было написано: «Дворец удовольствий, секс на любой вкус». От тщедушной фигуры и испитого лица человечка несло нищетой, так же как и от напяленного на него потертого фрака с длинными фалдами.

– Заходили к нам?

На мгновение Сугуро растерялся, затем, незаметно дернув Куримото за рукав, спросил дрогнувшим голосом:

– Куда именно?

– Как будто не знаете! Разумеется, к Намико.

– Еще нет.

Человечек вновь расплылся в улыбке:

– Если ищете Намико, она в кафе.

– В каком кафе?

– Вон в том, где же еще ей быть?

Качнув головой, он показал на кафе, расположенное наискосок.

– Спасибо. – Сугуро достал из бумажника тысячу иен и сунул человечку.

– Всегда рады услужить. Намико обливалась слезами, думая, что вы уже не придете!

Сугуро быстро пошел, точно спасаясь бегством.

– Видимо, и впрямь очень похож на меня этот самозванец, – сказал он, словно оправдываясь, – даже этот тип обознался.

Куримото промолчал.

Было еще светло, но в кафе уже зажгли фонари, и несколько посетителей жадно ели горячую лапшу. Найти женщину, о которой говорил «Чарли Чаплин», не составило труда. Лет двадцати семи, с грубой, нездорового цвета кожей, она оторвала глаза от журнала, удивленно уставилась на Сугуро и сказала, слащаво растягивая слова:

– Что это вы в такую рань?

– Вы Намико? – спросил Сугуро тихо, чтобы никто вокруг не услышал.

– Шутите? Намико давно вернулась в заведение. Неужели не узнаете, я – Ханаэ. – В глазах мелькнуло подозрение. – Вы же господин Сугуро?

– Да, но…

– Как же вы могли спутать меня с Намико?

– Как вы насчет суси? Составите нам компанию? – предложил Сугуро.

– Суси? Я уже сделала заказ здесь.

– Я угощаю.

Она подхватила лежавшую рядом сумочку «Гуччи», скорее всего, подделку.

Вошли в ближайший ресторан, где подавали суси, сели, но женщина, назвавшаяся Ханаэ, продолжала некоторое время с подозрением изучать Сугуро и Куримото.

– Что-то случилось? – наконец спросила она.

– Нет, ничего особенного.

– Вы действительно господин Сугуро?

– Нет? Не может быть! Одно лицо! Так вы это или нет?

– Я настоящий Сугуро. А ваш завсегдатай – это не я.

– Вы близнецы?

– Даже не братья. Я вообще еще ни разу не встречался с этим человеком.

– Ничего себе! Жуть! – Ханаэ посмотрела на Сугуро с неподдельным ужасом. – Весь аппетит пропал. Я, пожалуй, пойду.

– Нет, постойте, мы не доставим вам неприятностей. – Куримото удержал поднявшуюся было Ханаэ.

– Всего на пару минут, – подхватил Сугуро. – Расскажите, что вам известно о том человеке?

– Вы журналисты?

– Да нет же. Я сказал вам, я Сугуро, писатель. А тот, другой, – самозванец.

– Что за история!

– Излишне объяснять, в каком я затруднении. Какой-то похожий на меня человек ходит здесь, выдавая себя за меня, мелет всякий вздор…

По всей видимости, Ханаэ немного успокоилась. Воспользовавшись моментом, Куримото заказал сакэ.

– Ну ладно, пусть будет по-вашему, тот человек не вы. Но, правда, очень похож. Одно лицо.

– Вы хорошо его знаете?

– Конечно, он же часто захаживает в наши ясли.

– Ясли?

– Наша специализация. Игра в грудных младенцев.

– Игра в грудных младенцев?

– Разве не знаете? Об этом и в журналах писали, и по телевизору показывали. – Ханаэ посмотрела на Сугуро снисходительно. – Клиент принимает на себя роль грудного младенца… Неужели не видели в журналах фотографий – в подгузниках, с соской во рту?

– Дети?

– Да нет же! Взрослые мужики. Играют с детскими игрушками.

– Зачем?

– Откуда я знаю зачем! Наверно, некоторых мужчин тянет вернуться назад, в младенческое состояние. По крайней мере так говорят клиенты. За этим они и приходят в наши ясли.

– И что это за люди?

– В большинстве своем – солидные господа. Врачи, депутаты парламента…

Сказав о депутатах парламента, Ханаэ, точно вспомнив что-то смешное, наморщила нос и захихикала. Должно быть, вспомнила какого-нибудь депутата в подгузниках и с соской во рту. Продолжая хихикать, она закурила сигарету.

Куримото с отвращением отвел глаза. Видимо, тоже представил старика, похожего на Сугуро, в таком шутовском наряде. Догадавшись, о чем думает Куримото, Сугуро почувствовал унижение, ему стало стыдно.

– Этот самозванец… – заговорил он, прервав молчание, – тоже вас посещает?

– Господин Сугуро?

– Он это не я! – в сердцах выкрикнул Сугуро.

– Ну хорошо, не сердитесь; тот человек? Много раз приходил. Его Намико обслуживала. Правда, она жаловалась, что он очень привередливый, – изящным жестом она щелкнула дешевой зажигалкой.

– Чем же он не доволен?

– Возмущается, что, мол, в его время не было бумажных памперсов. И игрушки, видите ли, не такие, как были раньше… Постоянно ко всему придирается.

– И он действительно вживается в роль грудного младенца?

– Как и все наши клиенты, но этот – просто блаженствует. – Ханаэ прикрыла глаза, изображая на лице блаженство. Лицо малыша, безмятежно уснувшего на руках матери.

Сугуро вспомнил свой кабинет. Даже в дневное время погруженный в полумрак. Обстановка, отвечающая его подспудному желанию вернуться в утробу матери. Есть ли какая-то разница? В глубине человеческой души – потемки, о которых он сам не подозревает.

– Этот ваш клиент – извращенец! – процедил Куримото.

– Все мужики одинаковые. Если уж такие известные люди приходят к нам, чтобы побыть сосунками…

– И сколько стоит это удовольствие?

– Тридцать тысяч иен за два часа.

– Ого!

– У нас еще дешево. В Роппонги берут пятьдесят тысяч.

– Вы знаете что-нибудь еще об этом человеке?

– Почти ничего. Правда, один раз он водил меня в гостиницу. Но чаще всего с ним Намико…

– Ну же, рассказывайте! – продолжал наседать Сугуро: он хотел во что бы то ни стало доказать Куримото, что этот человек – не он.

Вдруг Ханаэ вновь спросила:

– А вы правда не он?

– Нет.

– Ну, если так, расскажу, но… этот человек… человек, похожий на вас, кажется, и в самом деле ненормальный.

– Ненормальный?

Женщина улыбнулась лукаво.

– Когда мы в первый раз были в диско… Он вдруг заявил, что хочет понюхать наши вспотевшие от танцев шеи, у меня и у Намико… После, когда пришли в гостиницу и я приняла ванну, он, поглаживая мои плечи и грудь, стал как безумный вылизывать языком шею, подмышки… Я ему сказала, чтоб прекратил, мне неприятно. Для того, что ли, мылась, чтоб этот старикан всю меня обслюнявил! У стариков слюна ужасно мерзкая!