Мария Соловьева - Иллирия Страница 10

День грядущий, на первый взгляд, не сулил ничего заманчивого, кроме неспешной прогулки к храму - да и в ней, если разобраться, интересного заключалось маловато. Поэтому я едва смогла скрыть свое радостное удивление, когда увидела, что с ранним визитом в дом Эттани прибыл господин Альмасио. Подобная вольность позволялась только родственникам, и свидетельствовала о том, что смелые ожидания господина Гако целиком и полностью оправдались: семейства сблизились еще до свадьбы Тео и Флорэн.

Завтрак прошел оживленнее, чем обычно, ведь после молитвы мужчины принялись неспешно обсуждать городские новости, из числа тех, что не оскорбят слух даже семнадцатилетней девицы на выданье - иными словами, самые скучные. Но даже это было куда лучше, чем строгое молчание, обычно царившее по утрам в столовой.

Я целых три раза осмелилась поднять взгляд от своей тарелки и посмотреть на господина Ремо. Один раз наши глаза встретились, и мне пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы неспешно продолжить пить чай. Меня охватила досада: насколько же проще быть невинной юной девушкой в такой ситуации! Будь я ровесницей Флорэн, то могла бы позволить себе покраснеть, но краснеющая старая дева вроде меня - зрелище откровенно смехотворное. Единственно подобающим мне поведением было строгое следование всем правилам приличия, ведь достоинствами женщины после двадцати пяти лет могли являться разве что хорошие манеры да практичность в ведении домашнего хозяйства.

После окончания трапезы, когда все с позволения Гако встали из-за стола, я, склонив голову, попросила у господина Эттани позволения выйти из дому. Несмотря на то, что мои посещения храма Гако поощрялись, с подобной просьбой мне следовало обращаться каждое утро, ведь благородным женщинам в Иллирии не разрешалось покидать дом самовольно. Обычно господин Эттани небрежно кивал головой в ответ на мои слова, но сегодня мое обращение его обескуражило.

- После вчерашних событий?.. - воскликнул он, нахмурясь.

Я, запоздало сообразив, что навлекаю на себя недобрые подозрения, поспешно забормотала что-то в свое оправдание. Чувствовалось, что господину Эттани мой рассказ о встрече с Вико на рынке не показался убедительным, теперь же своей беспечностью я выразительно демонстрировала, что испуг мой от этого происшествия был гораздо меньшим, нежели подразумевалось.

Я и сама до конца не могла объяснить, отчего мне не страшно выйти из дому после пережитого, но в глубине моей души присутствовала уверенность, что Вико Брана более не попытается меня похитить.

- Нет, - продолжал Гако, тем временем, - я считаю опасным безумием подвергать тебя подобному риску. Тебя сопровождает лишь та пустоголовая девчонка, Арна. Все прочие слуги сейчас заняты. Быть может, в ближайшие дни я постараюсь выделить из числа прислуги человека, годного хоть как-то защитить тебя, но пока что - ни шагу из дому!..

Прогулки по городу были единственным моим, хоть и весьма скромным, развлечением, и эти слова меня порядком расстроили. Внезапно голос подал господин Альмасио.

- Я могу сопроводить госпожу Гоэдиль в храм, если вы не сочтете это дерзостью, любезнейший Гако, - произнес он, вызвав оторопь что у меня, что у отца своим неожиданным предложением.

Если разобраться, то это, вне всякого сомнения, являлось именно дерзостью. Господин Ремо не был пока еще родственником семьи Эттани, да и после свадьбы Флорэн и Тео родство это не достигло бы той степени близости, при которой вдовый мужчина может сопровождать в храм незамужнюю женщину, не опасаясь сплетен и кривотолков. На лице Гако, прекрасно понимающего это, промелькнула некая тень. Но отказать господину Ремо он не мог даже при всей щекотливости сложившейся ситуации. Немного изучив своего отца, я знала, что расчетливость натуры в нем всегда побеждает остальные доводы, и выражение некой озадаченности на его лице говорит вовсе не о волнении за доброе имя дочери. Господин Эттани просто-напросто удивился тому, что Ремо проявил ко мне интерес, и тщетно силился понять его природу.

Я же испугалась едва не более, чем вчера на рынке. Любезности господина Ремо заставляли мое сердце биться чаще, но эта граничила с вольностью и была красноречивее иных слов.

Переполошив весь дом, мы с господином Альмасио вышли на улицу. Арна следовала за нами, почтительно отставая на несколько шагов.

- Госпожа Гоэдиль, - обратился ко мне Ремо, отчего я едва не сбилась с шага, - я хотел бы выразить восхищение вашим свойством сохранять присутствие духа даже в весьма сложных ситуациях.

Конечно же, он говорил о вчерашнем происшествии, но, положа руку на сердце, сейчас для сохранения спокойного выражения лица мне потребовалось куда больше старания. Я испытывала одновременно и надежду и страх, думая, что господин Ремо может заговорить со мной. Если бы он сохранял вежливое молчание во время нашей прогулки, то все происходящее можно было бы посчитать некой причудой скучающего вдовца. Но мужчина, заводящий разговор с женщиной практически наедине - в Иллирии, где порой одного мужского взгляда достаточно, чтобы помолвка стала неотвратимой! - декларировал самые смелые намерения в отношении собеседницы.

Вновь меня спасла только мысль о том, что нет ничего смешнее женщины моих лет, смущающейся, точно девушка.

- То было весьма неприятное происшествие, - ответила я ему, - но мне кажется, что опасность его всеми слегка преувеличивалась. Возможно, поведи я себя немного по-другому, история бы закончилась плохо, но спокойствие всегда действует отрезвляюще даже на самые неистовые головы.

Господин Ремо с улыбкой покачал головой и заверил меня, что я недооцениваю степень подлости Вико Брана.

- Этот человек глух к доводам разума и чести, недаром его ненавидит вся Иллирия. А каким он показался вам? - неожиданно спросил он.

Я попыталась сосредоточиться, но, несмотря на то, что образ Вико как живой стоял у меня перед глазами, формулировки на ум приходили самые странные. Если они удивляли меня саму, что уж говорить о господине Альмасио?.. Я прикусила язык и озвучила только самое безобидное из того, что пришло на ум:

- Мне показалось, что это неприкаянный человек, пытающийся заглушить голос совести всеми возможными средствами.

Господин Ремо снова улыбнулся и сказал, что я слишком добра к мерзавцу. Я, все еще находясь во власти раздумий, механически улыбнулась ему в ответ, и тут же мысленно застонала: обмениваться улыбками с мужчиной посреди улицы было верным признаком распущенности нрава.

- Я слышала, что даже собственный отец презирает Вико, - торопливо произнесла я первое, что взбрело в голову.

- Да, Раггиро Брана очень любил свою жену. Она была дивно хороша собой, но рождение третьего сына подкосило ее здоровье, так что появление на свет четвертого окончательно погубило эту достойную даму. Раггиро тяжело переживал ее смерть, а Викензо, к тому же, не проявил никаких качеств, которые в глазах отца могли бы стоить потери жены. Учеба ему не давалась, оружие в руках он держать так и не научился, абсолютное ничтожество, погрязшее в разврате...

Эти слова эхом отзывались у меня в душе. Про меня можно было сказать почти то же самое - по крайней мере, именно ничтожеством я выглядела в глазах своего собственного отца. Снова перед глазами у меня возникло помятое лицо Вико Брана, насмехающегося надо мной под одобрительные возгласы таких же потрепанных дружков, и я, вопреки всем доводам рассудка, ощутила жалость к нему.

К счастью, господин Ремо решил, что история семейства Брана, изобилующая вульгарными эпизодами, - не самая подходящая тема для беседы со мной, и перевел разговор на мое прошлое времен жизни в Венте. То была скользкая тема; я не знала точно, насколько откровенен был с господином Ремо мой отец, и, следовательно, надо было постараться ни единым словом не упоминать о моем замужестве. Учитывая то, что кроме брака и вдовства, в моей жизни не случилось ровным счетом ничего примечательного, я употребила все свои способности на сочинение развернутых ответов на вопросы господина Альмасио и даже выбилась из сил, описывая в подробностях тетушку Ило.

Впрочем, беседа наша велась совершенно непозволительно живо, и я несколько раз заметила, как на нас косились прохожие, не привыкшие видеть знатных особ за столь вольным времяпрепровождением. Ремо, к тому же, многие знали в лицо, и появление его на улицах города само по себе было делом удивительным - господа столь высокого ранга передвигались по городу либо в носилках, либо в экипажах, но уж никак не пешком.

В храме мы пробыли недолго. Я совершила все полагающиеся обряды, потом некоторое время делала вид, что усердно молюсь, и незаметно рассматривала господина Ремо, занявшего скамью неподалеку. "Быть может, тетушка Ило была права, когда говорила о пользе разницы в возрасте между супругами. Ему, должно быть, сорок с небольшим лет, и он вскоре станет влиятельнейшим человеком в Иллирии. Как хорош его профиль!.." - эти мысли были совершенно неподходящими для храма, но во мне крепла волнующая убежденность, что господин Ремо во время службы тоже размышлял вовсе не о спасении души.