Метин Ардити - История одного предательства, одной страсти и трех смертей Страница 10

Ее согревала надежда, что, высадив пассажиров, они зайдут к Диносу. Если Арис почувствовал что-то, дотронувшись до ее груди, то, быть может, захочет ей в этом признаться? Открыться… Сказать: «Знаешь, а было приятно дотронуться до твоей груди…»

Когда они прибыли на место, сердце ее сжалось. Дамбу заливали волны, и Динос не выставил, как обычно, столики на молу.

— Пойдем в таверну, — сказал Арис, как только Павлина пришвартовала лодку к кнехтам причала.

Приглашение стало для нее неожиданностью. Таверна считалась сугубо мужским заведением, и Павлина никогда в нее не заходила. Боясь, что Арис переменит решение, она последовала за ним, пропустив шага на два вперед.

Таверна представляла собой большую квадратную комнату, похожую на бакалейную лавку или кофейню. Украшал, а вернее сказать, обустраивал ее, повинуясь порывам своего вдохновения, сам Динос. Однажды ему пришло в голову обшить стены до половины высоты деревянными панелями. Спустя полгода он попросил двоюродного брата, владельца судоверфи, покрыть панели каким-нибудь защитным слоем. Тот использовал для этого лак столь кричащего оттенка, что они стали напоминать прозрачную пластмассу. Над панелями, прямо по кладке стены, длина которой составляла шесть — восемь метров, Динос изобразил нечто вроде острова с маяком. Картинка напоминала детские рисунки.

На свободной от живописи поверхности без всякого лада и порядка были повешены полки, заставленные бутылками и консервными банками. Время от времени вдоль стен выставлялись набитые продуктами картонные коробки, игравшие также роль прилавка. В углу комнаты, за жемчужной с переливами занавеской, находилась раковины.

Небольшие, покрытые клеенкой деревянные столы были заняты все до одного. И здесь не было ни одной женщины, зато присутствовало чуть ли не все взрослое мужское население Аналипси и Святого Николая, кварталов, лежавших над дорогой, проложенной вдоль берега моря.

Арис резко остановился, едва переступив порог таверны. Танассис сидел за столом вместе с Яннисом, братом Мараки, сослуживицы Павлины.

— Подсаживайся к нам, — крикнул Яннис новому посетителю.

Потом он заметил Павлину.

— А ты что здесь делаешь? — недовольно спросил он. — Тебе тут не место.

Павлина не ответила и села за стол опустив голову. Конечно, ей здесь не место. В таверне тесно, накурено, очень шумно. Это не место для женщины, тем более для девушки. Но все равно, если бы ее отец был жив, Яннис остерегся бы говорить с ней таким тоном.

— Не обращай внимания, — посоветовал ей Арис.

Едва они уселись, как Танассис со словами «будь здоров» поднялся из-за стола. Встав во весь рост перед бывшим любовником, медленно осушил кружку пива. Весь день он правил экипажем и знал, что от него сильно разит потом. Он надеялся, запах этот непременно ударит Арису в голову и разбудит в нем воспоминания.

— Одно пиво! — крикнул Арис с недовольным видом.

Танассис с громким стуком поставил свою кружку на стол и вышел из таверны. Павлина заметила, что Яннис хмурит брови.

— Я думал, вы добрые друзья, — с удивлением сказал он Арису.

— Сегодня утром я видела Танассиса в Даппии, он очень нервничал, — осмелилась вставить слово Павлина.

— Что ты в этом понимаешь? — возразил Яннис с надменным видом. — Я весь день с ним работал. Мы виделись раз двадцать, наши пролетки три раза рядом стояли. Он был в прекрасном настроении!

Арис и Танассис росли вместе с Яннисом. Они вместе играли. А потом что-то произошло, и оба перестали общаться с приятелем, но что это было? Он чего-то не знает?

— Вы поссорились?

— Да не лезь ты в эти дела, — сказал Арис.

— Какие дела?

Арис поднялся из-за стола, сдержанно кивнул другу детства и вышел из таверны.

Он так быстро шел по дороге вдоль берега моря, что Павлине пришлось бежать, чтобы поспеть за ним. Она была в ужасе.

4

Четверг, пятнадцатое августа 1957 года

— Прочтем текст, не останавливаясь, — сказал Такис, — это единственный способ выявить его драматическое содержание.

Но к полуночи они все еще топтались на месте, так и не преодолев первого акта. Арис, застыв посреди гостиной, смотрел себе под ноги. Такис недовольно покачал головой:

— Не понимаю, что с тобой происходит. Ты витаешь в облаках. Вместо того чтобы с каждой репетицией все лучше вживаться в текст, ты удаляешься от него. Три недели назад у тебя все прекрасно получалось, а теперь ты фальшивишь.

Арис помнил, каким взглядом встретил его Такис, когда он в январе впервые оказался у него дома в Старом Порту. Взглядом уверенным и быстрым и едва заметным движением бровей. Взглядом потребителя.

Накануне вечером одно из окон в гостиной Такиса стало пропускать дождь. Пол намок, окно нуждалось в срочной починке. Арис остановил наводнение чуть ли не мановением руки. Хозяин с интересом следил за его работой. Точными, отработанными движениями, словно реставрируя какой-то хрупкий предмет, Арис заменил две рейки, заделал швы и отвел воду в отверстие в раме.

— Готово, — сказал он, глядя в глаза Такису.

— Хочешь, я тебе кофе сварю?

Он задал вопрос с улыбкой, и Арис подумал, что ни один столичный житель не разговаривал с ним так дружелюбно. К тому же никто, кроме его матери и Магды, никогда не готовил для него кофе.

С помощью наводящих вопросов Такис помог гостю рассказать о своей жизни: о детстве, о драме на «Двух братьях», о зимней работе столяром и о летней — капитаном баркаса. А Такис в свою очередь описал жизнь актера Национального театра — работа, как и любая другая. Ему хватило такта говорить о себе скромно и сдержанно.

— Нужно просто слушать своих персонажей, — втолковывал он Арису, — а потом повторять то, что плывет из их уст и сердец. Кроме того, я ведь государственный служащий, а по нынешним временам это ничего не стоит!

Арис рассмеялся, покоренный неожиданной простотой театральной звезды.

— Ты не мог бы помочь мне репетировать мою будущую пьесу? — спросил его Такие после паузы. — Национальный театр готовит новую постановку «Электры» к началу сезона в апреле. У меня будет роль Ореста.

— Что вам сказать? — неуверенно пробормотал Арис.

Он повержен, утратил дар речи и безоговорочно поддался обаянию актера. Такис схватил экземпляр пьесы, где реплики трех персонажей, Электры, сборщика налогов и Корифея, уже были подчеркнуты.

— Роли тех, кто подает мне реплики, подчеркнуты. Просмотри, понравится ли тебе. Завтра я уезжаю в Афины на неделю. Если захочешь, мы начнем репетировать после моего возвращения.

Арис почувствовал, как его с головой накрывает волна благодарности. Четыре класса начальной школы не позволяли ему прочесть без запинки фразу, содержащую более трех слов. Как человек воспитанный и чуткий, Такис давал ему возможность не потерять лица. Более того, он подбадривал его, указывал путь, показывал, как много ждет от него.

«Я рассчитываю на тебя» — вот что, по сути, сказал ему Такис.

И Арис готовил свои реплики с бесконечным усердием, он читал и перечитывал текст, изо всех сил пытаясь смягчить свой певучий акцент. И потом, Арис не сомневался, что Такис что-то задумал. Впоследствии его предложение позволит им под благовидным предлогом находиться вместе столько времени, сколько понадобится.

На первой репетиции Арис был великолепен. Он подавал свои реплики одну за другой, устремив гордый взгляд в глаза актера, голосом, лишенным аффектации, в старинной манере и без единой ошибки.

— Ты меня поражаешь, — сказал Такис.

Поздно ночью, после того как они три раза подряд занялись любовью, Такис прошептал ему:

— Ты необыкновенный парень.

Комплимент прозвучал искренне. Тонкое, мускулистое тело Ариса, его очень нежная кожа, мощная эрекция, грациозность движений, простота речи тронули актера. Арис отдавался любви и принимал ее с такой силой и нежностью, каких афинянин не встречал ни у одного из своих любовников.

Показное восхищение нового приятеля ввело Ариса в заблуждение: он приписал его своим актерским талантам. А Такис восторгался лишь внешними достоинствами, вернее, данными партнера. Однако Арис рассказывал Павлине о репетициях с каким-то торжественным, патетическим видом…

И вот Такис снова зовет его для участия в репетициях…

— Пьеса называется «Тщеславие Одиссея», — объяснял Арис двоюродной сестре. — Автор — швед по имени то ли Хансон, то ли Хенсен, что-то вроде того. Такие сказал, что он очень известный, даже фильмы по нему снимали. Я буду подавать реплики за одного персонажа, но это будет труднее, чем в «Электре».

— А как пьеса называется? — спросила Павлина.

— Да ты не слушаешь! Название — «Тщеславие Одиссея». По ходу действия там появляются всего два героя, Одиссей и его сын Телемах, так что это почти главная роль. Неплохо, а?