Лев Сокольников - Саркофаг Страница 10

Событие, за которое отец получил медаль, происходило в Венгрии, в Карпатах… или в Румынии всё было? Возможно, что и в Чехии, но это особого значения к награждению отца медалью "За отвагу" не имеет.

Доблестный гаубичный полк, в коем родитель "отдавал долг" недавним работодателям службой младшего телефониста, однажды попал под приличную обработку издыхающей вражеской артиллерии. Чьей артиллерии? Немецкой? Мадьярской? На то время Венгрия вышла из войны, но перед выходом всё же решила выпустить снаряды на головы своих освободителей. Не пропадать добру, в самом-то деле! Кто тогда жестоко трепал советскую батарею тяжёлых гаубиц? И так бывало в войне: издыхающий враг мог причинить немалые потери своим живым и здоровым уничтожителям. Как и почему такое случилось, где враги нашли снаряды и волю к сопротивлению в конце войны — не берусь объяснять, но военные историки об этом знают. О войне им всё известно, но того, как враги "нащупали" батарею тяжёлых гаубиц с родителем в должности младшего телефониста — этого историки сказать не могут. Или могут, но не хотят? И так бывает.

Как-то намедни писатель с мировым именем заявил, что "о прошлой войне больше не скажет ни единого слова"!

— Это чего же так? — удивился корреспондент.

— Вранья много! — заявил старый и чтимый писатель. Расшифровки конкретного вранья с его стороны не последовало, видно, не хотелось известной литературной величине освещать то, что ещё не "осветили". Ему скоро переходить в мир иной, задумался человек и хочет попасть туда чистой, не лгавшей субстанцией. Кто побывал ТАМ, хотя бы в "краткой командировке", не дольше шести минут, говорят, что кроме стыда ТАМ ничего нет, поэтому пока жив — избавляйся от лишних слов о войне, кои когда-то в изобилии высыпал на страницы советских изданий. Сегодня правду вроде бы излагать уже ни к чему, поздно, но и врать далее, как прежде, не хочет. В который раз и неизвестно кого, спрашиваю: с какой "характеристикой" явился отец в ТОТ мир? И когда он появился, то, сколько осуждающих перстов было выставлено в его сторону? И что это были за персты, кому они принадлежали в "советском", видимом мире? Сколько осуждающих пальцев было выставлено в его сторону:

— Коллаборационист! Прислужник вражеский!

… что было тогда? Батарее советских тяжёлых гаубиц было абсолютно безразлично, кто из немецких союзников наносил ей потери в "живой силе и технике".

Гаубицам, этим грозным "богам войны", постоянно нужны указания, куда посылать снаряды. Гаубицы — серьёзные орудия, специальные, нужные, грозные и полезные, но "слепые", как и любая тяжёлая артиллерия. Гаубицы хороши, необходимы, но, как и миномёты, они нуждаются в корректировке при уничтожении "закрытых" вражеских позиций. Неповоротливы они, "тяжёлые" поэтому и сами уязвимы.

Тогда командир избиваемой батареи мог бы достойно ответить врагам, артиллеристы знали своё дело, но для успешной стрельбы по вражеским целям нужны данные! А их нет, без указаний, куда посылать снаряды, гаубичные расчёты с доверенными им орудиями ни хрена не стоили! Где батарея врагов!? Где наши корректировщики? Мрак! И связи нет! Как всегда. Больное, уязвимое место армии того времени — связь. Нужно думать, что на тот момент вражеские корректировщики работали лучше. Ох, как нужна, связь, иначе от батареи ничего не останется, а если что и останется, то совсем малое, и то малое имеет много возможностей пойти под трибунал! Кто станет учитывать доводы командира, что у него не было связи!?

…и тогда старший телефонист батареи был послан выполнять армейский долг — и не вернулся. На войне, рассказывают, такое часто случалось. Наступила очередь отдавать воинский долг для младшего телефониста, родителя моего: катушку с проводом — за спину, аппарат телефонный, полевой, армейский — в руки, трёхлинейку имени Мосина за спину — и вперёд, раб Божий, выполнять приказ!

Родитель был невысокого росту. Малой фантазией своей пробовал иногда представить отца стоящим в строю с винтовкой Мосина образца 1861/30 года. Винтовку и примкнутый к ней штык о четырёх гранях я видел, а вот отца — нет. Винтовка по длине была выше отца, отец на гренадера явно не тянул. То ли по причине малого роста, то ли из-за тяжести винтовки, или по христианской вере, кою отец признавал и чтил:

— "Не убий"! — полностью, без рассуждений, отец верил в "Нагорную проповедь" и, отправляясь выполнять приказ, личного оружия не взял. Зачем оно? Что оно против вражеских снарядов? Не любил человек оружия, боялся его. Сегодня кое-кто назвал бы отца "пацифистом", но на то время у отца было всего лишь звание "вражеский прислужник".

— Да, но если тебя убивают!?

— Если ты отвечаешь тем же, то где разница между вами? Вдумайся. А тогда я прочитал "Отче наш" и отправился выполнять задание. Мне везло: когда выбрался из окопа и пошёл в полный рост вдоль линии связи, огонь немецкой батареи вроде бы стал слабеть…

— Шёл в полный рост!?

— Да, в полный рост. Гнись, не гнись — какая разница? Если "достать" — и согнутого достанут, а если нет — то и в полный рост пройдёшь.

— Понятно! "Фаталист". Чего тебе было гнуться? Твои вчерашние работодатели узнали тебя! Они в "своих" не стреляли — издевался я.

— Может, и узнали — ничуть не обиделся отец и продолжал:

— Добрался до порыва линии, всё сделал быстро и удачно, доложил о исправности связи и повернул назад. Связь заработала, наша батарея вступила в дуэль и полностью рассчиталась с вражеской батареей, вздумавшей тягаться с тяжёлыми гаубицами. Или гаубицы сделали свою работу чисто и аккуратно, или у врагов закончились боеприпасы — теперь никто не выяснит, но стрельба прекратилась, и стало тихо до звона в ушах. Меня ангел вёл: ни контузий, ни ранений от чужих снарядов не получил. Страха не было, а пугаться было от чего. Даже командир подивился моей везучести! — знал бы командир, каким рискам подвергался отец совсем недавно!

— Он только ругал меня, что, отправляясь в "походы" на восстановление связи я не брал личного оружия.

Когда немцы нас "нащупали" и принялись "обрабатывать", то первым делом мы потеряли связь. Восстанавливать линию отправился старший телефонист и погиб. Батарея молчит: куда стрелять? Нет корректировки! Командир говорит:

— Восстановишь связь — к "герою" представлю!

Не рвался я в герои, не волновал меня героизм ни с какой стороны. Не мог я выйти в "герои" со своим прошлым. Какие мне "герои"!? Для меня всё было, как в пословице: "Не до жиру, быть бы живу"! И вообще никогда не видел себя героем: ни в мирную жизнь, ни в войну. Где я, а где — "герой!?" И в добровольцы не рвался, разумеется, но от порученного дела не уклонялся. Нельзя от своей работы уклоняться. По положению "младшего телефониста" это меня нужно было первым послать восстанавливать связь в тот жуткий обстрел батареи, а не старшего телефониста. Вот если бы меня убили — тогда пошёл бы старший, а если бы гаубичное подразделение вообще осталось без связистов — вот тогда и нужен был герой не из телефонистов. Восстановил бы какой-нибудь подносчик зарядов или наводчик орудия связь — да, это "героизм" потому, что человек выполнил не свою работу, и только за одно такое деяние его "героем" признать нужно. А если свою работу делаешь, то какой в этом героизм? Тогда командир сказал:

— Восстановишь связь — к "Герою" представлю! твой "Герой" будет! Обещаю! Ты маленький и незаметный, проскочишь. Действуй!

Телефонную работу я сделал, восстановил связь, и все смерти мимо прошли. И командир был честный, порядочный мужик, не политработник. Не кричал с пафосом "не за награды воюем!" поэтому сдержал слово: написал бумагу о представлении меня к "Звезде Героя". Сам-то я ни на минуту не верил тому, что смогу "снять звезду с неба". Какие мне "звёзды" после того, что было! Свои грехи знал, знали о них и в Особом отделе, а всем остальным знать было не обязательно. Командир был классный, хороший артиллерист, мы с ним ровесники были и часто беседы не по теме вели. Говорил свои соображения о Боге, а командир — слушал. Это был настоящий артиллерист, хороший человек, но ничего не понимал в наградах. Забавные мысли в сторону командира в голове вертелись:

— "Ну-ну, дорогой "товарищ", хороший ты мужик, хотелось бы на тебя посмотреть позже…

— Увидел?

— Увидел. Лицо порядочного человека, верящего людям. Были поданы бумаги о "награждении младшего телефониста вверенного мне" и так далее, "звездою Героя". Когда бумага о представлении к награде попала в Особый отдел, как и положено подобным бумагам в те времена. Когда в Особом отделе вникли в суть, то у всех работников отдела произошло лёгкое помутнение рассудка. Но только лёгкое и кратковременное помутнение, "особым отделам" долго пребывать в затуманенном сознании в военное время не разрешалось. "Тот час и немедленно!" в отдел был вызван представляющий к награде командир, и ему прочитали лекцию о том, что он "потерял бдительность и не знает своих подчинённых!", если вчерашнего, совсем "свежего", вражеского пособника представляет к "высшей награде страны советов"!