Александр Покровский - Бортовой журнал 2 Страница 10

Ну и купцы братья Поло! Они знают навигацию, морское дело, фортификацию, смыслят в кораблестроении, разбираются в картографии, ведают минералы, здраво судят о свойствах нефти и каменного угля. Они говорят на многих языках. Легко усваивают любые наречия. А есть ли что-либо из достижений тогдашней мысли, о чем не ведают братья Поло и их дивный юноша? Сомневаюсь. Это образованнейшие люди.

Хубилай правильно взял их на службу. Я б тоже взял.

Аш-два-о – вот такая формула у воды.

Легчайшая молекула атомным весом восемнадцать. Для сравнения: у воздуха атомный вес – двадцать девять.

Так что вода ни за что не была бы жидкостью, если б ее молекулы не умели цепляться друг за друга.

Вы когда-нибудь видели снежинки? Среди них нет и двух одинаковых. Они все разные.

А почему? А потому, что так молекула воды записывает информацию о себе и мире, о том, какой в момент образования снежинки были ветер и давление и много ли вокруг было иных снежинок. Она вообще все записывает.

И все это стекает в единый банк данных – в Мировой океан. Там эта информация может храниться сколь угодно долго. Оттуда она и извлекается и направляется в иные миры. Кем? Тем, кто ее может извлечь.

Так что там хранятся и последний день Помпеи, и все мысли гениев.

И даже если эти гении никогда не мылись, они все равно хотя бы однажды попадали под дождь.

Этого достаточно. Дождь считал все их мечтания, мысли, свершения, а потом это все с водой попало в реки, а там и до океана недалеко.

Мне написал письмо Клаус Фрицше. Ему восемьдесят, и врачи уже запретили ему летать. Эти врачи могут все. Могут запретить человеку летать. А Клаус – летчик. Как ему запретишь? Он спрашивал одного моего знакомого, через которого я, собственно, и познакомился с Клаусом: «Если я приеду в Россию, то можно ли мне будет еще раз подняться в небо?» Мой товарищ ответил: «Конечно!»

В Германии – нельзя, в России – можно.

Клаус шесть лет провел в русском плену. Он попал в плен под Астраханью. Восемнадцатилетним отправился на войну. За Родину. Наши в сорок первом шли за Родину, немцы в сорок первом шли туда же.

Победителей в той войне нет. И побежденных нет. Есть только пострадавшие. Два народа. Им это все до сих пор боком вылезает.

Наши гордятся. Наверное, им можно гордиться. Если на твоих руках нет невинной крови, то и гордись на здоровье. Немцы тоже гордятся.

Клаус почти сразу попал в плен. Их самолет подбили над Каспием, и они на парашютах спустились на воду. Их подобрали. Офицера сразу забили насмерть палками. Им всем тоже попало, но ему– особенно.

Ему свои же говорили: выброси рыцарский крест, он в плену лишний.

А он говорил, что на нем нет крови, и крест он получил заслуженно и не стыдится этого.

Крест все равно отобрали, а его забили. За день до этого немцы бомбили суда на Каспии, а на тех судах люди жили семьями. Вот те семьи и пострадали, и родственники погибших пришли рассчитаться.

Я сказал Клаусу, что я помогу ему издать книгу про тот плен.

Клаус сказал, что у него только 1000 евро.

Я его успокоил. Книга, конечно, некоммерческая и большая. Издавать ее надо хорошо, с фотографиями. Но я найду недостающие 2000 евро, и мы издадим эту книгу.

Когда-то немецкий комендант в небольшом городке, рядом с Брестом, спас моего отца от работ в Германии. Так что я перед тем комендантом получается что в долгу.

Ночью приснился сон. Я встречаюсь с бывшими одноклассницами Татьяной и Людой. Там была еще одна одноклассница – моя жена, но по ходу дела она куда-то делась. Подозреваю, что Таня и Люда обещали заняться со мной разными утехами, и жена в данном, конкретном случае, просто мешала. Я отправился вслед за Людой домой. Мы шли и шли, причем я точно знал, что иду вслед за Людой, хотя девушка была совсем маленького роста и еще она была закутана с ног до головы в длинный серый плащ. Мы вошли в какой-то дом. Я знал, что он в Баку, даже помню, где он: где-то по дороге в школу.

Да! Он был там. Мы вошли в дом, поднялись на этаж, а потом вошли в квартиру – там был длинный, темный, узкий коридор и масса дверей. Я вошел в одну из дверей – в комнате куча народа. Меня усадили за стол, рядом сел брат Люды и начал говорить, что мои книги он читал, но там есть про замполитов, а у него папа был замполитом, и все, что я написал, – чушь, потому что все замполиты были очень хорошими людьми. Я что-то ему отвечал, но потом я понял, что очень хочу уйти. Я встал и направился к выходу. На моем пути оказывались люди, и я отпихивал их, отпихивал, а они все множились, их становилось больше с каждым тычком.

«Так, посражаемся!» – подумал я и начал раздавать удары направо и налево. Люди падали, и я продвигался к двери, а потом я открыл дверь и оказался совсем в другой комнате. Тогда я начал открывать все двери в надежде найти выход.

За одной дверью была большая кровать и на ней лежала пожилая женщина без головы. Голова валялась под кроватью, и она говорила. Это была мать Люды тетя Катя.

«Тетя Катя работает ведьмой!» – подумал я и не удивился этому. Тетя Катя мне что-то говорила, в чем-то убеждала, не забывая навинчивать голову себе на шею.

«Все, тетя Катя! – сказал я. – Начинаю читать «Отче наш».

«Не смей!» – сказала тетя Катя, на что я злорадно улыбнулся и прочитал первые строчки: «Отче наш, ежеси на небеси…»

Раздался такой вой, что просто уши заложило, ветер поднял и закружил какие-то листья, потом в воздух взлетели все одежды на вешалках и все ботинки, сваленные в прихожей, все это каркало, крякало, визжало, хрюкало.

И тут я проснулся. Будто пелену с головы снял. «Вот это да!» – подумал я.

И еще я подумал: «А тетя Катя-то действительно ведьма!»

Генерал из Генштаба написал меморандум. Просто отлично.

Конечно, задачи – это здорово, но армия-то набирается с помощью облав.

Ловят молодняк для исполнения долга.

Я слабо понимаю слово «долг».

Когда-то государство мне давало пожить в квартире за три рубля. При моих шестистах рублях на подводных лодках – сущая ерунда. Такую же ерунду я платил почти за все.

И рождались тогда почти бесплатно. В придачу, правда, стафилококк, но ведь бесплатно! Образование – худо-бедно, потом поликлиника, больница, лекарства.

Еда – мясо два рубля (себестоимость пять). Одежда – жуть просто, но за малые деньги. Умер – зарыли в землю почти даром.

При этом раскладе ясно было, что я что-то этой стране все-таки должен.

Теперь – деньги плати за все (даже за стафилококк), а тебе – как получится.

Где здесь тот долг, за который ловят в метро?

Непонятно.

Долг – это то, что передается в утробе, а попадает он туда вместе со сперматозоидом?

А если выкидыш, то таким образом выкидывается и долг?

Если так, то в ближайшее время надо ждать закон об отмене абортов.

Вот какие мысли рождаются при чтении этой штуки из Генштаба.

Да! Там еще хвалится Генштаб вообще, мол, молодцы. Ну что ж, самое время.

А операция на Кавказе (ладно, не будем называть это войной)?

Это как что? Это как позор или как достижение Генштаба? Когда я вижу по телику пацана, который объясняет мне, что он идет на высоту, а там, на высоте, из дота его поливают огнем, а он идет для того, чтоб по нему (по пацану) скорректировать ответный огонь по этому доту, то эта тактика поведения от Генштаба или от кого?

Когда мне говорят, что не могут поймать главарей, то у меня возникают сразу две мысли: или у нас нет разведки, или она есть, но вовремя приходит команда «Отставить!».

Вот это я могу отнести к генералам из Москвы?

А еще у генерала в тексте есть: «незавершенность делимитации и обустройства Государственной границы» – о как! Так вот, хочется спросить: доколе? Сколько лет у нас так граница стоит? Двадцать? Тридцать? Пятьдесят?

Мне тут недавно обещали (опять же по телику), что у нас скоро мышь не проскочит, а если и проскочит, то только в инфракрасных лучах. Так вот, хочется узнать: как скоро она будет в этих самых лучах?

А вообще-то, можно вооружать и перевооружать все что угодно, но если у тебя армия живет не по уставу, а по законам зоны, сделать что-либо невозможно.

В семидесятых годах, в училище, я понимал, что такое устав. Я понимал, что в строгом соответствии с ним я пальцем подчиненного не могу тронуть. Только голосом. Только командой и только без мата. Чудеса, но в училище офицеры матерились редко. Наверное, все это от налаженной и размеренной жизни, и когда я пришел на флот, то там этого было хоть отбавляй, но одно я знаю точно: если есть дедовщина в части, то в части нет офицеров. Или они занимаются рукоприкладством так же, как и солдаты второгодки. Они ничем от них не отличаются. Это значит, что командир части бьет рожи лейтенантам, а они солдатам. А те – друг другу.

А с такой армией можно сколько угодно писать о достоинствах нашего Генштаба и стоящих перед ним задачах.

Я встретился с Наталией Петровной Бехтеревой. Я хотел взять у нее интервью.