Владимир Заманский - Записки старого киевлянина Страница 10

Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым. По крайней мере, хотелось бы.

КАК МЫ СТАЛИ МУЖЧИНАМИ

Это случилось зимним вечером 1951 года, когда мы - мальчишки 28-й школы Юра, Изя и я вместе с девочками из 48-й школы Нелей, Аллой и Леной покидали каток на стадионе «Динамо». Зимы тогда были холодными и каток работал до весны.

Собственные коньки - это нашим родителям было не по карману, но коньки «гаги» можно было за копейки взять напрокат в раздевалке стадиона. Малыши катались на «снегурках», которые часто просто привязывали к валенкам веревочкой. Кое-кто из взрослых щеголял «ножами» - так назывались настоящие беговые коньки.

Темными вечерами на стадионе в свете прожекторов и под звуки музыки волшебно кружился снег. Мы катались до онемения ног. Иногда бегали поодиночке, но вообще-то предпочитали летать по льду, взявшись за руки. Прикосновения теплых рук наших спутниц - это волновало и рождало смутные надежды.

Наши отношения с девочками были романтическими, но не более того. Директор 48-й школы Нина Николаевна, гениальный педагог, носила наглухо закрытые платья с высоким воротником. Ее 48-я школа считалась экспериментальной. Эксперимент заключался в том, что здесь учились мальчики и девочки. Остальные городские школы были «раздельными», эта - «смешанной». Тогда это было довольно смело, при жизни Сталина всё подгоняли под дореволюционные стандарты, в том числе белогвардейские погодны и гимназические формы. Вождю это нравилось. Школьницы носили коричневые платьица с черными в будни и белыми в праздники фартучками. Честно говоря, эта форма, ненавидимая девочками, была красивой и продержалась очень долго.

Не допускалось никаких вольностей в прическах. Заплетались две косички, порою довольно жалкие, лучше было бы стричься. Хвостик правой косички прикреплялся черным бантиком к корню левой, а хвостик левой - к правому корню. Так продолжалось до выпускного бала. Девчонки наглели и делали себе нормальные прически.

В десятом «а» 48-й школы среди толпы девочек был только один мальчик. Классная руководительница, Ася Ароновна, тоже замечательный педагог, держалась от экспериментов подальше. Может, потому ее ученицы сдружились с нами, босяками из 28-й. Дело дошло до того, что когда одного из босяков, а именно меня, попросили поискать себе какую-нибудь другую школу, подружки походатайствовали обо мне перед своим директором, и Нина Николаевна великодушно взяла меня в свою школу, о чем, возможно, впоследствии пожалела.

Но еще до этого события я познакомился со Светланой, старостой класса Аси Ароновны. После гуляния по Крещатику и Парковой аллее мальчишки должны было обязательно проводить девчонок до дома. Мне выпало провожать Светлану. Прощаясь, мы пожали друг другу руки и ее рука оказалась по-мужски крепкой. Мне это очень понравилось, и через восемь лет мы поженились.

Еще учась в своей «мужской» 28-й школе, я предложил пригласить к нам «на праздничный вечер» девочек из 48-й. Наш классный руководитель Абрам Савельевич принял самое деятельное участие в подготовке вечера. Накануне бала он давал последние установки. В том числе и такую, что привела нас в некоторое смущение. «Туалет! - своим громовым голосом произнес классный. - Мужской на первом, женский - на вт ором!»

Девочки пришли всем классом одновременно. Чтобы никто не выделялся дорогим нарядом, все надели школьную форму и белые фартучки. Как сейчас помню эту ослепительную волну в белой пене, накатившуюся на наш школьный двор.

В 1953 году на выпускной бал наши подружки, как и все киевские школьницы надели белы платья. Надеть нечто цветное было бы вопиющим нарушением священного обычая. По традиции выпускники веселились всю ночь, но без водки и вина, а утром шли на Владимирскую горку и в Первомайский парк встречать рассвет.

Перед нами расстилался знаменитый булгаковский вид на Подол и левый берег, солнце поднималось на горизонте, еще не загроможденном строениями, и это было невыразимо прекрасное зрелище.

Но прекраснее всего были белоснежные фигурки на высоком днепровском берегу.

Вернемся, однако, на каток, откуда мы возвращались домой в тот зимний вечер 1951 года. Вышли под колоннаду стадиона «Динамо», и тут девчонки переглянулись, кивнули и разом взяли нас под руки. У нас перехватило дыхание. Мы никогда еще не ходили с девочками под руку. Но все сделали вид, что ничего такого не случилось.

Мы стали мужчинами.

ЛУРИК И ЛУРИК НА ВАТЕ

Я попробовал докопаться до происхождения и значения этого странного слова «лурик». Тем более что есть просто себе лурик, а есть лурик на вате. Не нашел ни у Даля, ни у Гринченко, ни в современных словарях. Мне сразу следовало спросить у тех, от кого я впервые услышал это слово, что оно значит. Но, во-первых, это было очень давно, когда вопросы этимологии меня не интересовали. А, во-вторых, те два пожилых еврея, которые ссорились и обзывали один другого луриком, да еще и на вате, были несколько подвыпившие. Полвека назад мне приходилось изредка слышать это слово, но оно уже выходило из употребления и оставалось в лексиконе людей, родившихся в позапрошлом веке.

Несколько проще было со словом «гимон». Я услыхал его тоже полвека назад и при трагических обстоятельствах. В соседней комнате раздался страшный грохот и вопль. Мы ворвались туда и увидели сельскую девушку Нину, впервые попавшую в такой громадный город, каким казался ей тогдашний маленький Киев. Пав на колени, Нина крестилась и, похоже, ожидала Страшного Суда. На полу валялись осколки вазы. Целой ваза стояла на тумбочке. Под вазой лежала вышитая салфеточка. Сквозняк шелохнул ее бахрому, и кот Тимофей как безумный, «як той гимон», сказала Нина, бросился на салфетку, вазу грохнул, а девушку напугал. Я понял, что гимон это нечистая сила, демон.

Закончив школу и не поступив в вуз, я пошел работать в типографию, где подружился с двумя такими же оболтусами. Один из них, как и Нина, сельский хлопец, артистически рассказывал историю своей землячки, горластой бабы, которую бросил муж. Баба устроила страшный скандал, она шла по селу и орала во все горло: «Годила його, годила, мазану юшку варила, а він узяв та й покинув, паразит, щоб його об дорогу кидало!» Визгливо прокричите эти слова, и успех вам обеспечен, публика помрет со смеху.

Я не сразу понял, что такое «мазана юшка». Хлопец объяснил: в их селе так называли суп, в состав которого входило сало. В некогда изобильной Украине, где, как я слышал от одного председателя колхоза, урожай бывает либо хорошим, либо очень хорошим, так называемые «жиры» стали дефицитом.

Не хочется слыть старым брюзгой, у которого в прежние времена все было лучше. Прежде все было хуже, но две вещи я вспоминаю с улыбкой: молодость и язык. Внучка Света говорит бабушке Кате: «Во, как ты много съела». На что бабушка отвечает: «Ты тоже за ухо не клала». А моя бабушка, когда хотела что-то или кого-то раскритиковать, прибегала к выражению «Чтоб оно густо сеялось и редко всходило». Это относилось и к таким отрицательным персонажам, как заокеанские поджигатели войны и к соседке, не пожелавшей уплатить 15 копеек за общее пользование электричеством в туалете. Кстати, туалетом называли тогда красивый наряд. А то, что вы имеете в виду, называлось уборной.

От уже упомянутой девочки Нины я много раз слышал изумительное сравнение: «Довгий, як московська пісня». Это сравнение тоже было всеобъемлющим и могло относиться как к скучному разговору или бесконечной зиме, так и к хвосту или усам пресловутого кота Тимофея.

Напыщенных людей с большим самомнением, но мало чего стоящих, моя бабушка называла «гимерой-разбойник». Согласитесь, что неправильное слово «гимерой» это не совсем то, что совершенно правильное «геморрой». В этой неграмотной фразе содержался ядовитейший намек на лже-героизм обвиняемого.

Моя мать была интеллигентной женщиной и ее коробила речь тогдашней молодежи, изобиловавшая словесными блоками. Как, впрочем, и теперь. Когда мои приятели говорили, что Абраша «больной на голову, а лечит ноги», маму передергивало. Точно так же она не могла без ужаса слышать «Меня такая смехотура разобрала!» Или типично киевское «Прямо сейчас! Беру разгон с Подола!» Этот блок употреблялся в ответ на какое-нибудь унизительное предложение, например, подежурить в классе вместо другого. То есть вытирать доску, приносить мел и докладывать учителям, кого в классе нет. Любопытно, что и сегодня можно услышать эти выражения, но уже не в серьезном разговоре, а в утонченном ироническом контексте интеллектуальной беседы.

А вот что, кажется, исчезло навсегда, так это ссылка на великого русского поэта Пушкина в критические моменты жизни. «Кто будет вместо тебя дежурить? - в гневе восклицал классный руководитель, - Пушкин?» Такие слова имели огромное воспитательное значение, и в одном выпускном сочинении какой-то десятиклассник написал, что Пушкин навечно остался в памяти народной, и это видно уже из того, как наш народ-труженик укоряет лентяев: «Кто будет за тебя работать? Пушкин?»