Инна Гофф - Телефон звонит по ночам Страница 10

– Ну, как? – спрашивает. И опять краснеет. Стеснительная.

– А что? Все законно, – говорит Виктор. Она спрашивает:

– Вас там в шахте как найти?

– А что? – говорит. Пришла ему очередь покраснеть. – Придете?

– Приду.

– Адрес мой простой, – говорит Виктор. – Вторая восточная панель, третий подэтаж, до востребования… Запомнили?..

Он думал, она шутит. Но она пришла на самом деле. И смотрела, как он моет уголь. А после спрашивала, промокает ли комбинезон. И какие у Басюка замечания насчет спецодежды. Оказывается, она за этим из Луганска приехала. Из научно-исследовательского института. Там они разрабатывают новую спецодежду для гидрошахт.

Ну он ей накидал замечаний. Штук десять. Не зря же она лезла сюда, по скобам. И тут он вспомнил, что по правой стенке недостает двух скоб, и сказал об этом Рябиыину. Не хватает, чтобы девчонка загремела. Тогда поминай как звали.

«А я и не знаю, – подумал он вдруг, – как ее помянуть. Эх, дурак, не спросил, как зовут».

Звали ее просто – Зина. Он узнал это вечером, когда танцевал с ней на площадке за агитпунктом. Потом они гуляли под звездами по притихшим улицам поселка. На звезды в ту ночь был урожай. Виктор и Зина никогда в своей жизни не видели столько звезд. Они гуляли, и она сравнивала его с фонтаном «Самсон», и он обиделся. Но она сказала, что обижается он напрасно, потому что Самсон был богатырь, красавец и силач. И еще она сказала, что не зря спускалась в шахту. Хотя ей и было страшно, зато теперь она знает, что такое шахтерский труд. Басюк держался скромно, отнекивался: «Что вы! Какие мы герои! Это вам от страха показалось!» – но сердце его таяло от ее слов. Да, кто замешен в угле, тот уже шахтер от рождения. Так уж повелось. Кто родился у моря – становится моряком, кто в поле – хлеборобом, и редкий сын летчика не мечтает о небе. Шахтер знает цену небу не меньше, чем летчик. Но для летчика небо – место его работы. А для шахтера небо – его награда.

Глава девятая

Тамаре везло: она долгое время была самой молодой. Самой молодой студенткой в своей группе. Самой молодой родительницей в Юркином детском саду. Самым молодым преподавателем на кафедре западной литературы.

Последнее даже мешало ей. Надо было все время помнить, чтобы не впасть в панибратский тон со студентами, многие из которых были ее ровесниками, а некоторые даже старше.

Только в этом году на кафедре у западников появилась новая молодая преподавательница Зоя Петровна, румяная, с тяжелой поступью, стремительная. Она сразу подружилась с Тамарой, стала советоваться с ней во всем. Как распределить материал лекций, чтобы не перегрузить академический час. И какие духи Тамара считает хорошими. И даже – надо ли отвечать на письма человеку, который в нее влюблен.

Зоя считала себя беспринципной, бесхарактерной. Ей нужен был духовный вождь. Таким вождем для нее стала Тамара.

Зоя любила задавать вопросы внезапные, как выстрел:

– Можно любить всю жизнь одного?

– Страшно быть старым?

– Что такое счастье?

Она спрашивала об этом в самые неподходящие минуты. Посреди делового разговора или во время звонка на лекцию. Люди спотыкались о ее вопросы, как о камни, разбросанные на ровной дороге.

Некоторые научились обходить их. Лучше всех это делал завкафедрой, семидесятилетний Матвей Савельич Азгур, профессор, известный литературовед.

– Счастье – это умение находить личную радость в общественно полезном труде, – глубокомысленно произносил он.

Тамара отвечала на Зоины вопросы подробно, всерьез, продумывая ответы, – Зоя верила ей.

В этот день Тамара принимала экзамен у второкурсников. Зоя Петровна ассистировала.

Было ясное летнее утро. Похожее на то, когда приехал Стах. Та же свежесть красок, ранняя прохлада и голубизна. Но теперь, когда ей не надо было спешить на вокзал, все вокруг было подернуто печалью, словно тенью.

Прошло больше двух недель, как они расстались. Но тень эта не уходила, и все вокруг вызывало воспоминания. Москва катила свои волны. Поток машин. Поток людей. Поток машин. Машины были всех расцветок. Красные, синие, желтые. В их нарядности было что-то игрушечное. И так же пестро были одеты люди. Особенно молодежь. Мальчишки лет восемнадцати. Почему-то на них это было заметнее, чем на девушках, Наверно, потому, что девушки всегда модничали, а мальчишки стали модничать недавно. Их немыслимо броские «абстрактные» рубашки с изображением рыб, птиц, зонтиков и козерогов уже не привлекали ничьего внимания. К ним привыкли.

Она шла, звонко ступая по асфальту. Она любила свой район. Он назывался красиво – Юго-Западный.

Это был новый район Москвы. Здесь все было молодо. Новизна отражалась в названиях. Были кафе «Спутник» и «Луна» и поблизости кинотеатр «Ракета». Был магазин «Синтетика», где, как любил говорить Олег, торговали большими молекулами – изделиями из полимеров. И магазин «Изотопы», торговый зал которого скорей походил на научную лабораторию.

«Нет, я бы не смогла уехать от всего этого и жить в глуши», – подумала она. Как будто кто-то просил ее уехать. И жить в глуши.

Институт, где она работала, был в старом районе Москвы, в центре города. Он помещался в старинном особняке. Приближаясь к институту, она почувствовала волнение. Когда-то, студенткой, в дни экзаменов, она завидовала преподавателям, считая, что их ничто не волнует. Только начав принимать экзамены, она поняла, как ошибалась. Раньше ей могли поставить на экзамене двойку. Одну-единственную. Теперь она могла получить их сразу несколько. Ведь каждая двойка, поставленная студенту, была прежде всего двойка себе самой.

В институтском дворе уже толпился студенческий народ. Многие что-то срочно дочитывали. Одни – сидя на скамейках под старым тополем, другие – стоя прямо посреди двора, где их толкали то и дело со всех сторон.

Она увидела группку «своих». Они поздоровались почтительно, даже чуть скорбно. Должно быть, они скорбели о себе.

В коридорах было душно, несмотря на открытые окна. Пахло мелом, чернилами, пылью и старыми книгами. В дни экзаменов этот знакомый запах тоже устрашал.

Кафедра западной литературы располагалась в большой комнате, в самом конце коридора. Зоя Петровна уже ждала. Она была в белой кофточке с короткими рукавами и сама походила на студентку. Она протянула Тамаре букетик ландышей.

– В какой аудитории будет экзамен?

– В шестой. Там все готово. Только разложить билеты.

Зоя Петровна тоже волновалась.

– Какой хороший день, – сказала она, когда билеты были разложены. – Жаль, что мы сегодня кому-то испортим настроение. В общем, это ужасно. Знает что-то человек, а молчит, силится вспомнить, и нельзя ему подсказать…

Она села за один из столов, подставила лицо солнцу.

– Тамара Васильевна, вы верите в дружбу?

Студенты входили один за другим. Сначала неохотно, приходилось приглашать их. Потом вдруг повалили, стали спорить, чья очередь.

Тамара любила наблюдать за тем, как берут билеты. Ей казалось, что в этот момент открывается характер человека. Один мнется у стола, боится прогадать, взять не тот билет. Другой решительно берет тот, что всего ближе к нему. Третий тянется через стол, чтобы взять самый дальний.

Несчастливцами считали себя те, кому выпадал Стендаль. Все знали, что Тамара Васильевна любит Стендаля особенной, пристрастной любовью и даже пишет о нем научную работу. Если и можно было студенту чего-то не знать, допустить неточность в чем-то, то это должен был быть только не Стендаль.

На этот раз таким несчастливцем оказался Эрик Монахов. Эрик как-то сказал ей, что его имя расшифровывается так – «Эра Рабочих И Крестьян».

Это был бледный юноша, с красными глазами, встрепанный и помятый, из тех, кому не приходится спать в ночь перед экзаменом.

Ему достались «Воспоминания эгоиста» Стендаля. Он помнил подробности, приводил цитаты.

Все было бы хорошо, если бы он не называл эгоиста эгоистом. Видимо, в чужом конспекте, по которому он зубрил, была описка. Эрик отвечал бойко, с наигранным интересом к материалу, стараясь понравиться экзаменатору. Он был один из последних, – в коридоре за дверью уже никого не осталось.

Тамара слушала его и думала: «Ему лишь бы сдать. Он никогда не возьмет в руки эту книгу. Он будет жить всю жизнь по чужим конспектам. Не только в литературе. По чужим конспектам мыслей и чувств. И так же он будет боек и оживлен, стараясь понравиться».

– Вы готовились по конспектам? – спросила она. – А оригинал не читали?

Он ответил настороженно:

– Почему? Я читал.

– Тогда объясните, пожалуйста, значение слова «эготист» по Стендалю.

– Эгоист? – переспросил Эрик.

Он видел, что ассистент Зоя Петровна делает ему страшные глаза, и силился понять, в чем дело.

– Я бы ваше имя, Эрик, расшифровала иначе, – сказала Тамара, выводя в графе зачетной книжки тройку. – «Эксплуатация Ребят, Имеющих Конспекты». Вас это устраивает?