Хуан Хосе Арреола - Выдумки на любой вкус Страница 10

— Честное слово, дон Панчо, я их дюжину убил. Но, поди ж ты, они ведь такие живучие — ей башку сшибешь, а она все равно от тебя спрячется.

— Сколько хвостов, Лайо?

— Послушайте, дон Панчо, я штук двенадцать точно убил. Уж прямо собирался землю рыть, чтобы достать их…

— Так сколько ты хвостов принес?

— Да четыре всего, дон Панчо.

— Ну что ж, Иларио, это сорок монет. Подождешь до субботы или сразу с тобой расплатиться?

— Лучше сразу давайте.

— Десять, двадцать, тридцать, сорок. Может, завтра тебе повезет больше. Ты их бей прямо в голову. Счастливо вечер провести, Лайо.

Сорок сентаво — это было неплохо во времена, когда сто граммов тепаче[6] стоили десять. Если ты провел весь день под палящим солнцем, убил дюжину крыс, а заплатили тебе за четырех, появляется желание опрокинуть стаканчик, хотя бы для того, чтобы не слышать, что скажет твоя старуха. Ведь если ты явишься с сорока монетами, попреков все равно не миновать, а так: семь бед — один ответ.

— Здорово, Тонино, налей мне рюмку на пять монет, только лей доверху: выпить-то хочется.

— Эй, Лайо, а меня здесь как будто и нету?

— Две рюмки, Тонино. Здорово, Патрисио, как жизнь?

— Да так, потихоньку. Сколько штук ты сегодня убил, Лайо?

— Я… Да я их дюжину убил, но почти все попрятались.

— Да ты наверно не так целился.

— Не так целился!.. Прямо в башку, да что тебе объяснять, Патрисио, эти крысы живучей кошек. Эй, Тонино, тащи нам еще по одной, только полней наливай, а то мы и вкуса не почувствовали.

— Эх, Лайо, Лайо, дело в том, что ты — полный дурак. Я тоже, ты ведь знаешь, был крысобоем у дона Панчо и денег у меня никогда не водилось. Но потом я понял, как старика надуть…

— Это как же?

— Ну слушай: я ходил на ранчо Эспиносы, это там, по дороге к реке. Там этих крыс — кишмя кишит, я бил штук двадцать, а потом относил их дону Панчо, как будто они с его поля.

— Ладно врать-то!

— Слушай, старик-то как был доволен, ему это дело нравилось! Он выкладывал хвосты в ряд на столе и говорил: «Скоро мы покончим с этим сучьим племенем. Покруче с ними, Патрисио, тащи мне еще хвостов, хоть бы ты меня по миру пустил!» По миру, старый сквалыга… Да притащи я ему хоть всех крыс не только с ранчо Эспиносы, а и всех, что есть в долине, с него — как с гуся вода, хотя бы и платил он по песо за штуку. Это как у кота по волоску выдергивать.

— Слушай, Тонино, совсем в голову не ударяет. Неси нам еще по одной, да пусть у тебя рука не дрожит. Наливай как полагается, а то мы вообще уйдем.

— Вот твой тепаче, Лайо, и с тебя тридцать монет за шесть рюмок.

— Что-то Тонино у нас сегодня недоверчивый. Да с чего ты взял, что я не расплачусь?

— Вот и заплати, хватит языком чесать.

— Держи сразу сорок, принесешь еще по рюмке, да смотри не забудь.

— Вот это правильно, Лайо. Дай-ка закурить.

— Ну так что, почему же ты завязал с крысами?

— В общем, старик прознал, где я добываю хвосты, и выставил меня за дверь.

— А как он узнал?

— Ну как, крысобой Эспиносы, с которым мы ладили, однажды взбеленился и сказал, что я, мол, прикончил всех его крыс и что на его долю почти ничего не осталось. Он явно настучал на меня, потому что на другой день такое началось лучше и не рассказывать. Старик рассвирепел и хотел даже упрятать меня в каталажку. — А дальше что?

— А дальше, слушай, тот парень, который сеял на поле Эспиносы, заплатил дону Панчо за все хвосты, что я ему продал. И я уж не сомневаюсь, дон Панчо взял с него больше, этому старику палец в рот не клади.

— Ну а сейчас что ты делаешь?

— Кирпичи формую, что еще остается. А это уж совсем каторга. У дона Тачо, повыше плотины, на склоне холма…

— Ну, по мне, лучше уж кирпичи формовать. Эта чертова глина по крайней мере никуда не денется, знай лепи себе. Зато крысы, эти мерзавки, их иногда по целым дням не видно.

— Что ж, решил хомут на шею себе надеть-бросай своего дона Панчо и ступай завтра к плотине. Оттуда как раз сушильню для кирпичей и увидишь.

— Только я ведь не умею делать кирпичи…

— Будешь носилки таскать, это все умеют. А хочешь — становись глину месить.

— Ладно, завтра увидимся с утра пораньше.

— Что тут за базар, откуда столько народу, как будто покойник в доме?

— Господь с тобой, Лайо, не говори таких слов. Ты что, не слышишь — ребеночек плачет.

— Уже родила?

— Тише, плохо ей, жар у нее. Если бы не донья Клета — она здесь целый день провела, — ты бы ее и не застал уже в живых.

— А кого родила?

— Мальчишечку, только пупочек у него повредился.

— Так пусть лечат.

— Да ему уж помазали маслицем, известью, сахарком — это в таких случаях первое дело.

Жена Иларио — как сухая земля перед самым дождем, лежит, не пошевельнется. Ребенок плачет и плачет. Донья Клета сказала, что если до завтра не перестанет плакать, — надо доктора звать. Она сама что могла, все сделала. А мальчик к тому же родился с полузакрытыми глазками, как будто они у него слиплись. Мать Иларио тоже говорит, что доктора надо.

— Ладно, мама, завтра отнеси ружье к Тонино, пять песо точно получишь. Жена Иларио приоткрыла глаза:

— Ружье? А как же крысы, Лайо?

— Какие там к черту крысы! С этим покончено. Пускай крысы и вороны все пожрут у этого дона Панчо. Целый день ходишь и убиваешь бесхвостых крыс — ведь если тебе денег не платят, все равно, есть у них хвосты или нет!

— А мы-то теперь как будем, Лайо?

— Завтра я буду работать с Патрисио, в сушильне дона Тачо, там, около плотины.

— Но ты ведь не умеешь формовать кирпичи, Лайо.

— Чтоб полные носилки нагрузить, умения не требуется, да и чтоб глину месить — тоже. Не такой уж я и тупой. Кирпичи делать — да, это не то же самое, что сидеть на солнцепеке, крыс выслеживать. Да пошли они… крысы эти!

Тучи, что приходят со стороны Пеньяс, всегда приносят бурю. Если тучи со стороны Санта-Катарины, то, может, еще и обойдется. Если с Пеньяс — то наверняка. Верхушка холма прямо в небо упирается. Ветер подталкивает тучи сзади, с той стороны холма, и они напирают, напирают и вдруг переваливают через вершину, как клубы черного дыма. Крутятся, гремят, раз за разом обрушиваются на поселок.

Люди об этом уже знают, и когда видят тучи со стороны Пеньяс, все пускаются наутек. В мгновение ока начинается яростный ливень, как будто тучи разбиваются вдребезги, вода хлещет из них потоками.

Что ж, люди бегут в укрытие и там отсиживаются. А как же кирпичи? Кто станет спасать кирпичи, только что слепленные, все еще сырые? Вот уже третий день ровно в четыре пополудни, как по часам, тучи появляются со стороны Пеньяс.

Буря гуляет над месивом из кирпичей, острые струи пронзают их насквозь. Кирпичи превращаются в тесто, а вся сушильня — в болото.

— Но если так, то каким кретинам пришло в голову формовать кирпичи в дожди?

Лайо смотрит на происходящее, качает головой. Спину ломит от носилок. Кирпичи уже потеряли форму кирпичей. Они похожи на коровьи лепешки.

— Час от часу не легче, Патрисио! Ты мне не говорил, что с кирпичами тоже все не так гладко.

— Подожди пока придет дон Тачо, посмотрим, что он скажет. Третий день уже вода нам всю работу портит.

Дон Тачо пришел только на закате:

— Ну что, парни, не повезло нам… Лучше пока завязать с этими кирпичами, подождать до лета. Продолжать их лепить — значит испытывать терпение Божие. Три дня подряд дождь льет и вы работаете впустую. Приходите вечером в контору, получите, сколько заработали — сами видите, только самые просушенные кирпичи выдержали дождь…

Иларио и Патрисио уходят молча, долго петляют по улицам, добираются до площади.

— Да, Лайо, ничего у нас не вышло. Придется снова работу искать.

— Знать бы где — люди-то на любой работе мыкаются. К дону Панчо обратно — никак не выйдет, ружье ведь у Тонино. — А ты говорил дону Панчо, что ружье закладываешь?

— Что я ему буду рассказывать, сам подумай? Просто взял да ушел.

— И сколько тебе дал Тонино?

— Пять песо всего и дал. И все потратили на мальчонку, а ему лучше не становится, пищит и пищит с тех пор как родился.

— Понятное дело, Лайо, пять песо это мало. Пошли-ка к Тонино, пусть он нам пуншу даст, чтобы не простудиться, мы ведь все в поту были, когда ливень начался.

Тонино — сама любезность. Выпили не по две, не по три рюмки — много больше. Все-таки у этого Патрисио очень забавные бывают рассказы. Про крыс с ранчо Эспиносы, например, да и другие, того похлеще. Плохо только, что каждый раз он попадает в каталажку. А потом приходится браться за кирпичи, чтобы концы с концами как-то сводить. А с кирпичами уже никак не нажилишь. Знай ковыряй глину, меси получше, чтобы комков не оставалось. Таскай ее на носилках, вот и весь сказ. Конечно, нужно уметь формовать. Хорошенько смочи форму, чтобы кирпич не прилипал. Потом заполни глиной до половины. Утрамбуй лопаткой, чтобы замес взялся, потом следи, как будет подсыхать. Остается только скребком подровнять, и готов кирпич.