Джим Гаррисон - Зверь, которого забыл придумать Бог Страница 10

Джо напрягся в тщетных поисках слов, а потом исполнил пантомимический танец, показывая, как нашел череп на илистом дне ручья, случайно наступив на него. Он забрат у меня череп, оттер его песком от дегтеобразного налета и положил обратно в яму на берегу, на хранение. Мой подарок определенно оставался в его владении. Затем Джо вытащил из кармана и протянул мне крупный темный резец в качестве утешения. Я не особо хотел брать зуб, но понимал, что должен быть любезным.

Тем временем Энн стояла рядом в мокром нижнем белье, хмуря лоб, как имеют обыкновение делать люди, когда область неизвестного резко расширяется, пусть даже на несколько мгновений. Джо явно показал нам нечто совершенно необычное, но мы не обладали необходимым знанием, чтобы понять, что это значит. Когда Джо закопал череп обратно, я уже в следующий миг стал задаваться вопросом, действительно ли он такой большой, как мне показалось, и мысленно дивиться на лопатообразную кость между лбом и носом. В детстве я не один десяток раз посещал Чикагский музей естественной истории Филда и неоднократно заходил туда вплоть до последней своей поездки в город в прошлом году, но скелеты млекопитающих не особо интересовали меня. Я осознал, что медвежий череп Джо едва ли поместится в корзину емкостью в бушель, и не сумел вспомнить ни одного музейного экспоната таких размеров. Я сказал Энн, что однажды во время поездки в Калифорнию родители водили меня на обязательную экскурсию на битумные карьеры Ла-Бри, и там пахло так же, как от медвежьего черепа Джо.

В общем, вы меня поняли. Происшедшее несколько вывело меня из равновесия, восстановить которое мне так и не удалось. Не то чтобы все покатилось под гору после того дня, но дела определенно приняли другой оборот. На обратном пути из леса к машине я неудачно шлепнулся на задницу, сильно ушибив копчик. Оставшиеся полмили Джо тащил меня на закорках — унизительно, конечно, но тогда мне было наплевать. Когда мы добрались до машины, Джо находился в болезненно возбужденном состоянии, которое Энн приписала физическому перенапряжению. Она отказалась от предложения перекусить, и я высадил их возле ее машины, оставленной неподалеку от хижины. Она тепло обняла меня на прощание, отчего у меня ненадолго утихла боль в копчике.

Я приготовил себе огромную сковородку рубленой солонины и, пока ел, внимательно разглядывал медвежий зуб, длиннее моего указательного пальца, и вспоминал, как Марша быстро понюхала череп, коротко лизнула, зарычала, а потом уставилась в зеленые заросли, включив защитный механизм замещения объекта. Потом я вздремнул и увидел во сне потрясающие образы обнаженного тела Энн, которое, к сожалению, постепенно превратилось в путаницу стеблей и листьев неких не существующих в природе растений. Я проснулся в сумерках, скрипя зубами, и обнаружил, что сломал премоляр. О черт, подумал я, ну ладно, по крайней мере, мне не больно, поскольку корневой канал уже запломбирован, а следовательно, нерв там мертвый.

Незадолго до наступления темноты приехал Дик Рэтбоун вместе с жутко раздраженным инспектором по охране дичи, расследовавшим преступление. Два телеметрических ошейника — один с черного медведя, другой с обыкновенного волка — были прослежены до мусорного бака на туристической стоянке возле Макмилана, к востоку от Сени. По какой-то причине, оставшейся необъясненной, инспектор считал, что в деле замешан Джо, хотя со времени несчастного случая Джо питал особое отвращение к огнестрельному оружию, находя громкие резкие звуки невыносимыми. По словам инспектора, в настоящее время двум биологам приходилось заниматься напряженными поисками в районе водосбора, поскольку теперь установить местонахождение животных не представлялось возможным. По всей видимости, кто-то снял ошейники с животных, а потом избавился от них. Я спросил инспектора, становившегося слишком наглым и беспардонным на мой вкус, не находит ли он несколько странным, что два животных на расстоянии пятнадцати миль друг от друга (он сам назвал такую цифру) одновременно лишились ошейников. Он сказал: «Не учите меня моей работе», и я попросил его немедленно удалиться, предварительно спросив имя его начальника, оказавшегося тем самым кретином, который приказал снести лачугу Джо. Это предположительно и являлось мотивом Джо. Я вспомнил, что в прежние времена мне доводилось встречаться с несколькими очень симпатичными инспекторами по охране дичи, но новое поколение исполнено сознания собственной значимости, словно они — ФБР мира природы.

Сон об Энн и всей этой флоре, проросшей из ее тела, всплыл у меня в памяти, несмотря на владевшее мной раздражение. Я пролистал ботанический справочник и решил, что белена (Hyoscyamus niger) больше всего напоминает растение, в которое превратились гениталии Энн в моем сне. Пожалуй, ведьмина трава соответствовала образу одинокой девушки, которая, несмотря на весь свой здравый рассудок, сходила с ума из-за безнадежного состояния своего любовника. Какую бы тоску ни нагоняли подобные мысли, я погрузился в еще большее уныние, когда задел кончиком языка сломанный зуб, и задался вопросом, что значит в плане психики, когда ты скрипишь зубами так сильно, что они крошатся.

Я где-то читал, что сознание обладает природой хищного зверя, и чем глубже и сложнее оно становится, тем большим количеством уровней сознания вам приходится управлять. Бесспорно удручающая мысль. С юношеских лет я часто и не без удовольствия думал, что живу внутри некоего серого яйца своего собственного изготовления, которое я самолично тщательно и избирательно обустроил на свой вкус, а теперь оно дало трещину. Пугающий вопрос, конечно: неужели она будет расширяться и дальше?

Мои размышления казались мелкими и ничтожными по сравнению с желтым шаром луны, восходящей за белыми соснами и тсуговыми деревьями, окаймлявшими мою поляну в лесу. Я сидел на столике для пикников, все еще чувствуя слабую боль в ушибленной при падении заднице, и вяло думал о том, что если бы Джо действительно имел отношение к истории с телеметрическими ошейниками, вряд ли он стал бы избавляться от них в сорока милях отсюда или вообще додумался бы до такого. Но еще была Энн: если бы она увидела у Джо телеметрические ошейники, помимо его собственного, она бы почуяла что-то неладное и, безусловно, стерла бы с них отпечатки пальцев, прежде чем выбросить на безопасном расстоянии.

Я питаю отвращение к тайнам, преступлениям, магии — такого рода вещам. Они не включены в мое серое яйцо, но сейчас, безусловно, вставал вопрос: как можно было снять с животных ошейники без винтовки или ружья, стреляющего ампулами с транквилизатором? После того как Джо вырыл могилу для маленького медвежонка всего в миле от моей хижины, казалось совершенно немыслимым, чтобы он мог убить медведя и волка.

Стол был слишком жестким для моей ушибленной задницы, и потому я принес из дома спальный мешок и большой стакан очень старого кальвадоса, который держу для особых случаев. Он был разлит по бутылкам всего несколько лет назад, но хранился в бочке с 1933 года, года моего рождения. Я купил две бутылки на Рю-Мадлен в Париже за бешеные деньги сразу после выхода на пенсию. Я поднес стакан к глазам и посмотрел на луну сквозь янтарную жидкость, стараясь не думать о том, чем занимаются Джо и Энн в этот час. Сидя там, на скатанном спальном мешке, представлявшем собой удобную подушку, я с тупым удивлением осознал, насколько тело Энн похоже на тело моей бывшей жены. По-настоящему совместимы мы с ней были лишь в сексуальном плане, и в первый год после развода мы несколько раз встречались для занятий сексом. Развод на три года выбил меня из колеи, но она оправилась гораздо быстрее, выйдя замуж за состоятельного человека несколькими годами моложе себя и, подумать только, усыновив двух маленьких сирот из Лаоса. Она никогда не выказывала особых материнских чувств по отношению ко мне, но, с другой стороны, я и сам едва ли отношусь к типу мужчины-отца. Мои родители, на мой взгляд, были бездушными, ограниченными республиканцами, и потому я с ранних лет считал себя демократом.

Доносившийся с реки жалобный крик козодоя нагонял на меня дрему. Я расстелил спальный мешок, забрался в него и лежал на спине, размышляя о том, как в случае с Джо судьба свелась к травме мозга; как минутная неосторожность, вызванная зловредным богом пьянства, стала наглядным уроком, опровергающим всякие представления о справедливости, но, с другой стороны, история, если ты действительно человек, должна сводиться к каждому частному случаю. Я по сей день помню, как однажды давным-давно сидел в ресторане Дрейка, поджидая кого-то к завтраку, и читал статью в «Нью-Йорк таймс», где Мао говорил, что Китай чувствует себя в безопасности, поскольку может себе позволить потерять полмиллиарда людей в войне и все же сохраниться как страна, — чудовищно преступное заявление. Да хрен с ней, с историей. Я услышал уханье совы, и несколько летучих мышей промелькнули на фоне луны. Легкий ветерок с болота на западе приносил приятные кисловатые запахи, а потом я заснул, не в силах подняться и войти в дом. Наши жилища не должны становиться для нас западней, но становятся.