Карл Вурцбергер - В пограничной полосе Страница 10

Бергену пришлось остановиться: голос его потонул в шуме. Выждав, пока сидящие в зале успокоились, он заговорил снова:

— Каждый из вас знает, что ни одно преступление не остается незамеченным! Солдат, вставший на путь преступления, оказался морально опустившимся человеком. Он не достоин носить форму пограничника, и поэтому мы без сожаления расстались с ним. А теперь давайте обсудим, как нам улучшить нашу работу.

Последние слова Бергена потонули в аплодисментах. Начальник заставы сел. Теперь уже никто не верил слухам. Старый Форг вскочил со своего места и заговорил:

— Правильно, господин Берген, правильно! Я верю вам! Если бы ваш солдат не потушил тогда пожар в нашем доме, лежать бы нам с женой на кладбище. С тех пор я стал уважать вас, пограничников. А тем, кто наговаривает на вас невесть что из–за одной паршивой овцы, должно быть стыдно!

Старый Форг закашлялся. Подавив кашель, он хриплым голосом продолжал:

— Раз уж мы собрались здесь, давайте покончим с недомолвками. — Повернувшись к Фальману, он спросил: — Вот ты, Пауль, помнишь, как ты мне говорил: «Пограничники заодно с браконьерами. Ворон ворону глаза не выклюет»?

Все повернулись в сторону Фальмана и с напряжением смотрели на него. Вид у Пауля был растерянный. Видно, в этот момент он готов был сквозь землю провалиться.

— Это же было… это… листовка в деревне… я не то думал… — попытался он возразить.

— Ах, ты не то думал! Послушай, Пауль, ты не обижайся на меня. Пойми, так нужно. Для всех нас. Сейчас речь не о тебе. Скажи честно: что у пограничников общего с браконьерами?

Фальман сидел, не поднимая глаз.

— Что тут говорить… Бог свидетель, не думал я, что так получится. Откуда мне было знать, что это преднамеренная ложь!

— Вот вам, пожалуйста. Да что, у нас у всех глаза ослепли? Разве раньше бывало такое, чтобы полиция с людьми говорила, да еще извинялась, если в чем была не права? Неужели все мы забыли старого Баумана, расстрелянного эсэсовцами на горе под липой? Я сказал все!

С этими словами Форг сел. Поднялся Мехтлер.

— Я хочу упрекнуть и тебя, Вальтер, и всех. Не обижайся, что я так говорю, но виноваты все вместе. Почему мы ждем, пока сплетники не разнесут свою брехню по всем домам? Мы должны вовремя останавливать таких болтунов!

«Он прав, тысячу раз прав», — подумал Рэке.

* * *

Барбара Френцель прогуливалась по деревне. Она была в легком летнем платье, на ногах — белые лодочки, гибкая, опоясанная золотистым жгутиком. Зеленые продолговатые глаза ее заставляли вспомнить о Востоке. С ними неожиданно контрастировали светлые волосы, свободно падавшие на плечи.

Дойдя до последних домов, она остановилась, посмотрела на часы, отбросила волосы назад и пошла дальше. Но на мосту, у подножия горы, возвышающейся около Хеллау, левый каблук неожиданно скользнул по камню и отломился. Она сняла туфлю, осмотрела ее и поморщилась: каблук почти совсем оторвался от подошвы. С досады Барбара оторвала его совсем. Осторожно ступая, она подошла к перилам моста и стала беспомощно оглядываться. Вдруг на лице ее появилась улыбка: она увидела того, кто, как ей показалось, мог помочь ей, — пограничника, ехавшего на велосипеде в ее сторону.

Фриц Кан, а это был он, еще издали заметил девушку, размахивавшую туфлей. Он затормозил и остановился около нее.

— Ах, извините, пожалуйста, у меня несчастье, — произнесла она, приветливо улыбнувшись. — Мои туфли не приспособлены для ходьбы по камням. Вы не поможете мне?

Фриц не мог скрыть удивления: это была та самая девушка, которую он видел у Вальтера. Дежурный не преувеличивал: она действительно прелестна! Глаза Фрица лукаво сощурились.

— Какое счастье! — произнес он восторженно.

— Почему счастье? Вы смеетесь надо мной?

— Не каждый день приходится помогать такой красивой девушке!

Барбара громко рассмеялась.

— Ну и уморили вы меня! Вы, пограничники, кажетесь мне настоящими донжуанами.

Фриц поставил велосипед около дерева. Барбара посмотрела Фрицу в глаза и протянула ему руку.

— Вы согласились помочь мне, а я вам даже не представилась. Барбара Френцель.

— Вы из Берлина, а здесь гостите у учителя, так ведь?

— Откуда вы знаете?

— Пограничник все должен знать. Я тоже берлинец.

— Что вы говорите?

— Неужели вы думаете, что можно обманывать такую красивую девушку?

Она погрозила ему пальцем.

— Говорить комплименты вы умеете, — сказала она, игриво надув губки. — Однако вы невежливы.

— Невежлив? Ах, извините… Меня зовут Фриц… Фриц Кан.

— Очень приятно. А теперь докажите мне, что вы умеете не только говорить комплименты, но и чинить туфли.

Фриц взял у нее туфлю.

— Сейчас все будет в порядке. Говорят, один из моих предков приходился родственником Гансу Саксу{1}.

Фриц отыскал в велосипедной сумке несколько гвоздиков, поднял с земли небольшой камень, потом положил туфлю на перила моста и начал прибивать каблук. Барбара подошла к Фрицу и наклонила голову. Ее мягкие волосы упали на лоб и щекотали Фрицу щеку. Он поднял голову и растерянно посмотрел на нее. Барбара не отвела взгляда. Ее зеленые глаза были совсем близко. Они светились каким–то необъяснимым, загадочным блеском. «Взять да и обнять ее сейчас… и поцеловать…» — подумал вдруг Фриц.

— Если вы будете смотреть на меня, ударите себя по пальцу.

— Извините, я… — Фриц покраснел и снова занялся туфлей.

«Как странно прозвучали ее слова! Осел! — выругал он себя. — Совсем растерялся». — Фриц поспешно вогнал в каблук последний гвоздь.

— Вот, пожалуйста. Готово.

— Только здесь вот один немного вылез. — Она показала на выступавший кончик гвоздя.

— Да, верно. — Он еще раз ударил по гвоздю. — Пожалуйста, фрейлейн Френцель.

Барбара взяла у Фрица туфлю и потрогала каблук. Он сидел крепко.

— Спасибо, Фриц. Теперь я дойду до дома. — Она оперлась на его плечо. — Можно?

Он кивнул. Барбара, стоя на одной ноге, попыталась надеть другую туфлю. Вдруг она потеряла равновесие. Фриц совсем близко увидел ее губы. Девушка не успела опомниться, как он крепко обнял ее.

Какое–то мгновение Барбара не сопротивлялась. Потом вдруг отпрянула от него.

— Как вы смеете?! — Ее глаза сузились. — Оставьте меня!

Барбара быстро зашагала прочь. Обернувшись, помахала Фрицу рукой и крикнула:

— До свидания!

— Подождите, я должен сказать вам что–то!

Она рассмеялась.

— Мне пора домой. Может быть, мы еще увидимся. — И она тут же исчезла в кустарнике.

Фриц как завороженный долго смотрел ей вслед. Только сейчас он вспомнил, что ехал к Ганни. Ганни? Он попытался думать о ней, но зеленые глаза и белокурые волосы упорно не выходили у него из головы. Фриц взял велосипед и повел его рядом с собой.

В конце деревни он встретил Ганни. Они сели на траву в тени деревьев. Ганни стала рассказывать Фрицу о работе. Скоро она заметила, что Фриц не слушает ее и думает о чем–то своем. Ганни хотела спросить его, что с ним происходит, но не успела: Фриц опередил ее.

— Пойдем. Пора возвращаться. Мне скоро опять идти в наряд.

Фрица мучила совесть. А вдруг это любовь? Чепуха! Хорошенькая девушка, и больше ничего. И все же он продолжал видеть ее глаза.

Вечером Фриц долго не мог заснуть. Но и сон не принес ему облегчения. Фрицу снилось, что он снова встретился с Ганни. Когда она поцеловала его, он увидел вдруг, что глаза у нее зеленые, а волосы золотистые, как у Барбары. Он попытался удержать Ганни возле себя, но руки не повиновались ему. Потом Ганни расплылась, исчезла. Откуда–то издалека он услышал: «До свидания!»

Фриц испуганно вскочил. Кто–то из товарищей тряс его за плечо.

— Эй, Фриц! Что с тобой? Ты не заболел?

— Что? Почему?

— Ты так кричишь, что невозможно уснуть. Всех разбудил.

— Извини, мне что–то приснилось.

— Ладно, спи. Спокойной ночи!

* * *

— Товарищ младший лейтенант, солдат Гресе прибыл для прохождения службы!

Русые волосы, светлые глаза Гресе, его диалект сразу выдавали в нем уроженца Ватерканта. Берген встал, окинул взглядом рослого, мускулистого парня и приветливо протянул ему руку.

— Садитесь, пожалуйста. Где ваши вещи?

— В караульном помещении, товарищ младший лейтенант.

Все необходимые формальности были выполнены. Берген принял документы Гресе, потом открыл портсигар и протянул солдату:

— Курите.

— Спасибо, товарищ младший лейтенант. Я не курю. Мой отец…

— Что, не терпит? — Берген засмеялся.

— Он всегда говорит: «Если я хоть раз увижу у тебя во рту эту отраву, спущу штаны». А рука у него твердая.

Откровенность солдата пришлась Бергену по душе.

— Он и сам не курит?

— В том–то и дело, что курит! Трубку изо рта не выпускает. Но я не имею права ссылаться на это. Отец считает, что дети родителям не указ.

— Дети! Вы уже, кажется, выросли из Детских штанишек.

— Так у нас заведено в Ватерканте. Мой дед — старый рыбак. Ему уже семьдесят, а он еще ходит в море. Для него мой отец тоже мальчик. А меня он сосунком считает. Тут уж ничего не поделаешь, обычай такой.