Екатерина Великина - Книга для ПРОчтения Страница 10

— Ну вообще, она вчера с тебя падала.

Вот в этом «падала» я интуитивно чувствую что-то недоброе, а поэтому тон сбавляю.

— Как это так — падала? — осторожно интересуюсь.

— Громко, — позевывает Дима. — Я вчера тебя, когда до дома нес через плечо, она раза два свалилась. Ну и я, чтобы косметика не разбилась, вернулся к машине и положил ее туда.

— Соседи видели? — сдавленным шепотом спрашиваю я.

— Не-а, — отвечает мне Дима. — Я даже порог успел вымыть.

— К-к-какой порог? — от ужаса я начинаю заикаться.

— Ну ты до квартиры просто не дошла. Я тебя прислонил к косяку, пока ключи дверные доставал, тут ты и салютовала.

— Э-э-э, — начинаю мычать я. — Э-э-э… То есть получается, что у меня ключей нет, я заперта.

— Получается, что так, — отвечает мне муж.

— У меня тут просто как бы это… такси под домом… Слушай, а у нас нет дубликата ключа?

— Дубликат есть. Но ты его вчера Марьиванне отдала (это та моя бабушка, которая живет рядом). Ну, на всякий случай — Фасолик же у них.

— Че, ребенка тоже, что ли, отдала? — Я уже не захлебываюсь ужасом и стыдом, я фактически из него состою.

— Ты что, с ума сошла? Мы же ребенка с тобой вместе им отвезли — дня за три договаривались, что они посидят.

За весь разговор первый раз вздыхаю облегченно. Прощаюсь с мужем, пью водичку и… И должно быть, водичка у меня охренительно усваивается, потому что ничем другим я своих дальнейших действий объяснить не могу.

Да, господа, я признаю, что это был какой-то мозговой ахтунг.

Я в черт знает какой раз за этот долбаный день снимаю трубку и звоню водиле.

— Товарищ водитель, — скорбно говорю я. — Понимаете, какая сложилась ситуация. Я действительно заперта в этой квартире и действительно не смогу из нее выйти. А у меня у бабушки день рождения! Но к счастью, вы можете меня спасти!

— Как именно? — изумляется водитель.

— Очень и очень просто, — отвечаю ему я. — Для моего спасения вовсе не требуется лезть на восьмой этаж и вскрывать балконные двери! И даже эм-че-эса никакого не нужно.

— Правда? — еще более изумляется водитель.

— Честное слово! — всхлипываю я. — Всего в каких-то жалких двух километрах от дома, у которого вы стоите, находится дом, в котором живет другая моя бабушка.

— У нее тоже день рождения? — изумляется водитель.

— Нет, — отвечаю я. — У нее есть дубликат ключей от моей квартиры. И если бы вы, многоуважаемый водитель, смогли доехать до моей бабуси, забрать у нее ключи, а потом вновь вернуться за мной, то, клянусь Господом, я бы сполна вознаградила вас за эти муки.

— Ну чего с вами делать, диктуйте адрес, — вздыхает он.

Страшно довольная собой и своей гениальной идеей, я надиктовываю водиле адрес, после чего кладу трубку и иду заваривать себе кофе.

А теперь представьте себе картину маслом. Марьиванна, восемьдесят четыре года от роду. Мнительна, бдительна и подозрительна. Любимая передача «Петровка, 38», любимое блюдо — жареные гвозди. Сидит в квартире с малолетним правнучком, а оттого мнительность, бдительность и подозрительность накручены до необычайного.

Как, вы думаете, она должна отреагировать, когда к ней заявится какой-то хрен с горы и потребует ключи от квартиры внучки, мотивируя это тем, что внучка заперта? А?

Честное слово, мое «Блииииииииииииииииии-иииииииииииинннннннннннн» было слышно даже в Бибиреве — спросите у бибиревцев, и они вам подтвердят. Отшвырнув кофейник, я кинулась к телефону и принялась набирать бабушкин номер. Занято! Набираю-набираю-набираю — занято. От этих коротких гудков к горлу моему подкатывает дурнота, и я бегу в сортир, прощаясь с остатками вчерашней трапезы.

Ну, дальше неинтересно. Опустошив желудок, вхожу в ум и опять звоню водителю (куда мне еще звонить?). Разговор наш краток и позорен. К чести водителя, «дура трехнутая» он произносит не вслух, а про себя. К моей чести, номер я его не теряю, и через три дня мы встречаемся, и я отдаю ему заслуженные бабки. Ведь и правда же заслуженные: такие выкрутасы, и ни разу к черту не послал.

Про меня и маму. Отпуск

Если до сих пор у меня не было памятника, то в июле этого года ждите немереной стелы. Я не просто еду на юг вместе с мужем, я еду на юг с мужем, Тимофеем и мамой. Как известно, статусы «героической матери» и «лучшей дочери» зарабатываются исключительно кровью, а оттого я заранее ем икорку и пью гранатовый сок для гемоглобину. О да: весь год ждать отпуска, чтобы потом, забившись под какой-нибудь вечнозеленый платан, заливать слезами карманный календарик в ожидании отъезда — это так по-нашему, по-катечкински.

Нет, перспектива отдыха с детьми ничуть меня не пугает. В конце концов, Ф. — юный мерзавец, двадцать четыре часа в сутки подпитывающийся энергией космоса, но он является таковым уже три с половиной года. У меня нет сомнений в том, что в первый же день мы нажремся немытой черешни с микробами, заработаем мощнейшую диарею и весь остаток дней проведем в утлом южном нужнике, глядя на небеса сквозь замазанное краской окно. Ну там для разнообразия в бассейн свалимся, хлебнем водицы из лужи, заработаем солнечный удар и непременно потеряем панамку. У нас отпускные неприятности генетически заложены: папинька наш с трех лет родителям отдых изгаживал — то пневмония, то дифтерия, то муха зад кусает… Как только ближайшая больница оказывалась за сто километров от места проживания, так папинька сразу устраивал клиническую смерть и корчи. Так что я ничему не удивлюсь. Более того, я готова к неудачам, готова принять их стоически и даже готова вернуться в Москву в случае чего. Бледная дрожащая мать с блюющим младенцем на трапе самолета — что может быть трогательнее?

Нет, дети меня не пугают. «Кояблики» и загар — это наше все, и вопрос с Фасолием давным-давно решенный.

Мама.

Мама!

Мама, блин.

Ну настолько неоднозначная фигура, что даже не знаю, что писать. Вот есть такие мамы-сволочи. Трепетные громоздкие тетки с собственным мнением по каждому поводу и склонностью к мочеиспусканию в семейный рассольник. Под подушкой — устав, в ногах — грелка, в голове — дохлый дятел. Да сами вы все знаете, чего я распинаюсь?

Не такая у меня мама. Совсем не такая. О том, что вам выдрали печень, вы узнаете за несколько секунд до смерти, ибо мама умеет делать это вежливо, бескровно и как бы даже ненавязчиво. Тихонько вымоет ручки, после чего застенчиво раздерет ваше брюшко, вынет необходимые органы и будет жевать их с таким тяжелым взглядом, что вы себя еще и сволочью почувствуете. Черствой сволочью:).

Каждое дело, будь то прогулка ребенка или штопка носка, должно быть обтяпано максимально муторно и с наибольшим количеством последствий. Причем чем значительнее последствия, тем прекраснее.

Вот, например, вчера я собиралась в магазин. Что требовалось от мамы? Приехать ко мне домой к семи вечера (подменив няню), забрать Ф. к себе домой и просидеть с ним три часа. Фасолик у меня сопливит третий день, но доехать четыре остановки на автобусе — это пять минут. Можно еще такси за пятьдесят рублей поймать. Это три минуты. Короче, в смерть Фасолия через кратковременное пребывание на воздухе я не верю категорически — хоть ты тресни. Что же получилось? А получилось вот что.

Шляюсь я по магазу — и тут звонок. Мама на проводе.

— Катя, но Тима же болен совершенно! У него сопли.

Возражать что-либо бесполезно. Ну что тут возразишь? У него действительно сопли, а совершенно он болен или не совершенно — это высшие материи, и я в них не разбираюсь. Молчу.

— Мне показалось, что у него температура!

— Как это «показалось»? — оживляюсь я.

— Я рукой потрогала, вот и показалось, — отвечает мне она. — И вообще, понятия не имею, где у тебя градусник!

Я железная девочка. Да, я прекрасно знаю, что никакой температуры у него нет. Во-первых, потому что ее не было час назад, когда я уезжала, а во-вторых, потому что у мамы моей руки такие чуткие. Согласно показаниям ее рук у него всегда 39. Но я это опускаю — мало ли… И про то, что градусник в аптечке, тоже не вякаю. Аптечка — место не секретное, и если тебе уж так до ужаса хочется замерить фаренгейты, то термометр найти — никакой сложности. Но я опять-таки молчу. Меня волнует единственная проблема, которую я решаюсь озвучить.

— Мама, — спрашиваю я, — а какого рожна ты делаешь в МОЕЙ квартире? Мы же договаривались, что ты уедешь с ребенком к себе?

— Ну как же я повезу совершенно больного ребенка? — отвечает мне родительница. — Нет, я буду сидеть здесь. Лучше приезжайте быстрее.

Всё. Печень вынута. Вместо того чтобы просидеть у себя дома три часа, занимаясь своими делами, она будет высиживать у меня, задыхаясь от кошек, на которых у нее аллергия, и одновременно превращая мой поход в бег сявки. Ну да, у меня же дома мама задыхается, и у ребенка 39, какой уж тут шопинг?