Сергей Морозов - Великий полдень Страница 100

Выныривая, я снова слышал Папин голос. Папа продолжал рассуждать, но его рассуждения казались мне на редкость отрывочными и бессвязными. Какой то шизофренически рваный бред. Он выдумывал такие вещи, которые могут прийти в голову разве что сумасшедшему. Ей Богу, он заговаривался! Да еще меня при этом хотел записать в сумасшедшие! Он повторял, что завидует моей свободе. Говорил обо мне и о моей Наташе так, словно то, что мы с ней расстаемся — дело уже решенное, и от души хвалил за то, что я поступил умно, когда сам нашел себе замену в лице Вени. Ты уже практически свободный человек, повторял он… Как будто сетовал, что сам не может с «такой же легкостью» избавиться от Мамы.

— Ах, если бы я мог сейчас отделаться от Мамы! — вздыхал он. — Но нет, она ни за что не захочет, чтобы мы с ней расстались! Особенно теперь. Мама на все пойдет, лишь бы этого не случилось. У нас с ней все иначе. Конечно, грешно так думать, но если бы с ней что-нибудь случилось, я бы, кажется, не слишком горевал, ей Богу!.. Я по натуре образцовый семьянин, но тебе то известно, что у меня с самого начала нашего супружества были все основания опасаться, как бы она мимоходом еще кого-нибудь не пригрела. Да и потом тоже: чем больше она прощала мне измен, тем больше я подозревал ее саму. Я всегда чувствовал, что секс для нее— ничто, чепуха, вроде баловства, все равно что на землю плюнуть. Сколько мужчин было у нее до меня, пока она вдруг не решила играть роль верной подруги? Она, наверное, сама не знает. Не говоря уж о нашем дяде Володе. Мама всегда особенно жалела этого своего бывшего возлюбленного. У нее, ты знаешь, человеколюбие неумеренное. Это ведь она настояла, чтобы я позволил ему жить при нас…

Я вдохнул поглубже и не меньше чем на полминуты погрузился в воду. Я скользил под водой с открытыми глазами и видел лишь бледный свет вверху, слабые блики, а подо мной разверзалась кромешная тьма. То справа, то слева расходились красноватые концентрические круги. Но это, скорее всего, уже было продуктом моего сумеречного сознания. Я вспомнил, что пора глотнуть воздуха, только когда кровь ударила мне в переносицу. С отчаянным воем я рванулся вверх, и лишь в самый последний момент успел сделать спасительный глоток.

— Он, впрочем, очень преданный, покладистый парень, наш дядя Володя, — продолжал тем временем Папа, спокойно наблюдая за мной. — Мучается, стыдится, бедняга, греха молодости. Всей душой чувствует, что ужасно виноват передо мной. Даже в глаза смотреть духа не хватает. Но в целом я им очень доволен. Он прекрасно исполняет свои обязанности в Пансионе и всегда рад услужить. Теперь мне известно о детях все. На него вообще можно положиться. Он у меня вот где! Ты знаешь, я даже подумываю, а не пристроить ли за него Альгу. А что — неплохая мысль! О ней и так уже столько всяких небылиц ходит. Якобы пол России у девушки в любовниках. Не только Федя Голенищев, но даже Петрушка с помощниками подвизался. Якобы она и с бандитами не прочь. О, это как раз в ее стиле! Говорят, я, дурак, поселил ее в приличных апартаментах, а она теперь содержит там настоящий мужской гарем. Что она и Косточку успела развратить, а я этому не препятствую и даже потворствую. Ты ничему не верь. Все под контролем. Можешь себе представить, даже Мама ревнует ее ко мне. Это все потому, что нет рядом с Альгой порядочного мужчины. Дядя Володя в этом смысле подходящая кандидатура. Только вот небольшой дефект: он ведь у нас, знаешь ли, частенько писается во сне. Ходит под себя прямо как дитя малое. Скрывает это, конечно, как великую тайну. А как было бы удобно и хорошо! Джентльменский договор, практически фиктивный брак. Я бы чувствовал себя куда спокойнее… А еще лучше поженить его с нашей Майей. Я вообще то еще не решил. Это, понимаешь ли, огромная проблема — устроить судьбу взрослой дочери. Я говорил с дядей Володей об этом. Переполошился, чудак! До невообразимости. И отказывается наотрез. Причем не из за этих своих ночных недержаний, нет! А потому, понимаешь ли, что вбил себе в голову, что он — фактический отец нашей Майи. Это Мама с ним такую шутку сыграла, я знаю. Да хоть бы и отец! Я ведь его не что-нибудь, а о дружеской услуге прошу. Фиктивно, для отвода глаз. Не в церкви ж им венчаться…

Я едва не захлебнулся. Признаюсь, порядком уже наглотался воды.

— Да, конечно, — без всякого выражения говорил Папа, поглядывая на меня из лодки, — мы с тобой не боимся смерти, мы с тобой вполне можем позволить себе утонуть. После нас останутся наши великие дела, наша прекрасная Москва. Между нами говоря, я, пожалуй, тоже предпочел бы утонуть, чем дожидаться, пока меня размажут по мостовой банальным тротилом, отрежут уши, звери, или еще чего. Или мозги вышибет снайпер хренов. Это бы еще ничего! Мне часто сниться, как я погибну. У меня есть дар предвидения. Я предчувствую, что это будет ужасно мерзко, ужасно страшно. Чертов тротил рванут как-нибудь не совсем неудачно или снайпер промажет, попадет не в сердце, а в живот, и я, с вываленными внутренностями, буду кататься по земле, буду наматывать на себя собственные кишки и кишочки, которых, говорят, в человеке чуть не тридцать семь метров… До чего мерзко — жить и каждый день знать, что тебя хотят убить. И очень утомительно — не переставая думать о смерти. Бессмысленная жизнь. Иногда, ей Богу, я бы, кажется, с удовольствием сам себя убил. Почему бы и нет?.. Впрочем, я знаю, кто меня убьет. Она меня убьет. Эта ваша Альга изумрудноглазая. Не знаю только, как и когда она это планирует. Пожалуй, ей придется проявить смекалку, изобрести что-нибудь выдающееся. Что ж, меня это даже возбуждает! Интересно, откуда у нее вообще такая целеустремленность? Что она против меня имеет? Толя Головин все раскапывает, но никак не может раскопать. Вот бы ты, Серж, попробовал у нее это выведать, а? Это для меня вроде игры со смертельной опасностью… Кстати, Серж, неужели она еще не предлагала тебе помочь ей в этом деле? Если что, ты, пожалуйста, сделай вид, что соглашаешься. Посмотрим, что из этого выйдет. Да да, ты сойдись с ней поближе, Серж. А что, она тебе очень даже симпатизирует…

Я плыл, выбиваясь из последних сил. Папа держал лодку вплотную ко мне. Наконец мне удалось обогнуть остров. Девушки уже вышли из воды, накинули платья прямо на мокрые тела и теперь стояли на берегу, расчесывая мокрые волосы. Лодка наползала на меня сверху, я несколько раз больно ударился локтем и плечом.

— Значит, не боишься утонуть? — снова усмехнулся Папа.

— Пошел к черту! — хрипло выдохнул я. Я был готов и правда скорее пойти ко дну, нежели покориться его самодурству. Вероятно, так бы оно и случилось, если бы на это раз Папа решительно не перегнулся через борт и не подхватил меня под руку.

— Что ты, дурачок! — шептал он мне, помогая преодолеть до берега несколько последних критических метров. Он буквально дотащил меня до берега. — Если ты сейчас вдруг утонешь, все ужасно расстроятся — Майя с Альгой, Мама, твоя жена, дядя Володя, наши старички и, конечно, я!..

Я почувствовал под ногами спасительное дно и, выбравшись на берег буквально на четвереньках, обмотал вокруг бедер полотенце, подсунутое мне Веней, упал в один из шезлонгов, которые, пока мы купались, Веня притащил из домика и расставил на лужайке возле скатерти с закусками. Должно быть, вид у меня был посинелый, как у настоящего утопленника.

— Кажется, Серж имел намерение выпить мое озеро, — сказал Папа девушкам.

Я соображал весьма плохо. Альга и Веня принялись растирать меня полотенцами, а Толя Головин заставил опрокинуть рюмку чего то очень крепкого и густого. Папа же просто сидел в сторонке нога на ногу и, добродушно прищурившись, наблюдал за происходящим. Он уже успел надеть носки и туфли. Когда у меня перед глазами перестали мелькать черные пятна, и я немного отдышался, то сам взял бутылку и налил себе еще одну рюмку. Теперь я взглянул на наклейку и увидел, что это был какой то редкостный пиратский ром. Уж если пить его, то из кружек!

Майя сидела в шезлонге около Папы с бокалом шампанского и, кажется, избегала смотреть в мою сторону. Похоже, ей не понравилось мое безрассудное поведение на озере. Не прошло и пяти минут, как я снова ожил. Хоть еще раз лезь в воду. Впрочем, больше мы не купались.

Подозреваю, что из всей нашей маленькой компании (двое на двое) я выпил и опьянел больше других. Однако я прекрасно держал себя в руках и, думаю, никто не догадывался о моем состоянии. Я сделал некоторый перерыв в употреблении спиртного и, восстанавливая силы после заплыва, налег на горячие мясные закуски. Мне хотелось реабилитироваться в глазах девушек. К слову сказать, на Папином озере у всех разыгрался аппетит. Расторопный Веня, элегантно пробегая по мосткам, то и дело доставлял нам все новые блюда, а пустые тарелки тут же уносил. Мы отставили шезлонги и улеглись прямо на искусственной травке вокруг скатерти, на манер трапезы древних римлян или греков. После копченых свиных ребрышек «по мексикански», запитых золотой текилой, мы почувствовали, что наконец объелись.