Орхан Памук - Мои странные мысли Страница 105

– Так почему они тогда не поженились? – спросил Мевлют.

– Не важно почему… Вышло недоразумение. Но теперь, двадцать лет спустя, они прекрасная пара.

– Тогда почему бы им не пожениться теперь? – спросил Мевлют.

– Как раз этому все вокруг и удивляются…

– Я скажу тебе, что на самом деле произошло, и тогда ты поймешь, почему они не поженились, – сказал Мевлют. – Мужчина писал те любовные письма не той женщине, о которой ты говоришь, а ее старшей сестре. Он сбежал с ней, они поженились и были счастливы.

– Да ладно, Мевлют, зачем упрямиться?

– В чем?

– Вся наша семья и все на Дуттепе уже знают, что ты писал те письма Самихе, а не Райихе.

– Тьфу! – сказал Мевлют. – Ты годами распространял эту ложь, пытаясь посеять рознь между мной и Ферхатом, и ты сделал Райиху несчастной. Она поверила тебе, бедняжка…

– Тогда в чем правда?

– Правда… – На мгновение Мевлют мысленно вернулся в 1978 год, на свадьбу Коркута. – Правда вот в чем: я увидел эту девушку на свадьбе. Я влюбился в ее глаза. Я писал ей письма три года. Каждый раз при этом я писал ее имя в начале письма.

– Да, ты увидел девушку с красивыми глазами… Но тогда ты даже не знал ее имени, – сказал Сулейман, теряя терпение. – Так что я назвал тебе не то имя.

– Ты ведь мой двоюродный брат, мой друг… Почему ты так ужасно поступил со мной?

– Мне никогда не казалось это ужасным. Когда мы были молоды, разве мы не разыгрывали друг друга?

– Так это был просто розыгрыш, оказывается…

– Нет, – сказал Сулейман. – Буду честен: еще я верил, что Райиха будет тебе лучшей парой и с ней ты будешь счастливее.

– Младшую дочь не отдали бы никому, пока средняя не замужем, – сказал Мевлют. – Ты сам положил глаз на Самиху.

– Хорошо, я обманул тебя, – сказал Сулейман. – Прости. Но с тех пор прошло двадцать лет, и я пытаюсь исправить свою ошибку, мой дорогой Мевлют.

– Почему я должен тебе верить?

– Потому что на этот раз никто не шутит и точно не лжет.

– Но почему я должен доверять тебе? – повторил Мевлют.

– Вспомни, когда ты хотел, чтобы я помог тебе, ты попытался отдать мне тот клочок бумаги, который мухтар оформил на твой дом на Кюльтепе, но я отказался взять его.

– Помню, – сказал Мевлют.

– Может быть, ты считаешь меня виновным в том… что случилось с Ферхатом. – Сулейман не смог заставить себя произнести слово «смерть». – Но ты ошибаешься… Я был зол на Ферхата, очень зол… Но желать кому-то зла в сердце – это одно; совсем другое дело – убить его или поручить это другому.

– Какое преступление тяжелее, как думаешь? – спросил Мевлют. – Будет ли Всевышний в Судный день судить нас за наши намерения или за наши поступки?

– И за то, и за другое нас будут судить, – сказал Сулейман не задумываясь. Увидев серьезное выражение лица Мевлюта, он добавил: – У меня могли быть плохие мысли, но в действительности я никогда никому не делал ничего плохого за всю свою жизнь. Много людей начинают с добрых намерений и заканчивают злыми поступками. Надеюсь, ты видишь, я пришел к тебе сегодня с наилучшими побуждениями. Я счастлив с Мелахат. Я хочу, чтобы ты был счастлив с Самихой. Когда ты счастлив, ты хочешь, чтобы и другие люди были счастливы тоже. Тем более вы двое созданы друг для друга. Любой, кто посмотрит на вас с Самихой со стороны, скажет: «Кто-то должен свести этих двоих!» Представь себе, что ты знаешь двоих людей, которые будут счастливы вместе. Не помочь им сойтись будет грехом. Я стараюсь совершить благое дело.

– Я писал те письма Райихе, – решительно произнес Мевлют.

– Как скажешь, – ответил Сулейман.

14. Новые кварталы, старые лица

Это то же самое?

После свадьбы Февзие Садуллах-бей начал раз в неделю забирать Мевлюта на своем «додже» и отвозить его в какой-нибудь из удаленных и быстро развивающихся новых районов Стамбула, который им обоим хотелось посмотреть. Оказавшись там, Мевлют доставал из багажника свой шест и бидоны и принимался разносить бузу по улицам, на которых раньше никогда не торговал, а в это время Садуллах-бей бродил по району и лениво курил сигарету в местной дешевой кофейне, пока Мевлют не заканчивал свою работу. Иногда он забирал Мевлюта из дома на Тарлабаши или из клуба на Меджидиекёе и отвозил к себе на Кадыргу. Они ужинали вместе, наслаждаясь стряпней Февзие. Садуллах-бей возил Мевлюта не только в районы за старыми городскими стенами, но и в исторические кварталы, такие как Эдирнекапы, Балат, Фатих и Карагюмрюк. Мевлют не забывал и об обители Наставника на Чаршамбе – наведывался туда, чтобы раздать немного бесплатной бузы.

Садуллах-бей был опытным любителем ракы и по меньшей мере два или три раза в неделю накрывал полный стол закусок; он не имел ничего против старых шейхов или религии, но, если бы Мевлют сказал ему, что ходит в религиозный центр и регулярно встречается там с шейхом, Садуллах-бей заподозрил бы его в симпатиях к исламистам и почувствовал бы себя неудобно или, что еще хуже, испугался бы. Однако, несмотря на их расцветавшую дружбу и растущую легкость, с которой они могли обсуждать любую тему, Мевлют все же нуждался в общении с тем стариком, он хотел делиться с ним тайнами своей внутренней жизни и душевными опасениями.

Мевлют видел, что его дружба с Садуллах-беем была похожа на его юношескую дружбу с Ферхатом. Ему нравилось рассказывать Садуллах-бею о том, что происходило с ним в ассоциации, что он слышал в новостях и что он видел по телевизору. Когда Садуллах-бей приводил своего друга Мевлюта домой на ужин и потом отправлялся с ним на «додже» в дальние районы, Мевлют знал, что тот делает это исключительно по дружбе, из любопытства и желания быть полезным.

Районы за пределами старых городских стен были пригородом, когда Мевлют впервые приехал в Стамбул, а теперь, спустя тридцать три года, они все выглядели одинаково: заполнились высокими, уродливыми многоквартирными домами в шесть-восемь этажей, с большими окнами; между ними образовались кривые боковые улочки со стройплощадками, рекламными щитами, кофейнями, металлическими мусорными баками, надземными пешеходными переходами, огороженными металлическими ограждениями, площадями, кладбищами и главными проездами, одинаковыми по всей длине, где никто не продавал бузы. В каждом районе была непременно своя статуя Ататюрка и мечеть, поднимающаяся над главной площадью, и на каждой главной улице было отделение «Ак-банка» и «Иш-банка», пара магазинов одежды, магазин электротоваров «Арчелик», лавка с орехами и приправами, супермаркет «Мигрос», мебельный магазин, кондитерская, аптека, газетный киоск, ресторан и маленькая галерея, заполненная всевозможными ювелирами, стекольщиками, торговцами книгами и трикотажем, обменными пунктами, копировальными центрами и прочим. Мевлюту нравилось открывать своеобразие каждого района глазами Садуллах-бея. «Здесь живут выходцы из Сиваса и Элязыга», – рассказывал тот, пока они ехали домой. Или: «Кольцевая дорога сровняла это маленькое грустное место с землей, давай больше сюда не пойдем». Или: «Заметил, какой красивый тот старый платан в дальней аллее напротив чайной?» Или: «Какие-то парни остановили меня и нагло спросили, кто я такой, так что один раз съездили, и достаточно. Похоже, это место принадлежит какой-то религиозной секте – бузу они покупают?»

Бузу покупали нечасто. Но, даже покупая, жители этих новых районов подзывали Мевлюта только потому, что были поражены, как кто-то здесь вообще может продавать подобный анахронизм, о котором они только слышали, а также потому, что их детям было любопытно, и потому, что они думали, что нет ничего плохого в том, чтобы разок попробовать эту кислятину.

По предложению Мевлюта Садуллах-бей ездил с ним однажды вечером в квартал Гази. Мевлют сходил к дому, в котором Ферхат и Самиха провели первые десять лет своей совместной жизни. Земля, которую Ферхат отмерил фосфоресцирующими камнями, была все еще не застроена. После смерти Ферхата участок стал собственностью Самихи. Мевлют не стал кричать: «Буу-заа!» Здесь никто бы не купил бузу.

Однажды в одном очень далеком районе с одного из нижних этажей очень высокого дома (четырнадцать этажей!) его позвали. Муж, жена и двое очкастых сыновей внимательно наблюдали за Мевлютом, пока он наливал им на кухне четыре стакана бузы. Они смотрели, как он посыпает стаканы жареным нутом и корицей. Дети сразу сделали по глотку.

Мевлют уже собирался уходить, когда женщина достала из холодильника пластиковую бутылку.

– Это то же самое? – спросила она.

Так Мевлют впервые увидел бузу в пластиковой бутылке, произведенную большой фирмой. Шесть месяцев назад он слышал от уличного торговца, который решил отойти от дела, что производитель печенья выкупил у старого производителя бузы патент, рассчитывая бутилировать бузу и распространять ее через магазины, но Мевлют тогда не поверил своему знакомому. «Никто не будет покупать бузу в магазине», – сказал он, точно так же как тридцать лет назад его отец сказал: «Никто не будет покупать йогурт в магазине».