Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания Страница 11

— Больной на поправку пошел, — ответил Звягин. — А что, Валечка, похож я на афериста?

Дело в том, что премия Епишко стоила ему двухчасового уламывания начальника пожарной охраны («Епишке благодарность?!») и разъяснительной беседы с директором театра, которому он пообещал достать дефицитное лекарство для жены; с них еще была взята клятва хранить тайну.

Что же до воскресного подарка, то он был преподнесен в ЦПКиО. Первый желтый лист слетал на песок аллеи. Епишко лизал мороженое, изгибаясь вопросительным знаком, чтоб не закапать брюки.

— В блокнот все свои дела с утра записываешь?

— Записываю. Почти все.

— На работу не опаздываешь?

— Всего один раз… чуть-чуть.

— А вот и подарок, — объявил Звягин, простирая руку. — Первый прыжок!

Они стояли перед парашютной вышкой. Епишко задрал голову, уронил мороженое и попятился.

Девичья фигурка встала на фоне неба, шагнула и поплыла вниз под куполом, скользящим по вертикальному тросу.

— Восемнадцатилетние пацаны прыгают с самолетов, ночью, на воду, на лес! — а тут тебя еще внизу страхуют.

Дядька под вышкой приобнял парашютистку; отстегнул лямки.

— А лямки не расстегнутся? — шепотом паниковал Епишко, подпихиваемый по крутой лесенке крепкой дружеской рукой.

— У меня семьсот прыжков, — успокоил Звягин, — исключено.

— Можно с-сломать ногу…

— А зачем?

Он пожал руку и шепнул что-то инструктору наверху, лично проверил мелко дрожащему Епишко крепление — и неожиданно сильно столкнул вниз:

— Ахх…

Ужинать он привел его к себе. Счастливый Епишко сидел за белой скатертью и неумело ковырял ложечкой пирожное: он стеснялся.

— Терпеть не могу условностей, — сказал Звягин и, подцепив пальцами пирожное, отправил в рот. — Аристократа не может уронить ничто. Всегда поступай как удобнее — и все будет отлично.

— Простите, вы каким видом спорта занимались? — спросила проинструктированная жена.

Епишко покраснел.

— У вас, знаете, такая упругая походка человека, много занимавшегося спортом.

Правда, прощаясь, Епишко опрокинул-таки вешалку, на что умница-дочь мгновенно закричала, что эта проклятая вешалка падает на нее каждый день, и давно пора ее выкинуть!

Проснувшись среди ночи, жена обнаружила Звягина на кухне: поигрывая желваками и жестко щурясь, он писал крупным почерком:

«Я ЖЕЛЕЗНЫЙ.

Я ВСЕ МОГУ.

Я ВСЕГДА ДОБИВАЮСЬ СВОЕГО.

ТРУДНОСТЕЙ ДЛЯ МЕНЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ.

Я СМЕЮСЬ НАД НЕВЕЗЕНИЕМ.

ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ ПОВЕЛИТЕЛЯМ.

СДЕЛАТЬ ИЛИ СДОХНУТЬ!

Я ДОБИВАЮСЬ СВОЕГО ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

Я ИДУ ПО ЖИЗНИ, КАК ТАНК.

Я ОБАЯТЕЛЕН. СИЛЕН. НАХОДЧИВ, ВЕСЕЛ.

Я ГНУ СУДЬБУ В БАРАНИЙ РОГ.

УДАЧА ВСЕГДА СО МНОЙ.

ЖИЗНЬ — ЭТО БОРЬБА. И Я НЕПОБЕДИМЫЙ БОЕЦ.

Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ.

Я ПОБЕДИТЕЛЬ, И ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ!

Я УВЕРЕН В СЕБЕ.

Я НЕПОБЕДИМ».

Жена вытаращила глаза:

— Ты начал писать белые стихи или заболел манией величия?

Звягин нацедил в стакан молоко из холодильника и кинул туда голубую соломинку.

— У него сильнейший, застарелый комплекс неполноценности, — сказал он. — Это надо было переломить. Сейчас дело сдвинулось, он на взлете. Это надо развить, поддержать, закрепить. Вот — как бы аутотренинг. Пусть по утрам и на ночь повторяет себе сии заповеди. Человек ведь может убедить себя в чем угодно, — так надо убеждать в хорошем, а не плохом, нет?

— Думаешь, он уже переменился?

— Нет, конечно. Еще не раз начудит, падет духом, станет опускаться опять. Тут и надо будет ставить подпорки, как под провисающие провода. А там и выздоровеет. Его невезение — как вирусы, которые здоровый организм давит автоматически. Его духу я и прописал цикл антибиотиков. А что, разве плохую «молитву» сочинил? — спросил он с авторской гордостью.

…Предоставленный сам себе Епишко продержался без опеки две недели. По истечении этого контрольного срока Звягин обнаружил признаки упадка:

— Чего рожа кислая? Веник! Швабру! Совок!!

С мусором из-под дивана вылетел пожухший лотерейный билет.

— Проверял… это старый.

Звягин брезгливо поднял двумя пальцами билет:

— Тираж двадцатого августа — какой же старый, пять дней прошло. Пусто?

Епишко неопределенно пожал плечами.

— Газеты нет? Нет. Спроси у соседки, это совсем недавно.

Епишко покорно, подчиняясь бессмысленному приказу, пошаркал ногами к соседке и принес «Труд». С неохотой повел пальцем по таблице — и открыл рот:

— Электрофон «Аккорд-стерео», девяносто рублей!..

— Врешь, — не поверил Звягин. — А серия? Покажи.

— Впервые в жизни, — ошарашенно прошептал Епишко. — Ур-ра!..

— Можно подумать, «Жигули», — сказал Звягин. — Нормально. Завтра получим в сберкассе и отоварим. Порядок давай!

Девяносто рублей употребили с толком: выбрали светло-серый пиджак вроде звягинского, брюки и голубую сорочку. Старый пиджак Звягин тут же сунул в урну: «Чтоб и духу его неудачливого не оставалось!» На оставшиеся два рубля Епишко вознамерился постричься «у мастера», и стал похож на помощника режиссера.

Позднее жена как-то поинтересовалась у Звягина, где его часы. Он досадливо дернул углом рта: потерял, — видимо, расстегнулся браслет, когда на выезде тащил носилки.

— Леня!

— Ну что?..

— Ты никогда ничего не теряешь.

— Ну вот — начал терять… Может, невезение заразно?..

— Заразно! Скажи правду. Почему ты должен еще свои деньги тратить на этого охламона! Ведь продал, продал?..

— А если б подарил? — укорил Звягин. — Ну, продал. Я не курю, не пью, не собираю марки — могут же у меня быть хоть какие-то самочинные мужские расходы? Ну купил я ему в сберкассе у одного выигравший билет… всего-то девяносто ре — а может они ему всю жизнь изменят.

Жизнь посредством девяноста рублей изменяться не спешила. На спинке стула висел вспученный пиджак в мерзостных разводах-, а на самом стуле сидел Епишко и горевал.

— Я его постирал, — пожаловался он.

— Браво, первая валторна! — поздравил Звягин. — Стирал — уже хорошо. А зачем? Профилактически? Или цвет плохой?

— Да я на улице об машину запачкался…

— Хорошо: ведь не попал под нее. У меня вчера на выезде человек поскользнулся и влетел головой в витрину — вот это да. А таких запачканных — полная химчистка. Почему туда не сдал?

— Там долго…

— А срочная? Встань-ка; мышцы окрепли, спина распрямилась, все в порядке, — да ты посмотри на себя в зеркало: у тебя же глаза другие стали! Мужчине жалеть тряпку, тьфу!

В «Мужской одежде» Звягин высмотрел серый костюм-тройку. Епишко сглотнул слюну.

— Бери. Рекомендую. Самое то.

Епишко удивился:

— Откуда деньги-то?

— А? — удивился Звягин. — А почему не заработаешь?

— Как?..

— Так же, как все… Ну — нет, так нет. Пошли.

Он оставил Епишко в глубокой задумчивости: почему одни зарабатывают деньги, а другие нет. И можно ли перейти из одной категории в другую.

В этих размышлениях его застала телеграмма от когдатошнего приятеля из Москвы: собирался приехать, по телефону не застал, можно ли у него остановиться? Телеграмму принесла милая девица, картавая и торопливая, которая с ходу подвернула на ступеньке ногу: только охнула. Епишко оказал первую помощь: довел до своей комнаты, туго перебинтовал лодыжку (аптечка давно была!) и на всякий случай налил валерьянки — успокоиться. Говорливая почтальонша развеселилась, затарахтела: учится заочно, работает в отделе кадров, телеграммы утром разносит для приработка, на почте люди нужны, у них многие прирабатывают, даже мужчины, студенты, вот он (Епишко) утром дома — так что тоже может, приходите к нам, ха-ха, спасибо, ох, вы не поможете мне дойти?

Зерно упало на удобренную почву: доведя девицу до почтового отделения, Епишко набрался духу для разговора с заведующей — и написал заявление. Справку на совместительство он взял без труда. Несложные арифметические выкладки: скоро серый костюм-тройка перейдет в его собственность.

«И шил костюмы, элегантней чем у лорда», — украдкой насвистывал он по утрам, скача по лестницам и лифтам и звоня в звонки.

— Прирабатываю, — небрежно ответил он на вопрос Звягина, почему утром его никогда нет, коли работает он вечерами.

— Дело. Правильно, — отреагировал Звягин, тщательно организовавший всю эту тайную акцию с телеграммой, девицей и заведующей. Трудно было лишь одно — незаметно выспросить у Епишко о знакомом в другом городе: адресное бюро и междугородный телефон функционировали исправно, знакомый и заведующая оказались понятливы, а девица попалась просто прелесть и коробку шоколада отработала на пять баллов.

…Нет, Епишко не выглядел еще суперменом, но уже не выглядел пугалом. Не выделялся из толпы: человек себе как человек, самый средний. И даже если он ступал из автобуса в лужу, или ронял деньги у кассы, или попадал без зонтика под неожиданный дождь, — это не выглядело уже комедией из немого кино, равно как и трагедией измученного издевкой судьбы человека: ну, чего не бывает, какая ерунда.