Леонид Рудницкий - Бомж городской обыкновенный Страница 11

Петрович тем временем продолжал:

– Это такое удовольствие, Витя, когда не надо прятаться. Ты как бы заявляешь всему миру – да, я такой! И хочу, чтобы об этом все знали. И знаешь, что потом происходит?

– Что? – нехотя спросил Витек.

– Мир тебя принимает, вот что! Вдруг оказывается, что нечего было бояться. Ты только подумай: они все, – он широко взмахнул рукой, – принимают тебя. Ты их сделал, понимаешь? Они смирились с твоей природой, посторонились перед твоей жизненной силой. Ты крут!

– Ну да?

– Да! Именно так! – горячо заверил его Петрович. – О, это незабываемое, ни с чем не сравнимое чувство победителя, особенно сильное в первые дни! Жаль только, что нельзя довести дело до конца, – вдруг помрачнел он.

– То есть? – не понял Витек.

– Ну, сделать операцию.

– Какую еще операцию?

– По перемене пола, какую же еще.

– И что там оперируют? – Витек почти забыл о своих заботах и все больше проникался новой темой.

Петрович заговорщицки ему подмигнул и толкнул плечом:

– Что, тоже захотелось?

Витек выразительно посмотрел на него и ничего не сказал.

– Молчу-молчу! – воскликнул Петрович со смехом. – Тебе кое-что отрежут, кое-что подошьют, а кое-что изготовят заново.

Витек понял, что тот имеет в виду и ужаснулся. Ничего из перечисленного Петровичем он для себя не хотел. Ему было бы жалко, даже если бы эти хирургические манипуляции произвели над Петровичем. Он представил себе причиндалы того уже отрезанными и сиротливо лежащими в хирургической эмалированной ванночке, и его пронзила дрожь. Не хотелось бы ему быть на месте Петровичева хрена, приговоренного к смертной казни с отсрочкой исполнения.

«Кто же из нас сумасшедший?» – подумал он.

– И ты бы на это пошел? – спросил он.

– Хоть сейчас! – с готовностью ответил Петрович. – Но нет, бля, денег.

– А много надо?

– Много.

– Сколько?

Петрович назвал сумму. Витек присвистнул:

– Нам и за две жизни столько не накопить.

– Что правда, то правда, – согласился тот. – Об этом остается только мечтать. Но жить можно и так.

– Ну а прикид ты мне все-таки одолжишь? – вернулся Витек к цели визита.

– Прикид? – очнулся тот от сладких мечтаний. – Это можно. Отчего же не одолжить хорошему человеку? Тебе только верхнее шматье или еще всякие там лифчики, стринги, колготки?

– Нет, нет! – в ужасе отшатнулся Витек. – Только верхнее по минимуму: юбку, кофту, платочек. Ничего лично… тьфу, лишнего.

– Подожди здесь, – сказал Петрович и исчез в темноте. Было слышно, как под его ногами затрещал мусор, потом раздался глухой удар о доски.

– Блядь! – выругался Петрович.

Заскрипела давно не смазываемая дверь. Минут через двадцать Петрович возник из темноты с шишкой на лбу и кучей шмоток в руках.

Витьку подошла длинная шерстяная юбка в складку, которую он одел прямо поверх штанов, цветастая шерстяная же кофта и большой платок. Поверх кофты он одел куртку от спортивного костюма. Получилось некое подобие давно не бритой цыганки. Спереди и с боков куртка выглядела ничего, но на спине у нее зияла дыра величиной с кулак с обожженными краями, как будто туда всадили заряд крупной дроби из обоих стволов охотничьего ружья. Витек предпочел не задумываться над ее происхождением. Ведь дыра могла получиться и от ночного костра, если придвинуться к нему слишком близко, и от удара молнии в грозу.

На прощание Петрович дал ему тюбик дешевой помады с прогорклым запахом. Витек расчувствовался.

– Хороший ты мужик, Петрович! – сказал он. – Если я когда-нибудь разбогатею, то непременно одолжу тебе денег на операцию.

– Ладно, чего уж там, – сказал Петрович. – Главное – нашего полку прибыло, как говорится.

Витек не стал убеждать его в обратном.

11

Маленький высушенный солнцем дворник не спеша подметал дорогу у обочины. Он собирал мусор в совок на длинной ручке и относил в черный пластиковый мешок, стоявший на газоне. Мешок можно было поставить рядом, но ему нравилось ходить по траве. Трава напоминала ему поле со всходами бузины в родных краях, а совок – кетмень. Не хватало только арыка. Но с арыками в Москве везде проблема.

Зато у него теперь был мобильный телефон, а дома не было. Он то и дело доставал его из кармана и любовался цветным дисплеем. По телефону он мог общаться с земляками-дворниками, разбросанными по всей Москве. Ни у кого из них арыков тоже не было, он уже спросил. Значит, их и во всей Москве нет. А так бы славно было искупаться в прохладных струях. Но чего нет – того нет. Придется потерпеть до дома, куда он поедет через какие-нибудь семь месяцев. Ничего, потерпит, ему не впервой. Зато дома ототрется мочалкой вволю. Семь месяцев пролетят быстро. Но если удастся вызвать к себе жену с детьми, поездку придется отложить.

Он опять достал из кармана мобильный телефон и посмотрел на дисплей. Красиво! Дома такие есть только у баев, а здесь – у всех, и у него тоже. Из-за одного только телефона стоило сюда ехать, не говоря уже о Макдональдсе.

Он наобум нажал несколько кнопок. Картинка на экране сменилась какими-то надписями. О чем они сообщали? Он не знал. Надписи на английском он не мог прочитать, потому что не знал английского, надписи на русском не мог прочитать, потому что не знал русского. Он знал только язык своей родины, но телефонов с таким меню еще никто не производил. Ну ничего, по телефону можно ведь и просто разговаривать, не обязательно надписи читать.

Вдруг над ним нависла тень какого-то огромного человека. Дворник поднял глаза и увидел гиганта в зимнем камуфляже с дубинкой на поясе. Это был Иван Смирнов.

«Милиция! – обреченно подумал он. – Сейчас затолкают в "воронок" – и отправят на голодную родину».

– Слышь, ты, чмо поганое, лом давай! – сказал гигант.

– Моя не понимай! – ответил дворник и втянул голову в плечи.

Иван рассердился:

– Чего приехал тогда, если «не понимай»? Лом! Понял? Лом! – и он сделал несколько движений, как будто работал ломом.

– Ага, ага, понимай! Лом. Сичас.

Он оставил свой совок на дороге и исчез во дворе. Смирнов ждал. Через несколько минут дворник появился опять. В руках у него была лопата для уборки снега. Он услужливо протянул ее Ивану.

– На! Лом!

Иван, и до того проявлявший нетерпение, вышел из себя совсем:

– Слышь, шимпанза кривоногая! Я из тебя сейчас лом сделаю, если ты через минуту его не притащишь! Лом, твою мать! Л-о-о-м! Иди, бля, спроси у кого-нибудь! Живо!

Дворник трясся мелкой дрожью. Глаза его закрывались сами собой, как у курицы, которой вот-вот отрубят голову. Он исчез во дворе и вскоре появился опять. На этот раз у него в руках действительно был лом, но с приваренным к одному концу топором без топорища.

– Это что еще за хреновина? – грозно спросил омоновец.

Поначалу он подумал, что в топор надо вставить топорище и орудовать странным инструментом, держась за него. Но потом сообразил, что другой конец можно использовать как лом и без топорища.

– Ладно, свободен! – распорядился он. – Пока. Скоро мы вас обратно в пустыню вывезем. Понапускают в Москву черт знает кого. Наверняка, наркокурьер.

Иван подумал, что если бы его вместо разгона демонстрантов бросили на отлов дворников-таджиков, он тоже с удовольствием поработал бы дубинкой.

– Вот покончим с теми – и за вас возьмемся, – пообещал он дворнику.

Но того уже и след простыл. Он понял, что от странного гиганта надо держаться подальше и исчез, прихватив свой совок и веник. Мешок с мусором остался на газоне.

Иван поискал глазами люк. Вот он, тот же самый, кажется. А вот здесь и помпа стояла. Точно, здесь. Он поддел ломом чугунную крышку и легко сдвинул ее в сторону. Подумал, не взять ли с собой лом, но потом решил, что обойдется и дубинкой. Кого там бить ломом-то? Этого убогого доходягу? Смешно! К тому же он должен быть мертвым.

– Лучше бы тебе лежать внизу жмуром, Витек, – пробормотал Иван, – и не злить меня.

Он легко опустился вниз по скобам и посветил фонариком, специально купленным для этой цели. Бомжа не было.

«Неужели уцелел? – удивился Иван. – При таком-то падении?» Он посветил вокруг. За угол метнулась чья-то тень. Иван в два прыжка догнал ее и ухватил за плечо. При этом он выронил фонарик. Тот покатился по камням и булькнул в говенную реку. Стало совсем темно, но Ивана это не смутило.

– Попался, гад! – торжествуя сказал он.

– Не бей меня! – попросил бомж.

– Этого я тебе обещать не могу, – мстительно ответил Иван, чувствуя, как бомж дрожит от страха.

Иван подумал, что если вот сейчас бомжу свернуть шею и бросить в говно, то никто сроду не найдет, кто это сделал и почему. Мгновение он боролся с искушением, но решил этого не делать. Все-таки он мент, а не мокрушник.

– Тебя послали они? – пролепетал бомж.

– И они, – ответил Иван, – и сам я хотел тебя повидать.

– Я все отдам, не убивай! – вдруг пообещал бомж.