Грегуар Делакур - Шкатулка желаний Страница 11

Да, мне это доставляет удовольствие, и да, я испытываю гордость. Нет, голова у меня от этого не закружилась, и еще одно нет — я не могу всерьез говорить об успехе. Да, успех становится опасным, когда перестаешь сомневаться в себе. Я сама? Еще бы — я сама постоянно в себе сомневаюсь, дня не проходит без сомнений. Нет, муж совершенно не помогает мне вести блог. Да, это — да, он вместе со мной обдумывает, как лучше все там устроить. Да, торговля идет хорошо, вчера мы даже послали набор для вышивания крестиком в Москву. (В Москву? — обалдела она, а я засмеялась: это квартал неподалеку от Южного канала в Тулузе! — А-а-а…) Нет, я не вкладываю никакого глубинного смысла в то, что делаю. А что для меня моя работа и мой блог? Возможность получить удовольствие, проявив немного терпения. Да, я думаю, что не все доставшееся нам от былых времен устарело. Да, это чудесно: делать что-то своими руками, и очень важно делать то, что ты делаешь, не спеша. Да, я считаю, что все происходит слишком быстро: мы слишком быстро говорим, мы слишком быстро думаем — если думаем вообще, мы отправляем мейлы и смс-ки, не перечитывая их, мы утрачиваем красоту орфографии, утрачиваем вежливость, утрачиваем понимание сути. Я видела на Фейсбуке размещенные детьми фотографии — снимки, на которых этих детей тошнит. Нет-нет, я не против прогресса, я всего лишь опасаюсь, как бы прогресс еще больше людей не разобщил… Знаете, с месяц назад одна девушка, решив покончить с собой, сообщила об этом своим 237 сетевым «друзьям» — и никто из них не отозвался. Простите? Да, она умерла. Повесилась. Никто не предупредил ее о том, что это двадцать минут страшных мучений. Ну ладно, раз уж вы так просите сформулировать, скажу, что мой блог объединяет женщин-рукодельниц, как рука объединяет пальцы, то есть женщины — пальцы, а общее увлечение — рука. Я могу процитировать вашу формулировку? Да нет, ну что вы, зачем, просто смешно такое цитировать! Сказала какую-то глупость… Напротив, мне это кажется трогательным, очень удачный образ.

Потом она выключила диктофон.

Кажется, я собрала великолепный материал для статьи, спасибо вам, Жо. Хотя постойте, мне надо задать вам еще один вопрос — последний. Вы, наверное, слышали о том, что некая жительница Арраса выиграла восемнадцать миллионов? Я сразу насторожилась. Конечно, слышала. Жо, будь вы этой женщиной, как бы вы поступили с деньгами? Я молчу — не знаю, что ответить, и она продолжает: вы стали бы развивать ваш блог? Помогать одиноким женщинам? Основали бы фонд?

Я лепечу что-то невнятное. Н-не знаю, откуда мне знать, ведь этого… ведь этого не случилось. И я же… я же далеко не святая. Жизнь у меня проще некуда, но я люблю ее такой, какая она есть.

Благодарю вас, Жо.

~~~

— Пап, а я выиграла восемнадцать миллионов…

Папа смотрит на меня. Он не верит своим ушам. Его рот расползается в улыбке. Улыбка перерастает в нервный смех. Потом нервный смех постепенно сменяется радостным. Папа хохочет, утирая заблестевшие на глазах слезинки: это потрясающе, девочка моя, ты, наверное, рада без памяти? А маме ты уже о своем выигрыше сказала? Да, маме я сказала… И что ты будешь делать со всеми этими деньжищами, Жослин? Ты уже придумала, как ими распорядиться? Ох, пап, вот именно что нет. Понятия не имею. Как это не имеешь понятия? Любой на твоем месте сразу нашел бы способ распорядиться такой суммой. С таким богатством ты могла бы начать новую жизнь… Но, папа, мне нравится моя жизнь… А как ты думаешь, Жо продолжал бы меня любить такой, как я есть, если бы знал о выигрыше? Так ты замужем, что ли? — изумленно спрашивает папа. Я опускаю глаза, не хочу, чтобы он видел, до чего расстроил меня этот вопрос. Может, и дети у тебя уже есть, лапушка моя? Знаешь, если есть, ты балуй их, ладно, а то мы всегда недостаточно балуем своих детей. Я-то сам балую тебя, Жо? Да, папа, только и делаешь, что балуешь… Это хорошо! А ты только и делаешь, что смешишь нас с мамой! Особенно когда жульничаешь, играя в «Монополию», когда клянешься, что ничего такого не было, пятисотенный билет лежал вот тут, затесался нечаянно среди твоих пятерок… А ты знаешь, пап, как мама с тобой счастлива? Каждый вечер, когда ты возвращаешься, она, едва только услышит, что ключ поворачивается в замке, таким прелестным движением убирает за ухо выбившуюся прядь, потом украдкой смотрится в зеркало. Ей хочется быть красивой ради тебя, ей хочется тебя радовать, ей хочется быть твоей красавицей, твоей Прекрасной Дамой. Как ты думаешь, Жо, мама сегодня зайдет? Она ведь обещала принести газету и пену для бритья — пены у меня совсем не осталось. Она скоро придет, папа, она скоро придет. Вот и хорошо, очень хорошо. Зовут-то вас как?

Господи, как быстро они пролетают, эти треклятые шесть минут…

~~~

На выходные Жо везет меня в Туке.[29]

Я продолжаю худеть, и он встревожен. Ты слишком себя перегружаешь, говорит Жо, мало было галантерейной лавки и блога, так еще и Мадо с ее горем… Тебе надо отдохнуть.

Он забронировал номер в скромной гостинице. К четырем мы уже будем на месте.

Пока ехали по шоссе, нас обогнали семь «порше-кайенов», и я прекрасно заметила, какие взгляды Жо всякий раз бросал на машину, как блестели у него глаза при этих мгновенных вспышках мечты.

Наскоро ополоснувшись в сырой ванной, бредем в сторону пляжа по улице Сен-Жан, Жо затаскивает меня в кондитерскую «У Синего кота»,[30] покупает там несколько шоколадок, совсем с ума сошел, шепчу я мужу на ухо, он улыбается: тебе надо набираться сил, к тому же в шоколаде содержится магний, который оказывает антистрессовое действие. Как хорошо ты в этом разбираешься, Жо…

Мы выходим на улицу, он снова берет меня за руку. Жо, ты замечательный муж, ты мне и за старшего брата, и за отца, ты — все мужчины, какие могут понадобиться женщине, в одном лице.

И даже, боюсь, ты — враг этой самой женщины.

Мы долго гуляем по пляжу.

Мимо нас пролетают колесные буера, хлопая парусами, как крыльями, и я каждый раз вздрагиваю — будто вернулись летние дни детства, когда около бабушкиного дома мимо меня на бреющем полете стаями проносились ласточки.

Не в сезон Туке напоминает открытку. Пенсионеры, лабрадоры, всадники… Иногда вдоль мола прогуливаются с колясками молодые мамы. Не в сезон Туке выпадает из времени. Ветер хлещет в лицо, соленый воздух сушит кожу, мы дрожим от холода, нам хорошо и спокойно.

Если бы он знал, спокойствию пришел бы конец, началась бы смута, началась бы война. Если бы он знал, неужели ему не захотелось бы отправиться на солнечные острова, не захотелось бы изысканных коктейлей и обжигающего песка? Огромного номера с прохладными простынями и шампанского в постель?

Мы еще с час слоняемся вдоль берега, потом возвращаемся в гостиницу. Жо заходит в бар выпить безалкогольного пива, а я поднимаюсь в номер, хочу принять ванну.

Я разглядываю в зеркале ванной комнаты свое голое тело. Мой природный спасательный круг сдулся, ляжки вроде бы стали потоньше, тело в процессе перехода из одной весовой категории в другую. Неопределенное тело. Но все же оно и теперь видится мне красивым. Трогательным. Даже каким-то по-новому хрупким, будто вот-вот проклюнется…

Была бы я очень богатой, думаю я, мое тело показалось бы мне отвратительным. Я захотела бы все перекроить: увеличить грудь, сделать липосакцию, подтянуть живот… и руки… и, может быть, веки — немножко.

Быть богатым означает замечать все некрасивое, потому что богатому хватает наглости считать, будто он может что-то изменить. Заплатит сколько надо — и все в порядке.

А я не богата. У меня есть всего-навсего чек на восемнадцать миллионов пятьсот сорок семь тысяч триста один евро и двадцать восемь сантимов, сложенный в восемь раз и спрятанный за стелькой старой туфли. У меня есть всего-навсего искушение. У меня есть всего-навсего возможность другой жизни. Возможность купить новый дом. Новый телевизор. Целую кучу новых вещей.

И больше ничего. Ничего другого.

Потом я спускаюсь в ресторан и сажусь за столик к мужу. Жо заказывает бутылку вина, и мы чокаемся. За то, чтобы всегда было так, как сейчас, и ничего не менялось, говорит он, я не хочу ничего другого.

Спасибо вам — там, наверху — за то, что я еще не обналичила чек.

~~~

Провести весь отпуск вдвоем с Жо (только не в кемпинге «Улыбка». В Тоскане?).

Сказать, чтобы папу перевели в другую палату.

Пойти с Роменом и Надин на мамину могилу. (Рассказать детям о бабушке — про ее сдобные булочки с изюмом… м-м, как вкусно.)

Подстричься покороче.

Купить красное белье — оно сексуальнее. (Жо, ты с ума сойдешь, когда увидишь меня в этом белье!)

Купить то самое пальто в «Кэрол», пока все не распродали. СКОРЕЕ!