Анчи Мин - Императрица Орхидея Страница 11

4

В полной тишине я услышала легкое позванивание своих серег и головного украшения. Девушки впереди меня вставали и грациозно плыли в своих роскошных шелковых туалетах и в туфлях на высоких танкетках. Мы двигались всемером, и евнухи окружали нас со всех сторон. При этом они постоянно делали руками какие-то знаки, словно отзывались на молчаливые указания главного евнуха Сыма.

Мы снова миновали бесчисленное количество внутренних дворов и арок и наконец вошли в парадный зал Дворца мира и долголетия. От пота моя нижняя сорочка стала совсем мокрой. Я боялась, что не смогу достойно предстать перед Их Величествами и искоса бросала взгляды на Нюгуру. Она являла собой абсолютное спокойствие, словно плывущая по небу луна. На губах ее застыла очаровательная улыбка. Макияж на лице оставался безупречным и нетронутым.

Нас провели в боковую комнатку и дали несколько минут на то, чтобы привести себя в порядок. Потом нам сообщили, что Их Величества уже в зале. Главный евнух Сым пропел наш выход, и воздух вокруг нас словно сгустился и приобрел грозовой заряд. Казалось, что при малейшем движении наши украшения начинали грохотать, как в плохом дымоходе. Я почувствовала легкую тошноту.

Голос Сыма я слышала, а вот слов от волнения разобрать не могла. Будто он нарочно коверкал звуки, как оперные певцы в роли привидений, поющие загробными голосами. Идущая рядом со мной девушка внезапно упала. У нее подкосились колени. Но прежде чем я успела ей помочь, евнухи подхватили ее под руки и вывели из комнаты.

В ушах у меня стоял назойливый звон. Чтобы не потерять самообладание, как та девушка, я сделала несколько глубоких вдохов. Руки у меня окоченели, и я не знала, куда их девать. Чем больше я призывала спокойствие, тем хуже себя чувствовала. По телу проходила конвульсивная дрожь. Чтобы хоть немного себя отвлечь, я начала рассматривать развешанные по стенам картины. Вот на черной деревянной доске золотой тушью каллиграфически выведены четыре гигантских иероглифа: облако, погруженность, звезда и слава.

В это время вернулась девушка, которая только что упала. Лицо ее было безжизненным, как у фарфоровой куклы.

— Его Величество! Ее Величество! — снова провозгласил главный евнух Сым. — Да сопутствует вам удача, избранные госпожи!

Нюгуру вошла первой, я за ней, а потом остальные пять девушек. Мы прошли сквозь строй, образованный выстроившимися в два ряда евнухами.

Император Сянь Фэн и императрица Цзинь сидели на громадном, как кровать, троне, обитом ярко-желтым шелком. С двух сторон у стен огромного прямоугольного зала стояли в кадках ярко-оранжевые коралловые деревья, они были настолько совершенными, что казались искуственными. Вдоль стен со скрещенными на груди руками выстроились евнухи и придворные дамы. За троном тоже стояли четыре евнуха с опахалами из павлиньих перьев. За ними на стене висел гобелен, на котором был выткан переливающийся всеми цветами радуги китайский иероглиф, означающий долговечность. Присмотревшись повнимательнее, я заметила, что иероглиф состоит из сотен вышитых бабочек. По одну сторону от гобелена высился огромный гриб — в рост человека — в золотом горшке. По другую — висела картина, озаглавленная «Бессмертная земля царицы-матери в Срединном царстве». На ней была нарисована даосская богиня, летящая по небу на журавле, а под ней расстилался сказочный пейзаж с пагодами, реками, животными, деревьями, под которыми играли дети. Между стеной и троном стоял резной сундук из сандалового дерева. Рельефные двойные тыквы, цветы и листья переплетались на нем в прихотливом узоре. Позднее я узнала, что этот сундук предназначался для даров и подношений императору.

Мы все семь упали на колени и изобразили низкий ритуальный поклон — лбом до пола, да так и застыли в этом положении. У меня было такое чувство, словно я нахожусь на сцене. Даже не поднимая головы, я украдкой разглядывала стоящие неподалеку от нас огромные роскошные вазы, водяные резервуары на резных ножках, напольные светильники с наброшенными на них кружевными накидками, а по углам залы — обернутые в шелк культовые фигуры.

Через некоторое время я решилась бросить взгляд на Сына Неба.

Император Сянь Фэн выглядел моложе, чем я себе воображала: лет двадцати — двадцати двух, не больше. Хрупкого телосложения, большие глаза, посаженные враскос, с приподнятыми внешними уголками. Выражение его лица было мягким и сосредоточенным, но без малейших признаков любопытства.. Нос типично манчжурский — прямой и длинный, тонкие губы. На щеках его играл болезненный румянец. При виде нас он даже не улыбнулся.

Мне казалось, что я вижу сон. Сын Неба был одет в золотой халат до пят, затканный драконами, облаками, волнами и разными небесными светилами. Вокруг его талии был повязан шелковый желтый пояс, с которого свисали многочисленные драгоценные камни и маленькая расшитая сумочка. Рукава его халата раздваивались, как лошадиные копыта. Туфли Его Величества представляли собой нечто непередаваемое, ничего подобного я не видела ни разу в жизни. Сделанные из тигровой кожи, покрашенной в зеленый цвет, они были сплошь инкрустированы золотыми пластинками в форме священных животных: летучих мышей, четвероногих драконов и синкретических зверей — полульвов, полуоленей, которые символизировали магию.

Казалось, наше появление ничуть не заинтересовало императора Сянь Фэна. Он ерзал на троне, словно ему было очень скучно, и раскачивался то вправо, то влево. Со вздохом он рассматривал два блюда, золотое и серебряное, которые стояли здесь же, на троне, между ним и великой императрицей. На серебряном лежали бамбуковые палочки с нашими именами.

Великая императрица госпожа Цзинь оказалась полной женщиной с лицом, похожим на сушеный кабачок. Несмотря на то, что ей было едва за пятьдесят, морщины сплошь покрывали ее лицо и шею. По рассказам Большой Сестрицы Фэнн, она была любимой наложницей Дао Гуана, предыдущего императора Китая. В те времена она считалась самой красивой женщиной во всей стране, но куда теперь делась ее красота? Веки увяли и иссохли, рот скривился на одну сторону. Нарисованное красное пятно на нижней губе казалось огромной пуговицей.

Платье Ее Величества было сшито из ярчайшего желтого шелка, затканного природными и мифологическими символами изобилия. Со всех сторон его покрывали бриллианты величиной с куриное яйцо и другие драгоценные камни. На голове Ее Величества покоился убор в виде цветов, также усыпанных драгоценными камнями. На шее звенели массивные золотые и серебряные ожерелья, которые весили, очевидно, довольно много, потому что Ее Величество даже гнулась под их тяжестью. Браслеты сплошь унизывали ее руки от запястий до локтей и даже выше, так что руками она едва могла шевельнуть.

Великая императрица заговорила, закончив долго и внимательно нас изучать. На лице у нее заплясали все морщинки, а плечи сгорбились, как будто она устала от всех возложенных на нее забот.

— Нюгуру, — сказала она, — у тебя очень сильные рекомендации. Насколько я понимаю, ты уже закончила изучение истории императорского двора?

— Да, Ваше Величество, — скромно ответила Нюгуру. — Я изучала ее под руководством наставников, которых рекомендовал моим родителям князь Чжай, наш родственник.

— Я знаю князя Чжая, это очень достойный человек, — кивнула головой императрица. — Он большой знаток поэзии и буддийской религии.

— Да, Ваше Величество.

— А кто твои любимые поэты, Нюгуру?

— Ли Бо, Ду Фу, Бо Чжуйи.

— То есть поэты конца династии Тан и начала Сун?[8]

— Да, Ваше Величество.

— Я их тоже люблю. А ты можешь назвать имя поэта, который написал «В ожидании супруга она стала камнем»?

— Это Ван Чжен, Ваше Величество.

— А ты не могла бы прочитать это стихотворение наизусть?

Нюгуру поднялась с колен и начала:

Там, где ждет она мужа,Только река шумит.Все время вглядываясь вдаль,Она превратилась в камень.День и ночь на скале,Обдуваемой всеми ветрами.Но стоит любимому вернуться,И камень заговорит.

Великая императрица подняла руку и вытерла рукавом навернувшиеся на глаза слезы. Потом она обратилась к императору Сянь Фэну:

— Что ты на это скажешь, мой сын? Разве это не трогательно?

В ответ император только послушно кивнул. Пальцами он все время перебирал бамбуковые палочки на серебряном блюде.

— Сын мой, — снова обратилась к нему императрица, — неужели надо до дыр протереть это место, прежде чем ты на что-нибудь решишься?

Не говоря ни слова, император взял палочку с именем Нюгуру и перебросил ее на золотое блюдо.

Услышав этот звук, все евнухи и придворные дамы в унисон испустили вздох облегчения. Они упали к ногам императора и начали его поздравлять.