Александр Смоленский - Восстание вассала Страница 11

А ведь он прав! Ростовцев барствует, работу предлагает. Явно хочет откупиться. Не получится! Он, Андронов, потомок княжеского рода, и такое унижение…

Нет-нет, он не простит. И в подачках никаких не нуждается.

Жуткая ненависть, перемешанная с мучительной завистью к Ростовцеву, буквально разрывала душу. Как ни странно, схожий взрыв эмоций он уже испытал сегодня утром, когда по «ящику» объявили решение суда по мерзкому олигарху Данисту.

– Ты слышал, Васильев, что судьи решили не выпускать Даниста? – выпалил Андронов.

– Что это ты, как иголка на старой пластинке, перескакиваешь с одного на другое? При чем тут Данист? Где он и где твой Ростовцев?! – Бывший коллега недоуменно поглядел на Николая. В его глазах забегали тревожные искорки. – К чему ты вспомнил, Николаша? Я что-то не секу.

Теперь настала очередь изумляться Андронову.

– Чего уж не понять. Один своровал у государства, другой – у меня. Только один теперь на нарах, а другой – на скамеечке с нашим генералом. А ненавижу я их одинаково. Собственными руками задушил бы обоих.

Закипала неудержимая ненависть к классовым врагам. Андронов вдруг отчетливо осознал: теперь ему больше нет надобности придумывать образ врага, ибо враг встал перед глазами во весь рост – конкретнее не бывает! Сука!

– Спасибо, Васильев! – Бывший майор бросился обнимать однокашника. – Ты мне глаза открыл, братишка. Хотя, думаешь, я не понимал, что тогда, в Цюрихе, Ростовцев свалился мне на голову не случайно?! Только я эти подозрения гнал от себя метлой. Все-таки товарищи, как-никак. Слышал бы ты, какие тогда, в цюрихском кабаке, он тосты произносил! За дружбу и всякое…

– И жену предложил, – вставил Васильев.

– Не хотел, понимаешь, верить, – не обращая внимания на укол, продолжил Николай. – Но теперь, благодаря тебе, еще раз как бы со стороны взглянул. Кто, как не он, меня подставил!? И бабки уволок! Причем, чьи бабки?! Партии, которая нас всех взрастила, которой мы по гроб обязаны!

– И что с того? Ты себя, Николаша, не накручивай. Тогда все тащили, кто во что горазд. Беда в том, что он тебя подставил, – втолковывал Васильев, осторожно отталкивая от себя пьяного коллегу. – Вот ты скажи мне. Могло бы такое случиться в нашем братстве?

– Не могло, друг, – размазывая слезы по лицу, всхлипнул Андронов. – Не могло!

– То-то и оно. А теперь утрись. Видишь, нам машут. Наверное, пора уезжать. На посошок и в Москву.

– Я сейчас. Я соберусь…

Николай отошел в сторону, туда, где поляну окружал кустарник, будто справить нужду. На самом деле, несмотря на хмель, в голове четко стало складываться решение, которое он уже для себя принял, но озвучить почему-то не мог.

Он решил отомстить. Неважно, как, но отомстить. Может, не встреть он Ростовцева на пикнике, такое желание и не пришло бы. Но теперь обратной дороги нет. Месть! Вот что скрасит его пустое до сего дня бытие. С мыслью о ней он будет просыпаться и засыпать. С мыслью о ней он будет поднимать тосты. С мыслью о ней он просто жить станет.

– Андронов? Ты что там, заснул в кустах?

Когда Николай вернулся в компанию, Ростовцева уже не было. Оказалось, он уже успел уехать на генеральской машине, а свой смоляной джип оставил под присмотром водителя.

– Кругом несусветная крутизна, – буркнул Николай, когда Васильев сообщил об отбытии босса-генерала.

– Ты о чем?

– Все о том же. Почти все здесь с машинами, а мой персональный транспорт, сколько себя помню, – метро. Утром стыдно было тебе признаться. Помнишь, ты еще спросил, есть ли у меня водитель…

– Да брось ты кукситься. Пойдешь к «Ангелам», вот и заработаешь. Ты решил, что будешь делать?

– Мстить! – будто о чем-то заурядно будничном, коротко и ясно, без утайки ответил Андронов.

– Вон оно как? – Васильев внимательно посмотрел на сокурсника по «школе». – Ты бы так лихо словами не бросался, братишка. Надо знать, где говорить.

– Но ты же, старик, свой в доску.

– Свой, свой. Но слово-то какое сладкое! Игристое, как шампанское. Пьешь, пьешь, вроде как ничего, а потом бац, и захмелел. Я знаю, что говорю, приятель. Сам однажды был в твоей шкуре… Ну, ты со мной поедешь? Или как?

– Или как! Я лучше на автобусе, с остальными, так сказать, «выкидышами» из жизни.

– Как знаешь, братишка.

Васильев завел БМВ и уже собрался было тронуть с места. Но Андронов застыл перед бампером как вкопанный.

– Ты чего? Может, все же со мной?

– Нет. Просто хотел полюбопытствовать. Сам все еще мстишь?

Николай переминался с ноги на ногу, будто ему вновь захотелось «по-маленькому».

– Так некому мстить. Теперь некому…

6

Баланда – несколько ложек мерзкой жидкости с нарезкой капусты и картофеля – стояла в углу карцера нетронутой. Столько лет, казалось, прошло, ко всякому можно было привыкнуть. Но заставить себя хлебать подобную бурду было выше его сил.

Вне карцера эта ситуация Дениса Даниста не очень и обременяла. Практически всегда можно было «заправиться» остатками очередной посылки или купить более-менее съедобное в ларьке, словом, как-то держаться в форме. Но сейчас, всего лишь на третий день карцера, когда впереди маячили еще семь (если не добавят), силы стремительно его оставляли.

Денис запаниковал.

Уткнувшись взглядом в стену, заключенный 1313 в очередной раз прикидывал «за» и «против». Что значит решиться на побег? Это же не только моральный и психологический стресс. Хотя как раз с этим он справится. В конце концов, возьмет волю в кулак и задушит любые сомнения. Разве не смог он включить якобы стальную «душилку» накануне ареста, когда ребром встал вопрос: упасть в ножки Бессмертнову или нет?! Ведь не сделал же этого! Потом все, кому не лень, обсасывая и смакуя тогдашнюю ситуацию, твердили, что он, Данист, до конца не верил в то, что его задержат. Просто не мог поверить.

Так что с моральными силами все в порядке. А вот как быть с силами физическими? Побег есть побег. На баланде, тем более в карцере, физическим силам просто взяться неоткуда. И потом, непонятно, какой еще побег устроит ему «гражданин начальник» Удалов?

Пока же тот «устроил» три карцера за месяц и не произнес ни слова о побеге. Что там вообще на уме у гладенького Дмитрия Владимировича?

Конечно, Данист понимал: карцеры обрушились на него неспроста. Удалов наказывал его за строптивость и несговорчивость. Ведь Данист так и не исполнил просьбу встретиться с каким-то Папой. Даже если он вор в законе? Данист тоже не огрызок огурца. Как-никак опальный олигарх, миллиардер в тюрьме!

Все же странная задачка, какое отношение «законник» может иметь к людям, решившимся вызволить его из зоны?!

Размышления прервались сами собой, когда он неожиданно обратил внимание на грязное бурое пятно на стене, казалось, изученной до мельчайших подробностей. Сейчас же он разглядел овал лица с кровавыми разводами на месте лба, носа, подбородка. А вот эта рваная линия, наверняка, губы…

Арестант с трудом встал и сделал два шага к стене. Голова закружилась, словно он вальсировал. Так это же кровь! Кто-то рисовал портрет кровью?! Но откуда у его предшественника взялось столько крови?

Приглядевшись внимательнее, Денис отпрянул, будто его ударило током. Жуткая догадка мелькнула в мозгу. Нет, это никакой не портрет, написанный кровью. Это же реальный отпечаток лица человека, который в отчаянии бился головой о стену. Бился и бился, пока не осталась на ней эта кровавая печать. Хотя, может, было и иначе: одного из его предшественников в этом карцере элементарно швыряли о стену?

Живо представив картину, Денис в ужасе отпрянул. Кто был доведенный до крайней степени отчаяния человек? Или его так учили здесь жить? Завтра подобное может случиться уже с ним. Впрочем, почему завтра? Уже сегодня! Сейчас! Кто знает, что в эту минуту пришло в голову господину Удалову?

Данист упал на нары, обхватив голову руками, но пролежал в таком положении лишь несколько минут. Затем резко вскочил и что было силы забарабанил в дверь карцера, выкрикивая:

– Передайте Удалову, пусть вызовет к себе. Я согласен. Согласен!

Скорая встреча с Папой, как ни странно, положительно повлияла на душевное и физическое состояние Даниста.

– Входи, входи, сынок, не стесняйся, – хрипловато приветствовал его воровской авторитет. Внимательные, умные глаза цепко следили за вошедшим.

Очень похожий на деда Мазая, спасающего зайцев, хозяин был, наверное, лет семидесяти. Но еще крепок.

«Камера особого назначения», – отметил Данист, с удивлением оглядывая интерьер.

Папа сидел в уютном домашнем кресле. По официальной версии, это была отремонтированная тюремная библиотека, две стены которой занимали забитые книжные полки. Гораздо больше той библиотечной части, куда допускали простых зэков.

– Что, впечатлён?! – хихикнул старик, заметив, как вытянулось лицо олигарха. – Если б раньше явился, давно бы воспользовался этим богатством. Книги моя слабость. Признаюсь тебе, сынок, я очень люблю здесь предаваться размышлениям. Литература, что ли, способствует…