Владимир Спектр - Face control Страница 11

– Веня, Венечка, – только и успеваю произнести.

– Ты что, охуел?!

Я безвольно возвращаю телефон Кириллу. Мое сердце переполнено теплотой, я хочу поделиться, передать хотя бы частичку.

– Поцелуй меня! – прошу я Кирилла так громко, что сидящие за соседними столиками люди отрываются от своих тибон-стейков из телятины, фаршированных вишней и политых соусом «дижон».

– Совсем обалдел. – Кирилл пожимает плечами, как бы демонстрируя зрителям, что он здесь ни при чем. – Отъехал!

– Не хочешь меня поцеловать? – ору на весь ресторан. – Тоже не любишь меня! Сука, я думал, хоть ты …

– Все! Я ухожу! Он совсем ебанулся, – Кирилл вскакивает и, разбивая пепельницу, полную окурков, бросается к выходу из зала. Секьюрити нехотя бредут к нашему столу. «Опять эти пьяные дела» – читаю по их омерзительно кондовым лицам. Растерянный Синев зовет официанта, чтобы расплатиться.

– Хули уставились? – говорю я секьюрити и нетвердой походкой выхожу на улицу.

00:15. «Джаз-кафе». Синев где-то потерялся. Кирилл пьет пиво и смотрит на постепенно заполняющих клуб манекенщиц:

– На хрена здесь столько манекенщиц? Как в модельном агентстве.

– Нормальное мясо, – говорит Миша Акропольский, случайно оказавшийся рядом. – Хотя простые бляди лучше. Честнее.

Миша мало пьет. Он двигается героином и пытается быть режиссером. Тепло моего сердца оборачивается навязчивым сексуальным желанием. Начинаю шататься по клубу, подваливать к моделям, обмениваться телефонами, знакомиться, тут же забывая имена новых подруг. Происходит постоянная субституция – в каждой из них я вижу Бурзум. Карманы распухают от салфеток с записанными на них номерами, визиток и вырванных из телефонных книжек листов. В какой-то момент Кирилл отлавливает меня у женского туалета, кричит, что ему претит ложная пафосность заведения и всей тусы в целом, и предлагает ехать в «Пропаганду».

01:40. По дороге в «Пропаганду» мы заезжаем в одно из самых неоднозначных, грязных и потусторонних мест города, клуб «Третий путь». Он существовал еще с доперестроечных времен. Его открыл маргинал Раскольников в собственной квартире. Днем Раскольников, как вампир, ложится спать, а ночью принимает активное участие в движухе. Основные посетители – неудавшиеся художники и поэты, спившиеся рок-музыканты и кинорежиссеры, вечные студенты, отягощенные пивными животами, старые, выжившие из ума неформалы и прочий полубогемный сброд. Я нахожу в пьяной толпе владельца.

– Нет, ее давно уже не было. Так всегда – сначала люди ходят часто, потом внезапно исчезают. Но здесь кто-то есть из ваших. Яна, по-моему, – Раскольников указывает в темноту квартирно-клубного пространства.

За видавшим виды столом, опошленным остатками еды, грязными стаканами и полупустыми бутылками, сидит Яна Косталевская. Она окружена пьяными байкерами, как будто только что сошедшими с экранов американского фильма категории «В».

– Привет, Яна, – я улыбаюсь коротко стриженной, пирсингованной и татуированной оторве с нежным детским лицом.

– Чего надо, козел?

– Извини?

– Не извиню, скотина!

– Что происходит?

– В том-то все и дело, что ничего не происходит. Ты просто ебешь всем мозги!

– Я не понимаю.

– Ты все мозги свои выжег кокосом, тупой придурок, куда тебе! Отвали от Бурзум, не мешай ей жить. Ты же все постоянно обсираешь!

Ядерный взрыв. Замыкание. Автокатастрофа. Кораблекрушение. Тайфун. Откуда-то из желудка взбесившимся зверем прыгает моя ненависть и мгновенно трансформируется в ярость.

– Пошла на хуй, пизда! Не тебе, проширявшаяся проблядь, учить меня, как поступать. Не тебе, отстойная тварь, влезать в наши отношения.

– Пидарас!!! – Яна кидает в меня кружкой с недопитым пивом. Я чудом уворачиваюсь, кружка ударяется о стену и разлетается на огромное количество осколков. Пиво мутным желтым фонтаном обрушивается на сидящих. В ярости лягаю Яну ногой. Краем глаза вижу, как из-за стола начинают вылезать пьяные байкеры.

– Пошли вы все на хуй! – кричу я и бегу к выходу из комнаты. Сзади, толкаясь и матерясь, падают бородатые ублюдки.

13

24 октября, воскресенье.

«We hate love, we love hate!»[2] – беснуется многотысячная толпа. Сцену заливает мертвенно-белый свет стробоскопов. Красно-белые стяги, разорванные напополам черными молниями, полощутся под потолком. Полуголое существо – тело в татуировках и кровоточащих ссадинах – корчится перед микрофоном. 

Each time I make my mother cry,an angel falls from heaven,when the boy is still a worm it's hard,to learn the number seven,but when they get to you,It's the first thing that they do[3],– 

надрывается существо.

«We hate love, we love hate!» – скандирует зал. Второй раз за последний месяц мне снится в мельчайших подробностях концерт Manson'a в Детройте.

Просыпаюсь и уже знаю, что все еще пьян. «Похмелье будет позже», – поясняет внутренний голос. На самом деле это даже не голос, а огненные субтитры, полыхающие в воздухе. Пытаюсь сообразить, сколько сейчас времени и где я нахожусь. Средних размеров комната с огромными окнами, занавешанными плотными шторами. Рядом со мной на широкой постели спит, зажав подушку между коленями, смутно знакомая девушка. Осторожно нашариваю на полу часы: 12:20. Свинья – до сих пор не объявился дома и даже не позвонил. Представляю возможные варианты последствий своего идиотского поведения. Думаю о себе почему-то отстраненно, равнодушно, в третьем лице. Тихонько сползаю с кровати. Девушка приподнимает голову, отбрасывает иссиня-черные пряди слегка вьющихся волос и открывает на удивление большие восточные глаза:

– Проснулся?

Пытаюсь вспомнить, как ее зовут. Наверное, Таня, во всяком случае, похоже.

– Танюш, а где у тебя тут ванная? Срочно надо душ принять, а то свихнусь.

– Кто такая эта Танюша? – Девушка добродушно смеется.

В первый раз за долгое время чувствую, как краснею.

– Извини, я совсем не …

– Все в порядке, не переживай. Меня зовут Наташа.

– Да, да, конечно. Вчера я перебрал, вот и…

– Пойдем, покажу тебе душ.

Наташа стремительно спрыгивает с постели и тащит меня за руку в коридор. «Неплохая квартира», – успеваю подумать я, отмечая интеллигентный западный дизайн. Это похоже на жилище обеспеченного художника или архитектора. Бледно-розовые с голубым стены, большое количество картин в духе грузинского примитивизма, высокие, в пол человеческого роста, вазы с засушенными в них растениями. Везде, кроме спальни, много солнечного света. Огромная ванная комната встречает меня блестящей финской сантехникой и перламутровым кафелем со встречающимися кое-где иероглифами.

– Это твоя квартира?

– Моя. Наша. Муж сейчас в Праге. Я тебе полотенце принесу.

Все правильно, вчера она уже говорила об этом. И как я умудрился забыть ее имя? Встаю под прохладный и колкий душ. «Если бы люди не придумали душ, – думаю отчего-то с грустью, – было бы намного тяжелее. Особенно после пьянки». Все тело болит. С интересом осматриваю себя, отмечая неизвестно откуда взявшиеся синяки и царапины. Пора выходить из марафона, я уже абсолютно не помню вчерашний день. Дверь в ванную открывается…

– Вот полотенце. Ах, какой ты сладкий! – Голая девушка встает под душ рядом со мной.

Встает плотно. Обнимает меня. Капли становятся горячее, катятся по нашим телам, скользят единым потоком, делая нас скользкими и свободными. Скользнув по мне небольшой упругой грудью, Наташа опускается на колени и целует лобок. Она утыкается лицом в мой член, целует его, лижет яйца и кожу за ними.

– Вчера ты так и не кончил, – шепчет она, – надо восполнить пробел.

Движения девушки становятся более энергичными и напористыми. Она берет в рот, стараясь заглотить член как можно глубже. Я вижу, что феллация приносит Наташе почти такое же удовольствие, как и мне.

– Кончи мне в рот, прямо в самое горло, – тихонечко просит она и смотрит снизу вверх по-азиатски покорно.

Ласки достигают апогея. Вулкан мечтает извергнуть раскаленную лаву. Я беру девушку за волосы и как можно глубже насаживаю на член… Она хрипит, задыхается, но упрямо не выпускает его. Я кончаю густой и мощной струей. Наташа судорожно глотает ее, ногти впиваются в мою задницу с такой силой, что я стону от боли, смешивающейся с оргазмом.

13:50. Пьем крепкий, только что сваренный кофе и слушаем Future Sound Of London.

– He самая подходящая тема для утра, – говорит Наташа, как будто извиняясь.

– Давно уж не утро, – отвечаю я, – а тема в кайф. Я по утрам вообще Clawfinger да всякий Terrorvision включаю. Задает настроение.

– Это какие-то хардкоровые дела, да? Я вот только по электронике захожу. В основном экспериментальной. IDM там и все такое, понимаешь?

– А чем ты вообще по жизни занимаешься?