Валерий Бочков - Харон Страница 11

Индеец с дровами давно уехал. Рыча и сияя никелем выхлопных труб, нахально выставленных вверх, у заправки лихо затормозил «Триумф». С мотоцикла соскочил крепкий малый, затянутый в черную кожу. Ездок снял шлем и оказался рыжеволосой девицей. Я вздохнул, кинул ручку в бардачок. Сложил открытку пополам и сунул в карман. Дальше двух слов дело у меня не пошло.

Коварная ночная дорога при свете дня выглядела вполне приветливо и даже живописно, шоссе кружило между холмов с пегими коровами, иногда приближаясь к берегу шумной реки, иногда убегая от нее. Порой темный и мрачный сосновый бор подступал к самой обочине, и тогда в открытое окно врывался сырой хвойный дух, пахло смолой и иголками. Вдали, на стриженых лужайках красовались фермерские домики, белые и изящные, как резные игрушки ручной работы. Попадались заброшенные фермы с просевшими крышами и мертвыми окнами, спокойно-торжественные в своем обаянии распада.

Из-за поворота выскочил самодельный указатель «Ферма Пирсона, овощи и фрукты, 500 ярдов», на доске был изображен отчаянно-красный помидор. Я проехал пятьсот ярдов и свернул, подъехал к длинному сараю. Перед распахнутым входом в плетеных корзинах зеленели початки кукурузы, рядом, словно пушечные ядра, лежали желтые дыни. Вокруг кружили пчелы.

Внутри никого не было. Громко шаркая по дощатому полу, я прошелся между ящиков с овощами. Покашлял. Хлопнула задняя дверь, вошла девчонка лет четырнадцати, белобрысая и по-деревенски румяная. Нос у нее обгорел и блестел розовой кожицей.

– Привет! Ты, что ли, хозяйка? – улыбнулся я, снимая темные очки.

Она уставилась на меня, вытирая руки белым полотенцем.

– У нас самые сочные томаты в округе, – уклончиво ответила она, выпятив вполне зрелую грудь в майке с застиранной надписью «Спрайт».

– Самые красные – это уж точно. – Я взял из корзины увесистый помидор.

– Вы – племянник Лоренца? – утвердительно спросила она, взрослым жестом заправив русую прядь за ухо. – Вот сюда складывайте, пожалуйста, я потом посчитаю.

Она протянула мне лукошко и, словно потеряв интерес, отвернулась и принялась наводить порядок на полках. На девчонке были вылинявшие в голубое джинсы, тесные, с закатанными до колен штанинами. Когда она попыталась дотянуться до верхней полки с пузатыми склянками каких-то разноцветных джемов, майка задралась, оголив загорелую вогнутую поясницу и резинку трусов. Я откашлялся и занялся помидорами.

Где-то лениво зудела муха, под моими башмаками хрустел песок. Иногда до меня доносился тяжкий вздох или бормотанье, нарочито серьезное и взрослое.

– Ну вот, – я поставил лукошко на прилавок. – На первое время…

– А вы надолго в Медвежий Ручей? – Девчонка повернулась, придвинула лукошко.

– Какой ручей? Это где?

Она хмыкнула. Не удостоив ответом, лишь взглянула на меня, как на недоумка. Достала из лукошка помидор, нежно погладив, положила на весы. За ним другой, третий. Так же бережно взвесила огурцы и мясистый красный перец. Назвала цену.

Сложила овощи в бумажный пакет, выйдя из-за прилавка, протянула мне. Забирая пакет, я ненароком уткнулся взглядом в ее крупные соски, проступавшие сквозь ткань майки. Она снова хмыкнула, мокро облизнула губы и неспешно зашла за прилавок.

– Вы знаете, что такое урюк? – спросила она.

– Абрикосы… – пробормотал я.

– Угу, вяленые. – Она прикусила нижнюю губу, вдруг рассмеялась. – Мой старший брат уверял меня в детстве, что это засахаренные человеческие уши. Представляете?

15

Перед домом стоял знакомый грузовик. Сам Расти сидел на ступенях крыльца и что-то вертел в руках. Я загнал джип капотом в малинник, вылез, открыл багажник.

– Не поверите, нашел на дороге! – Расти бодро встал, показывая мне навигатор, тот самый, который я выкинул вчера. – «Магеллан»! Такой полторы сотни в городе стоит.

Я пожал плечами.

– Как вы думаете, он работает?

– Вчера работал.

Расти не понял, сокрушенно сказал:

– Эх, черт, жаль, нет провода… Может, там поискать? На обочине… Вдруг и провод где-то там?

– У меня есть лишний. – Я влез в кабину, выдернул из прикуривателя зарядный провод навигатора. – Попробуй, вдруг подойдет.

Провод подошел. Расти завел свой драндулет, экран навигатора засветился.

– Работает! – заорал он из кабины. – Работает, черт побери!

Я убрал продукты в холодильник, вернулся с пивом. Протянул Расти бутылку. Мы устроились на ступеньках.

– Медвежий Ручей? – спросил я, обводя пивной бутылкой окрестности.

– Ну, – Расти зычно рыгнул, вытер рот рукой. – Тут водилось до хрена медведей. Они на мелководье форель промышляли. Бывало, к берегу выйдешь, а косолапый тут как тут, сидит на валуне и рыбку свежую кушает. Лакомится…Вот Полковник и прозвал: «Ранчо Медвежий Ручей»…

– Полковник?

– Ну, Лоренц.

– А он что, был военным?

Расти задумался, медленно отпил пива.

– Да не, не думаю… Просто был в нем хребет. Настоящий он был мужик, Лоренц. Полковник…

Ржавая шевелюра Расти горела на солнце. Он довольно потянулся, крякнул, вытянул ноги в тупорылых тюремных башмаках. Пустое небо от жары посветлело, в нем не было ни единого облака, лишь высоко-высоко я разглядел одинокую птицу, нарезавшую плавные круги. Чувствовалось приближение вечера.

– Вы там, я слышал… – Расти тоже глядел в небо. – С этой… с Роз, я слышал…

– Слушай, Расти, я не пойму, тут Интернета нет, мобильник не работает, – начал я. – Каким образом любая сплетня разносится по округе со скоростью звука?! У вас тут что, локальная компьютерная сеть, Бредфорд и окрестные фермы? Свой деревенский фейсбук?

– Какой бук?

Я махнул рукой, допил пиво.

– Так что там с этой Роз? Ревнивый идальго, ее любовник? Или строгий старик-отец с дробовиком?

Расти тоже допил пиво, посмотрел сквозь янтарное стекло бутылки на солнце.

– Если бы… – Он выцедил пену, поставил пустую бутылку на ступеньку. – Там такое дело… Как бы это половчее объяснить…

– Да не томи ты!

– Ну, короче, есть подозрение, что она… – Он снова замялся.

– Шпионка? Наркодилер? Содержатель притона?

– Ведьма.

Я засмеялся, потом поперхнулся и закашлялся.

– Ну, вроде как порча или типа проклятия что ли. – Расти постучал мне по спине.

– Не ладошкой стучи, – кашляя, проговорил я. – Кулаком, кулаком надо!

– Вот так? Так правильно?

– Так лучше. – Я вытер слезы, глубоко вдохнул и рассмеялся.

– Не, я серьезно, – он строго посмотрел на меня. – Вот вы посудите сами: одного ее любовника убила молния…

– Ну и?

– Другой ушел под лед на Змеином озере.

– Так.

– А в третьего, в Билла, угодил метеорит.

– Что-что?

– А вот то! – С выражением мрачного триумфа на лице Расти посмотрел на меня. – Билла нашли, вернее, труп его… такой фарш из мяса, костей и неизвестного космического вещества… Его в НАСА увезли. Сгребли в пластиковый мешок и увезли.

Мы снова смотрели в небо. С запада потянулись зыбкие, уже чуть розоватые облака. Мы долго молчали, потом я спросил:

– А кто такой Сэм?

– Сэм? – удивился сперва Расти. – А, Сэм! Бычок наш, забил его в марте.

16

Сумерки опустились как-то сразу, Расти давно уехал, я бродил по пустому, быстро темнеющему дому. Половицы скрипели, снаружи доносился шум реки, я достал с полки керосиновую лампу, зажег. Есть не хотелось, распахнув холодильник, я равнодушно поглазел в ярко освещенное нутро, захлопнул дверь.

Вернулся в гостиную. Налил скотча из запасов Лоренца, принялся разглядывать корешки книг. Со стен на меня косились мертвые звериные головы, рыжий свет лампы подрагивал, фитиль чуть коптил, исполинские тени наползали рогами на потолок. Мне попалось несколько русских книг, я вытащил потрепанную «Русскую кухню», изданную в Ленинграде в 1985 году. На рецепте сибирских пельменей кто-то оставил отпечатки сальных пальцев.

Круг интересов Лоренца внушал уважение: несколько книг по астрономии, включая атлас звездного неба с цветными вкладками созвездий, трехтомник истории религий мира, толстенный научный труд «Психология птиц». Я вытащил роскошный альбом Дюрера; гравюры были напечатаны на отдельных листах и вложены в картонную папку. Я разложил гравюры по полу, принялся разглядывать. На одной, внизу под рамкой, прочел полустертую карандашную строку: «Даже если иду долиной тьмы – не устрашусь зла, ибо Ты со мной, посох Твой и опора Твоя – они успокоят меня».

На этой гравюре среди скалистого мрачного пейзажа с голыми колючими деревьями и одиноким замком на дальнем утесе был изображен конный рыцарь в доспехах и с копьем на плече. Забрало поднято, профиль воина суров. За рыцарем следовали Смерть и Дьявол. Смерть верхом на тощей понурой лошади была похожа на сифилитичную бабу, усмехаясь, она показывала рыцарю песочные часы. Дьявол – чудище с хитрым свиным рылом – крался по пятам, явно пытаясь подстроить какую-то гадость. Рыцарь даже не глядел на них, он был укреплен Верой и решительно продолжал свой путь.