Карл-Йоганн Вальгрен - Водяной Страница 11

Мы присели на садовую скамейку, и я объяснила, что меня смущает.

— Решаемся, — неожиданно сказал Роберт. — Подумай о Герарде.

А я о ком думаю… от этого психопата можно ожидать чего угодно. Герард на одной чашке весов, снюты на другой… не из чего выбирать.

— Тогда так: я иду первой, ты чуть позже. Но не задерживайся: самое большее через минуту. И околачивайся у дверей или у кассы. Рассматривай кассетники, стерео, что хочешь. Меня ты не знаешь. Даже не смотри в мою сторону. А придет время, спроси что-нибудь у парня на кассе.

— Что?

— Что хочешь. Головку для проигрывателя. Цену на двойной кассетник… что в голову придет.

Он серьезно кивнул.

— Если они меня застукают, мы не знакомы. Спокойно уходи. Подумаешь — воришку поймали. Увидимся дома.

В магазине гремела музыка. Хозяин полез в шкаф доставать что-то для клиента. Несколько подростков цокали языками у последней модели переносного, но все равно здоровенного двухкассетника. За кассой стоял пожилой дядька и говорил по телефону. Он здесь, наверное, за главного — костюм, галстук, на груди беджик с именем. Все портативные плееры лежали на стенде у него за спиной. Тот «Walkman» в витрине, наверное, единственный экземпляр во всем Фалькенберге, который можно свистнуть, не взламывая магазин среди ночи.

Я дождалась, пока он повесит трубку, и подошла к кассе:

— Удлинители у вас есть? Папа просил купить.

Он кивнул в сторону маленькой витрины — той самой. Руки у него были очень волосатые — толстые, черные волосы, как у гориллы. Даже пальцы волосатые.

— Штепсели, вилки, удлинители, розетки — все там.

Звякнул дверной колокольчик. Я покосилась — точно, Роберт. Молодец.

Я уже у полок с электротоварами, совсем рядом с витриной. Старику за кассой пока меня видно, но стоит ему передвинуться на метр… Обрати же внимание на Роберта, или пусть кто-то еще тебе помашет, отвлечет внимание… Я сняла с полки удлинитель и притворилась, что внимательно его рассматриваю — а та ли длина? А есть ли заземление? Волосатый старик не сводил с меня глаз…

Голос Роберта — он сказал что-то хозяину, что именно — я отсюда не расслышала. Тот оставил свое место за кассой и пошел к нему. Теперь меня никто не видит, если кому-то не придет в голову сунуться к полке с кабелями. И на улице никого. Я быстро перегнулась через барьер, не сломался бы… дотянулась до плеера, выпрямилась и сунула его за пояс брюк.

За две секунды, не больше! Замерла, как зверь, почуявший опасность и остановившийся на полушаге. Любое движение поблизости, любая нахмуренная физиономия — и я рвану к выходу и исчезну в толпе. Но все тихо. Опять услышала голос Роберта — он спросил, по-моему, насчет одного из монстров-двухкассетников на стенде, и хозяин что-то пробурчал в ответ. Я взяла удлинитель и пошла к кассе. Толстяк, выдающий видео напрокат, завернул покупку, и я заплатила из своего конверта: восемь семьдесят пять.

Магазины уже закрывались. С берега надвигалось свинцовое облако, в воздухе появилась изморось, если похолодает, будет туман. Мы остановились у городского кинотеатра и посмотрели афиши. «Flashdance»…[14] через полгода после шведской премьеры. На двери — список: можно записаться в группу «Up with people» — кататься по всему миру, танцевать и петь в молодежных шоу, все замечательно, но время заявок истекло месяц назад. Мне, конечно, не с чем сравнивать, но в этом городе все происходит с опозданием, будто время по какой-то причине тормозит на нашей широте, не намного, на какой-нибудь час в день, но мы отставали и отставали, с каждым годом все больше и больше. «Веселый лосось в Фалькенберге». Новый слоган турбюро, придумали к туристскому сезону. Я-то чувствовала себя кем угодно, только не веселым лососем.

Брат крутил педали в своих новых кроссовках, и у него было такое счастливое лицо, что у меня появился комок в горле, точно там застрял кусок яблока. Пришлось несколько раз проглотить слюну.

Мы остановились у аптеки — купить мазь для рук. Ему помогает только один сорт, дорогой, как чугунный мост. Пробовали подешевле — расчесывает руки до крови. Кожа на суставах руки вся в пупырышках, шелушится и кровит, между пальцами белые чешуйки.

В конверте оставалось все меньше. Тридцать спенн мазь для рук, ни больше ни меньше. Теперь мне нужно семьсот тридцать восемь крон. За сколько уйдет плеер, понятия не имею. Лучше всего, если Герард возьмет его в зачет долга.

— Я в школу больше не пойду, — неожиданно сказал Роберт. — Пока Педер и остальные там, не пойду.

— То есть до конца учебного года?

— Да. Плевать, пусть говорят что хотят.

— Это разозлит их еще больше. Не волнуйся, я достану деньги. Обещаю.

Братишка посмотрел на свои руки. Посмотрел так, как будто это не его руки, а какие-то намертво присосавшиеся пиявки.

— Как ты думаешь, экзема… она пройдет когда-нибудь?

— В один прекрасный день встанешь, а ее как не бывало. У тебя очень красивые руки.

— Смотреть противно. Ула и Педер правду говорят — как проказа.

— Я так не считаю.

— Ты так говоришь, потому что ты моя сестра.

— Может и так.

— И все равно приятно. Иначе вообще никакого смысла нет. Чего стараться-то? Школа. Мама, папа… все это дерьмо…

Он виновато улыбнулся. Рядом с нами стоял черный «пежо» с наклейками какого-то фонда наемных работников под названием «Стоп». На пассажирском сиденье дамская сумочка. Дверь не заперта. Хозяйка рванула в аптеку за минуту до закрытия и забыла сумку. Я вижу ее в витрине: она стоит у кассы, сейчас придет ее очередь, и она обнаружит, что забыла сумку.

Я даже подумать не успела — открыла дверь и вытащила из сумки бумажник. Взяла только деньги, права и карточки оставила лежать, сунула бумажник назад и как можно более бесшумно закрыла дверь… Мы отошли самое большее на десять метров, как тетка выбежала из аптеки, схватила сумку и помчалась назад.

— К велосипедам не бежать, — не столько спросил, сколько оценил ситуацию братишка. — Покажется подозрительным. Прогуливаемся, как ни в чем не бывало.

— Ты быстро учишься… Скоро сможешь работать на пару с отцом.

— Спасибо!

— Я шучу… А ты знаешь, он скоро объявится? Через три недели… а точнее, две недели и шесть дней.

— Все образуется, сестренка. Хватит ему сидеть.

Я промолчала. Сегодня — его день. Новые кроссовки. Отец возвращается. Скоро до него дойдет, что это за праздник. Папаша волочет с собой какого-то бандита, в доме начнется черт-те что, значит, мы будем сидеть вдвоем в комнатушке Роберта и дожидаться, пока утихнет шторм.

Томми не появился в школе и в понедельник. Это на него не похоже, он всегда рассказывал, почему и как прогулял. Может, что-то случилось? Наверное, братьям понадобилась помощь. Иногда, если выпадал большой улов, он оставался дома помогать.

В комнате отдыха сидела компашка, рассказывали, кто что делал в выходные. Другие играли в карты, в кулачный покер или в очко, или просто орали. Настроение было скверное — целых пять дней до пятницы. Показались ребята из Гломмена — значит, автобус уже пришел. Я положила мешок с тренировочным костюмом в шкаф — в него же был завернут «Walkman».

— Как выходные? — вопрос за спиной.

Ула. Подкрался незаметно, как всегда.

— О'кей.

— Приятно слышать. Пасла своего идиота? Или с Томми гуляла? Или с этим калекой, с которым ты дружишь?

С калекой… Это он о профессоре.

— Дома была.

— Да хоть где, мне-то что за дело. Не забыла — самое позднее в пятницу? А то Герард включит счетчик — мало не покажется.

Я слушала его вполуха — смотрела на дверь. Хоть бы Томми появился. Одной причиной для беспокойства стало бы меньше. Куда он подевался?

— Надеюсь, Доска, ты на этот раз не станешь трепать языком насчет пятницы? Как тогда, с котенком? Герарда опять вызывают к ректору. А Л-Г звонил моему папаше в пятницу. Мне это не нравится…

Беджик с фамилией у него на шее двигался в такт с гортанью. Под джинсовой курткой — футболка с надписью «Non-smoking generation». Некурящее поколение. Комедия, да и только — сам Ула дымит как паровоз.

— Каждый день выплывает какое-то дерьмо. Мне это не нравится, — повторил он.

Обнаружил что-то на ногте большого пальца, сунул в рот и погрыз немного. Опять посмотрел и опять погрыз.

— Чей был котенок?

Не знаю, что на меня нашло, с какого перепугу я это спросила. Слова будто сами вылетели у меня изо рта. Ула быстро обернулся и посмотрел в коридор — у дверей в классы образовались небольшие очереди. Перемена кончалась. На нижней губе прилип обкусанный ноготь.

— А мне откуда знать? Обычный бродячий кот, таких тринадцать на дюжину. Большое дело…

— А это не Педера котенок? У них же кошка окотилась.

— Повторяю — откуда мне знать, Доска? А даже если бы и знал, постарался бы забыть, что и тебе советую.