Кристиан Крахт - Карта мира (сборник) Страница 11

Вернувшись в «Хаятт», я связался по телефону с германским посольством. Я хотел посмотреть, как добывают нефть. Канцлер посольства, некий господин Добычай, объяснил, что, скорее всего, мне будет очень трудно договориться об интервью с представителями нефтяных компаний, и еще труднее — сфотографировать буровые вышки. Лететь к ним надо на вертолете, а это дорого, опасно, да и вообще — нефтяные компании не любят пускать туда журналистов. Он, правда, может, если я захочу, организовать для меня интервью с д-ром Рамискулиевым, здешним представителем фирмы по производству йогурта Zot… Я вежливо отказался, не забыв его поблагодарить, посмотрел на свои ногти и положил трубку.

Я успел проголодаться. Сэндвич был не ахти какой. Мне захотелось проверить, так ли хорош ресторан Viva Mexicana, как уверяют рекламные плакаты, развешанные по всему городу. Судя по этим плакатам, там подавали Fajitas, Tacos, Burritos, а еще Mojitos и пиво «Хайнекен»… В ресторане, зал которого представлял собой серую железобетонную коробку, сидели широкоплечие американские нефтяники и норвежские инженеры; их, по-видимому, нисколько не смущало, что за одну порцию Taco-Burrito-Combo, которая в Балтиморе или Осло стоит какую-то ерунду, здесь приходится выкладывать тридцать шесть долларов. Нет, они спокойно заказывали себе все, что хотели, разговаривали во весь голос, хлопали друг друга по спинам и — хочешь не хочешь — распространяли вокруг себя хорошее настроение. Я скромно сел в уголок, выпил пива и съел хотя и небольшую, но совсем не плохую на вкус порцию Chili con carne.

Вернувшись в отель «Хаятт», уже ближе к вечеру, я надел свой темный костюм (предназначавшийся именно для посещения казино) и почистил ботинки маленькой черной губкой, которую кто-то положил — видимо, ради удобства клиентов — непосредственно возле мини-бара. Заодно я быстро осмотрел содержимое самого бара: маленькая бутылка Jack Daniels, 16 долларов. Пиво Carlsberg, 8 долларов. Спасибо, что-то не хочется… Теперь вниз, в казино. Я люблю играть на рулетке и практически всегда выигрываю. К сожалению, казино оказалось закрытым. Президент Алиев только что издал соответствующий декрет. Мне было досадно, но я предположил, что, скорее всего, дело в президентском сыне, который проигрался.

Очевидно, на лице у меня читалось горькое разочарование, потому что, когда я спросил у администраторши «Хаятта», нет ли поблизости какого-нибудь приличного бара, она сразу откликнулась и порекомендовала мне бар в самом отеле, он назывался не то «Мозаика», не то «Дракон», не то еще как-то — не помню. Там я, заплатив двадцать долларов, выпил для затравки две кружки пива «Корона», прослушал ‘Barbie Girl’ в исполнении Acqua и затем принялся рассматривать посетителей.

В дальнем углу я заметил светловолосого верзилу, сильно смахивавшего на немца, и он мне улыбнулся. Я подошел, представился, он пригласил меня за свой столик. Том — так его звали — был двухметрового роста, весь, с головы до ног, в черной коже. Он носил длинные волосы, конский хвост; мы с ним разговорились, и я узнал, что родом он из Гамбурга, долго жил на Канарах, потом в какой-то момент снялся с насиженных мест и заявился сюда, в Баку, со своим «Харлей Дэвидсоном». Видно, он парень не промах, подумал я и заказал нам обоим еще пива и виски; мы быстренько все это выпили и заказ повторили.

Том сообщил мне, что здесь он возглавляет рекламное агентство и, по совместительству, брачное бюро; кроме того, он — менеджер группы Supermax, а в Германии даже имел собственную компьютерную фирму, «Систематикс». Я сказал: «Заливаешь!», а он: «Верняк!» И еще: здесь, мол, все делается через пень колоду — азербайджанские серверы в минуту пропускают не более 4 килобайт, — но все равно, если только я захочу, мы с ним чуть ли не с завтрашнего дня можем начать издавать газету для экспатов, или я ему помогу организовать концерт для его Supermax’ a, или — обалденную встречу местных рокеров. Завтра он в любом случае должен со мной увидеться — он хочет познакомить меня со своей женой и вообще показать мне Баку. Само собой, пробормотал я, буду очень рад. Значит, до завтра… И мы расстались, я кое-как добрался до номера и рухнул в постель.

Зазвонил телефон. Мне как раз снились большие, темные буровые вышки, вокруг которых я исполнял дикарский танец, — мою наготу прикрывал только прозрачный шифоновый шарф. Подумав, что этот звонок — просто чья-то неудачная шутка, я запустил в телефон подушкой. Голова раскалывалась. Телефон продолжал звонить. Звонил, как выяснилось, господин Добычай из германского посольства.

— Я по поводу вашего желания посмотреть на нефть, — сказал он, и его голос болезненно отозвался в моем ухе, как могло бы отозваться пустозвонство Генриха Гиммлера. — Если вы хотите добраться до одного из нефтяных промыслов в Каспийском море, — сказал господин Добычай, — вам необходимо прежде всего связаться с немецкой компанией глубокого бурения, Deutsche Tief ohr-AG. Но у вас все равно ничего не выйдет, это я вам заранее говорю. — Я поблагодарил его и положил трубку. Было девять часов утра.

Я не испытывал ни малейшего желания беседовать с господами из Deutsche Tief ohr-AG. Гораздо больше меня соблазняла другая перспектива: мчаться по Баку со своим новым другом, рокером Томом, на его «Харлее» и при этом слушать хиты группы Supermax. Я пошел в ванную, помылся и придирчиво ощупал нижнюю часть туловища. Будь я женщиной, я бы определенно решил, что источник боли — яичники. Я оделся и съел внизу, в буфете, превосходную овсяную кашу, после чего позвонил Тому, и мы с ним договорились встретиться вскоре у входа в мой отель.

Утро опять выдалось солнечным и теплым. Том, как и я, выглядел не лучшим образом. Но, тем не менее, я сел на заднее сиденье его «Харлея», и толпа местной ребятни завизжала от восторга, когда Том начал заводить мотор. Милиционеры, глядя ему вслед, только качали головами — потому что и у него на голове сиял стальной шлем, — он приветственно махал рукой, улыбаясь налево и направо, и вообще, похоже, был в приятельских отношениях чуть ли не со всем городом. Двое бомжей на тротуаре, согнувшись в три погибели, нюхали какую-то липкую дрянь, которую доставали из бумажных пакетиков, и стыдливо чесали осколками стекла свои шелудивые руки.

Мы остановились около «Института красоты», поднялись по ступенькам, и я, наконец, познакомился с Соби, женой Тома. Ей принадлежал этот единственный в Баку салон красоты, где, помимо прочего, можно было приобрести контактные линзы. Она, видно, тоже предпочитала одеваться только в черную кожу. И была очаровательна — я купил у нее пару неоново-желтых линз, модели Rave, после чего мы с ней распрощались, договорившись встретиться позже и вместе пообедать. Но прежде Том и Соби хотели показать мне бакинский базар, где можно килограммами покупать серо-голубую икру — азербайджанскую икру, лучшую в мире — гигантских иссиня-черных осетров и, разумеется, азербайджанские помидоры, которые тоже считаются одними из лучших в мире.

На базаре я увидал обещанных мне торговцев икрой, а еще — множество киосков для молодежи, в которых продавались полотенца «Боб Марли», старые наклейки MTV и футболки с лого Supermax, всех размеров. Несмотря на это, базар меня действительно впечатлил.

Том и Соби, как они мне рассказали — пока мы, усевшись на травке, поедали пластмассовыми половниками икру, — только что сняли один из первых в Азербайджане рекламных роликов для какого-то бакинского оператора мобильной телефонной связи: на огромной шахматной доске, где люди были фигурами, все эти фигуры, поскольку не имели мобильников, без толку суетились, передвигаясь с места на место, и только Дама, она же Королева, само собой, имела мобильный телефон и потому неизменно оказывалась в выигрыше. Том и Соби собирались попозже встретиться с каким-то азербайджанским поэтом и каким-то скульптором, хотели непременно познакомить с ними меня. Но был уже час, и, можете мне поверить, я совершенно выдохся.

Позже, в отеле, когда я лежал на кровати и, чтобы не думать о неизбежном (после такого количества икры) белковом шоке, пытался сконцентрироваться на монотонно-фашистской программе CNN, мне опять позвонил господин Добычай из германского посольства. Нет-нет, — сказал он, — с вертолетом у меня точно ничего не получится. Такой полет наверняка обошелся бы мне как минимум в 4000 долларов, но дело даже не в этом, он может заранее сказать: с моей затеей в любом случае ничего не выйдет.

В Баку нет никаких достойных упоминания немецких инвестиций. Германия как бы не замечает, что именно здесь уже начал разворачиваться самый перспективный бизнес грядущего столетия, и в этом смысле позиция германского посольства, на мой взгляд, весьма симптоматична. «Нет-нет, ничего не получится, у меня нет ни желания, ни соответствующих полномочий…» — похоже, именно с такими словами немцы намерены катапультироваться в следующее столетие. А если среди них и найдется свихнувшийся энтузиаст наподобие Тома, который вечно носится с самыми разными идеями, так он немедленно прослывет у своих соотечественников ребячливым прожектером, и люди солидные не будут принимать его всерьез.