Ильдико фон Кюрти - Тариф на лунный свет Страница 11

Good luck, girl![20]

Твой Бuг Джим.

Р. S. Между прочим, Клаус вот уже шесть недель как расстался со своей подругой и крайне озабочен. Взвесь, у тебя с ним хорошие шансы.

Верх наглости! Как будто я имею шансы только у озабоченных. Все равно буду ждать звонка от некоего врача. Я подсчитала. Три дня? Шесть было в среду. Сегодня суббота. И одновременно конец недели. Это значит, что, если сегодня он не объявится, я проиграла.

Очень нервничаю. И очень подавлена. Продолжу сейчас эпиляцию, чтобы внешней болью заглушить внутреннюю.

Телефон!

Это всего лишь Тереза. Моя уборщица. Хотела мне сообщить, что беременна и возвращается в Польшу. Ключ от квартиры забросит мне в почтовый ящик.

Извлеку ли я свой ключ с помощью столовой ложки-липучки? Несправедливый мир. Тоже хочу быть беременной. Но в Польшу не хочу.

Опять невольно вспомнился Саша. Все-таки за пятнадцать месяцев, что мы были вместе, я трижды думала, что беременна. Еще хорошо помню свою панику и как благодаря регулярным приобретениям тестов на беременность, крема от ссадин и расслабляющих добавок к ваннам я установила дружеские отношения с аптекаршей.

За время, проведенное с Сашей, я познакомилась с некоторыми интересными и, боюсь, совершенно типичными мужскими особенностями. Ибо Саша — хотя и чрезвычайно умный, но, в сущности, совершенно типичный мужчина.

Так, например — и я готова спорить на что угодно, что это наблюдение можно обобщить, — Саша никогда не бегал. Я, ради спасения своей жизни, бросаюсь бежать, даже когда иду тропинкой через поле и на расстоянии пяти километров от себя вижу приближающийся трактор. Мне также требуется основательно все взвесить, прежде чем решиться перейти на другую сторону улицы. И перед каждым обгоном на проселочной дороге я бы не прочь выпить для храбрости.

Напротив, Саша с провоцирующей безмятежностью будет волочить ноги через многорядную скоростную магистраль, где полным-полно машин. Думаю, мужчины скорее дадут себя переехать, скорее опоздают на автобус, скорее будут издали смотреть, как увозят на буксире их автомобиль, чем снизойдут до того, чтобы недостойным образом ускорить свой шаг. Это очень специфично.

Или такая — не менее типичная — особенность: в присутствии своих приятелей Макса и Фридхельма Саша перерождается в мужлана. И действительно, под влиянием себе подобных мужчина немедленно делается грубым самцом. С большой неохотой и лишь под облагораживающим влиянием своей подруги он вспоминает, как еще днем раньше лежал на софе, будто ласковый пудель, позволяя чесать себе живот и называть себя «воробышком», по три раза смотрел на видео «Бейба» и каждый раз внезапно начинал усиленно моргать в том месте, где фермер отплясывает перед больным поросенком, желая развлечь своего любимца.

Пожалуй, это неплохо. Даже мило. Женщина — единственный свидетель его самых трогательных проявлений и может манипулировать им, например так: «Если сегодня ты не будешь со мной смотреть „Гарри и Салли“, я скажу твоему лучшему другу, что ты меня иногда называешь пупсиком».

К свиданию с д-ром мед. Даниэлем Хофманом я была подготовлена безупречно. Я вошла в ресторан с видом певицы Мадонны, явившейся на условленную встречу с журналистом из Va n ity Fair.

К сожалению, д-ра мед. Даниэля Хофмана еще не было, и моего выхода он оценить не смог. Досадно, ведь я намеренно опоздала на десять минут. Но оставаться в длиннополом пальто из лакированной кожи, которым я собиралась ошеломить д-ра Хофмана, теперь уже было нельзя. И я с тоской глядела вслед пальто, уносимому официантом в гардероб.

Я попросила уединенный столик в глубине зала у окна. И получила столик маленький и совсем близко от входа. Там, где, стоит лишь открыться двери, по икрам пробегал озноб. Таковы уж халдеи в этих приютах богемной тусовки. Если твое имя не известно им из газет, они начнут третировать тебя, будто в их заведении ты собрался торговать тайваньскими зажигалками.

Как раз когда я меланхолически опускалась на стул, вошел д-р Даниэль Хофман. Прежде чем поздороваться со мной, он поприветствовал владельца ресторана.

— Сальваторе! Соте sta? [21]

— Benе, bеnе. Grazie, Dottore! [22] Ваше столь, разумецца, свободно.

— Спасибо, у меня тут назначена встреча. Дама уже ждет.

Он кивнул в моем направлении. Сальваторе поторопился ко мне. Я старалась казаться безучастной.

— Синьора! Проститте! Поччему ще ви не сказали? Поидьёмте туда, к это столь.

Он повел нас к уединенному столику у одного из окон в глубине зала. Салфеткой смахнул со скатерти несуществующие крошки и при этом незаметно убрал табличку с надписью Rise rvato[23].

— Grazie, Сальваторе, — сказала я покровительственно. Мне необходимо было сохранить лицо.

Д-р Хофман выглядел сногсшибательно. Я тоже выглядела сногсшибательно. Последние дни я почти ничего не ела. По двум причинам:

1. в этот важный вечер я хотела быть голодной. Если я что и усвоила в жизни, так это то, что мужчинам нравятся алчно жующие женщины. Важно, конечно, и то, чтобы при всем своем завидном аппетите она оставалась бы стройной. Иначе это просто обжорство и распущенность;

2. я хотела надеть свое узкое черное платье. А оно выдает любую округлость. Когда в последний раз я была в нем на служебной вечеринке, то по меньшей мере четыре мои сослуживицы спросили, не нахожусь ли я в «интересном положении». Даже мой шеф заподозрил неладное и на следующий день вызвал меня к себе в бюро, где напрямую спросил, надолго ли я ухожу в декретный отпуск. На этот раз я постаралась заранее обезопасить себя от подобных щекотливых моментов.

Мой живот стал потрясающе плоским. А благодаря изрядной порции малоксана он еще и перестал урчать. Разумеется, я соответствующим образом экипировала грудь. А мои колготки «чудо-зад»! Они действительно так называются: «Wo n der-Po, s еху l ifti n g».

В них у меня, как это всегда одобрительно отмечает Биг Джим, «крысино-острый негритянский зад».

Да, я хорошо подготовилась. Записала на нескольких каталожных карточках возможные темы разговора и засунула в сумочку. В случае заминки я, пошарив незаметно, будто в поисках губной помады, преподнесла бы новую увлекательную тему:

«новая пьеса Хайнера Мюллера[24] о жизни»,

«спорная передовица в „Цайт“ о конференции министра иностранных дел»,

«реформа здравоохранения»,

«эвтаназия».

Или ближе к личности собеседника:

«отношения c родственниками»,

«врач между человеком и машиной».

Естественно, свои оригинальные мнения по всем этим вопросам я выработала с помощью Биг Джима. Под конец, однако, Джим заметил, что мне надо всего лишь оставаться такой, как всегда. Смех, да и только! На какой планете живет этот парень?

Я оставалась точно такой, как всегда. Моя глупость такова, что я не способна даже толком соврать. Хуже того — я готова выболтать все планы, мною для себя разработанные.

Через десять минут я поведала д-ру Хофману о своих тактических маневрах — и о назначении встречи, и о диете — и выложила на стол все припасенные каталожные карточки.

Через двадцать минут он предложил перейти на ты, через сорок — спросил, была ли я у психотерапевта, а через час мы выяснили следующее:

— мы оба страдаем от властности наших отцов;

— мы любим рекламу и знаем наизусть некоторые рекламные слоганы.

Я напела ему свою любимую рекламу: I like those Crunchips gold'n brown. Spicy and tasty and crispy in sound! Uuuah! Crunchips! Crunch mit![25]

Даниэль ответил гениальным диалогом:

— Скажи-ка, разве может спортивная женщина вроде тебя есть шоколад?

— Конечно может, но только легкий. Такой, как йогуретт.

Ха! Я взяла пробку от винной бутылки, зажала ее в кулак и произнесла глубокомысленным тоном:

— О. b . в критические дни решает проблему там, где она возникает внутри тела.

Он сказал:

— Лучшие шины для вашей машины.

— Мы оба считаем, что есть веские причины выключать телевизор на то время, пока в нем фигурируют Чарльз Бронсон, Берт Рейнолдс, Чак Норрис, Халк Хоган или Катя Риман.

— Мы оба находим, что Изабель Аджани всегда выглядит так, как будто ее вот-вот стошнит.

— Мы оба находим, что анчоусы, каперсы и брюссельская капуста на вкус такие же, как Изабель Аджани на вид.

— Мы оба любим поздние киносеансы.

— Мы ненавидим людей, говорящих: «Знаю я вас, братьев Хитрюшинских», «зарядил Дождевич», «теперь давай-ка сделаем Расчёткина», «Поцелуйчиков!».

Это был превосходный вечер. Много вина. Много смеха. И, надо сказать, для врача Даниэль обнаружил необычайное чувство юмора.

Все врачи, которых я до сих пор знала, были зашорены до невозможности. Бесконечно разглагольствовали на свои профессиональные темы — о мокнущих сыпях (кожный врач; не рекомендуется всем, кто и впредь хочет есть с нормальным аппетитом), о мелкоклеточной бронхиальной карциноме (врач-легочник; не рекомендуется курильщицам) или о случаях раздвоения сознания (психиатр; ни при каких обстоятельствах).