Дмитрий Григорьев - Господин Ветер Страница 11

— Тогда я тоже запишусь в вашу секту.

— Так секты-то и нет. Каждый из нас в некоторой мере суфий. В каждом из нас Бог. Считай, ты стал уже суфием.

— И как же вы молитесь?

— Каждый по своему. Вообще-то древние суфии познавали Бога через танец. У них были юбки, отороченные свинцом. Ну, в подол свинец был зашит. И они крутились в танце, как юла. Как летающие тарелки. Это была их медитация. И сейчас есть такие реальные суфии. А я стихийный. Молюсь в душе как умею. Музыку играю. И стараюсь не причинять никому зла. Точнее, жить в гармонии с собой.

Глава четвертая

Города мертвых

Вот и вновь по радио Шизгара,

словно тридцать третьего бутылка

на столе, где коньяки ликеры:

видишь время пьяное застыло

как КАМАЗ застопленный на трассе

ждет нас и мотор не выключает.

Они ехали долго: драйвер, как истинный богатый суфий, угощал их шашлыками и чаем, и высадил лишь под вечер, уже за Балхашем. И снова Кристофер с Галкой шли по трассе в сторону заходящего солнца, и снова наступило время телег, которые Крис гнал в промежутках между пролетающими мимо машинами.

— Ой, смотри, кладбище! — вдруг прервала его Галка.

Впереди, метрах в двухстах от трассы, подсвеченный неяркими лучами солнца, стоял маленький город из белого камня: минареты, башенки, флюгера с полумесяцами.

Мне нравятся здешние кладбища. — Кристофер кивнул в сторону игрушечного городка.

— Они похожи на маленькие города для детей, — сказала Галка.

— В них живет смерть. Маленькая девочка по имени Смерть.

— Крис… — Галке не очень нравились подобные темы, но Кристофер уже не мог остановиться.

— А как, милая, ты представляешь себе смерть. Маленькая девочка играющая отрезанной головой водителя под мостом. Сумасшедшего актера под недостроенным мостом. — уточнил Кристофер, — Помнишь фильм. «Три шага в бреду». Девочка-дьявол с удивительно взрослой порочной улыбкой. И ее сестра, девочка-ангел, воплощение чистоты и непорочности.

Галка кивнула.

— Они живут в этих городах, — добавил Кристофер, — и за мной придет первая.

И вдруг ему стало не себе. Почему-то снова всплыла в памяти обстановка больницы, белый фарфоровый ангел в неживом мерцающем небе. И жесткий голос человека не умеющего шутить: «Тише, тише, мы, кажется, его вскрыли». Затем, эти образы плавно перенесли Кристофера в мир неприятных болезненных снов, в прошлое, плохое время, когда Крис лежал в реальной больнице, с реальным гепатитом. Там он видел сны чуть ли не каждую ночь. События варьировались, но обстановка оставалась одной и той же — старинный восточный город, залитый ослепительным желтым солнцем, радужная вода в реках, казалось, ее покрывала пленка бензина или масла, узкие улицы, безразличные, неживые люди, говорящие на незнакомых языках, и страх, растворенный повсюду. Полуденный страх.

И сейчас, на мгновение, в красном воздухе он увидел этот призрачный город. Кристофер схватился за ксивник, болтающийся на груди, словно тот был спасительной веревочкой, способной выдернуть из воспоминаний.

И он выдернул, но не совсем туда, куда хотел попасть Крис. Галка же, заметив движение приятеля, истолковала его по своему.

— Не бойся, не оборвется. Хочешь я тебе другой ксивник сошью.

— Нет, — сказал Крис, продолжая пребывать в другом времени и месте, — это память. Она связана со смертью Рыжего. Я тебе о нем рассказывал?

— Расскажи.

— Он был старше меня лет на пять и уже заканчивал универ, когда разбился. И его смерть была скрыта в нескольких вещах одновременно: в кузове грузовика, стоящего возле обочины, обычном, зеленом, деревянном, в цементовозе, кабина которого схлопнулась как карточный домик. А после, я это ясно могу представить, — было облако цементной пыли, ползущее над дорогой. Тяжелый цемент быстро осел на окружающие предметы, съев их цвета. Такой я вижу его смерть.

Тhis is the end, beautiful friend,this is the end, my only friend,the end

— пропел Кристофер, уже ощущая себя полностью в «этой» реальности.

«Что же со мной было? Словно кислоты пожрал».

— Да, так вот, перед самый отъездом Сережи Рыжего, мы говорили о Джиме Моррисоне. Мы были вдвоем, и он рассказывал об индейцах, грузовике разбившемся на трассе, много крови, мертвые тела. Тогда мало кто знал о «Doors», книг-то не было. Но ты читала, Моррисон был уверен, что души тех самых мертвых индейцев, которых он в детстве видел на трассе, вселились в него. А тут какая-то герла подарила Рыжему ксивник, да, да вот этот самый, только без Моррисона — Кристофер кивнул на свою грудь. — Рыжий сказал мне, пусть у тебя поживет. Смешной был человек. Выходил на трассу в костюме и с дипломатом, в белой рубашке, в галстуке. Никаких фенечек, абсолютно цивильный мэн. И поэтому, когда нас в Тарту на фестивале ментовали, помнишь я тебе рассказывал, как менты с собаками вывезли всех волосатых на автобусах в Псковские леса, его вообще не тронули. Он тогда на химфаке учился. И в тот день когда Рыжий разбился, а это было на обратном пути, уже возле самого Питера, в Красном Селе, мне приснился сон. Желтый город, солнце, радужная вода. И навстречу шел Рыжий, он что-то пытался говорить, но на каждом слове губы странно отслаивались, ну, как старая краска, и то, что отслаивалось, превращалось в бабочек с темными, почти черными крыльями. Они крутились вокруг него, как пепел сгоревших бумаг. И я четко помню, он был в костюме, с дипломатом в руке, а на мне был вот этот ксивник. И тогда он подошел, и запихнул мне в ксивник какую-то фотографию: мужик с бородой. И я понял, что это Джим Моррисон. И за Рыжим я увидел… — Кристофер задумался и на его лбу появились морщины , он словно постарел на десять лет. — Или это я потом достроил, индейцев. Сейчас уже не помню. Ну вот, а на следующий день я узнал о его смерти. Я потом искал эту фотографию. Ты понимаешь, реальные фотографии Моррисона совсем не похожи на ту, что я видел во сне. Он, в основном, без бороды был. Но я хорошо запомнил ТУфотографию. И пока я ношу… — Кристофер вытащил из ксивника маленький прямоугольничек. — Специально из книжки .вырезал, и под пластик закатал. Тут он хоть с бородой. Пока не найду настоящую. А Вику, кстати, в ту ночь тоже снилось. Мясо. И Рыжий. Их же с Рыжим братьями называли. И он ночью, стопом из Зеленогорска, там он у какой-то герлы жил, примчался. Так что все это неспроста… Ну что, будем стопить или спать пойдем?

— Здесь мне найтовать не хочется, — сказала Галка, — да и время еще есть.

Кристофер развернулся и теперь шел спиной вперед — он смотрел на Галку и машины, которые по-прежнему не стопились, он размахивал рукой и одновременно строил Галке смешные рожи, он был ее отражением в кривом зеркале, отражением, давно потерявшим облик оригинала и живущим самостоятельной жизнью.

— Боишься, что души мертвых позовут за собой? — спросил он.

— Нет. Просто неприятно, мертвецы.

— Есть особый кайф ночевать в подобных местах. Я тебе рассказывал про Научный?

— Научный?

— Поселок такой есть, в Крыму. Неподалеку от Бахчисарая. Год назад, Умка подписала нас поехать туда. Якобы в Рейнбоу деревню, в Крым. Но вся затея частично оказалась подставой. Это был лагерь где собирались разные продвинутые… Не хипаки. И наш непродвинутый пипл в эту тусовку не вписывался. Помнишь, на Вуоксовском Рэйнбоу, эзотерических бабушек. Которые на хипанов наезжали, что, дескать, те коноплю в кашу добавляют.

Галка кивнула.

— Так вот эти вроде них. Хорошие люди, но порой грузят. Но речь не о них. Один раз мы пошли гулять на Ежик. Это гора такая. Там на вершине древнее посееление. Тепе-Кармен, кажется. Там сначала был караимский пещерный город, затем христианский монастырь. Как на Чуфут-кале. Ты ведь была?

Галка снова кивнула а Крис поднял руку: на трассе появилась легковуха.

И одновременно с ней выплыл из воспоминаний и отчетливо вырисовался перед глазами Кристофера склон, белый известняк, тропинка ползущая к плоской вершине и странная зловещая фигура на фоне яркого, до боли в глазах, неба. Сначала Крис принял ее за птицу, но приглядевшись внимательнее, понял — это человек в темном, развевающимся на ветру плаще.

Откуда, из каких времен принесло этого странного человека-птицу на вершину горы, и почему его образ столь отчетливо проявился сейчас, над пылью трассы, над Галкой, над приближающейся машиной, в которой скрывалось множество возможностей — курил траву, а состояние кислотное, — эй, машина, увези меня от воспоминаний, подальше от этого места покоя, от игрушечного города мертвых…

А человек в плаще оказался одним из веселых одесситов, приколовшихся к играм со снами, к общению с расширенной реальностью, и когда появились на склоне двое спутников незнакомца, чувак и герла, в обычном, туристском прикиде, все встало на свои места.