Алексей Никитин - Истеми Страница 11

— В клочья порвут, — на секунду оторвался от тарелки Синевусов и тут же вернулся к еде.

— Слышал? — Ткнул пальцем в Синевусова Курочкин. — Порвут. Меня первого, а вас — следом. Если мы на него не успеем выйти.

— На кого ты хочешь выйти, Курочкин?

— На Сашку Коростышевского. Это от него идет. Но даже если он тут ни при чем, мы должны выйти на того, кто организовал это письмо. Сейчас наш ход, ты понял?

— Сейчас твой ход Курочкин. Твой, а не наш. И меня в свои дела не путай.

— Ты не прав, Давыдов.

— Может быть. Я часто ошибаюсь. И именно поэтому не хочу добавлять к своим ошибкам твои, к примеру. Мне моих хватает. Другое дело, что я мог бы тебе помочь…

— Так об этом же…

— Помочь — не значит выполнять твои или ещё чьи-то указания. Я буду делать только то, что сам посчитаю нужным.

— Но согласовывать это со мной.

— Договорились. Но то, чего не захочу — делать не стану.

— Договорились.

Синевусова Курочкин дал мне в помощь. Или приставил для надзора…

Что ж это за чертова жизнь, когда не можешь верить даже друзьям?!

С самого утра я сидел, уткнувшись в экран монитора. На экране густой сеткой висела сводная таблица с результатами продаж колы по четырем северным областям Украины. Эту таблицу я знал на память и уже не замечал ее.

Я пытался сложить хоть какую-то картинку из тех несчастных осколков, которые рассыпал передо мной Курочкин, и понимал, что ничего из этого не выйдет. Осколков было слишком мало — я представить не мог, как они должны лежать. И дело было даже не в том, что нам (мне — я не был уверен, что Курочкин рассказал все, что знает) не хватало информации — людей в этой истории не хватало. Свет в зале выключили, спектакль начался и развивается полным ходом, но сцену осветить забыли. Или не пожелали. А может, это часть режиссерского замысла. Режиссер, чертов авангардист, адепт концептуального театра, зарядил спектакль без света. Действие развивается, набирает обороты, со сцены доносится: «Любит, но не так, как мужа. Это дружба с детства». В ответ следует многозначительно-язвительно-скептическое: «Знаем мы эту дружбу. Только бы не было… препятствий». Пауза. Скрип и хлопанье двери. И тот же голос: «Что вы?» Мы должны догадаться, что вошла горничная. Мы должны гадать, как же выглядит эта горничная, и что там за Анна Павловна, и кто играет Сашу. По голосу ни черта не понятно. И когда эта скотина, режиссер, наконец, скомандует включить свет? Ведь не видно же ничего! А может, не в режиссере дело? Может, в стране экономят электричество — веерное отключение — и вместе с нами без света сидят и жгут свечи две больницы, десять детских садов, три завода и одна ракетная часть стратегического назначения…

К обеду разболелась голова. Я по-прежнему сидел перед монитором, и в какой-то момент мне вдруг почудилось, что сзади подошел Сашка Коростышевский. Он встал у меня за спиной и стоял, хитро и тихо ухмыляясь. Я быстро обернулся. Сзади стоял Малкин и примеривал подходящую улыбку.

— Хай, Алекс! — недомерянные улыбки замелькали у него под носом. Наконец он выбрал Широкую. Широкая Улыбка Дружелюбного Босса.

— Хай, Стив! — я ответил ему Улыбкой Готовности.

— Вы много работаете, — он выпятил нижнюю губы и покивал головой.

Не знаю, что он имел в виду. То, что одна и та же таблица торчала у меня перед носом полдня? Или то, что я паршиво выглядел? Не знаю. Я решил промолчать.

— Скоро ланч. Не составите мне компанию?

Ого. Тут он меня удивил. Такого в нашей практике еще не было.

— Конечно, Стив, — согласился я.

Кто девочку ужинает, тот ее и танцует. Вчера меня ужинал Курочкин, сегодня Малкин. Так я скоро совсем по рукам пойду.

Но Малкина интересовал не только я. Малкина интересовал Курочкин. Давешний звонок не давал ему покоя.

— Алекс, вы давно знакомы с мистером Курочкиным? — спросил он, едва мы устроились за столиком в небольшой комнате позади его кабинета.

— Когда-то мы с ним учились в университете.

— Да-да! — просиял Малкин. — Вы ведь знаете, я, наверное, говорил, что учился в колледже с Билом Хьюмом.

— Я слышал об этом, — осторожно подтвердил я.

— Замечательный человек! Настоящий американец! Как-нибудь я расскажу вам о нем. Обязательно расскажу. Значит, и вы с мистером Курочкиным… — Малкин меня еще раз удивил. Не ожидал, что он так сразу сможет соскочить со своего Хьюма. — Он, должно быть, знает, что вы работаете в нашей компании?

— Конечно, знает, — подтвердил я.

— И что же? — Малкин доверительно взял меня за локоть. — Вы часто говорите с ним на эту тему?

— У Курочкина есть свои источники информации, — пожал я плечами. — Зачем ему расспрашивать меня?

— О-о! Я не об этом, — тут же поднял руки Малкин. — Я совсем не об этом. Хотя… И об этом тоже. А вы интересный собеседник, Алекс. Я раньше не знал этого, да-да. — Он помахал у меня перед глазами пальцем и рассмеялся.

Не люблю, когда человек активно жестикулирует, и уж совсем не терплю, когда он берет меня за руку, дергает за пиджак или норовит похлопать по спине. Ладно, если просто не знает, куда руки девать, так нет же, нынче все по верхам понахватались НЛП. Они теперь не убеждают, они — п р о г р а м м и р у ю т, они ставят я к о р я. С ними стало легко иметь дело. Их поведение предсказуемо, а реакции стереотипны. Но до чего же все это скучно и неприятно.

— Курочкин часто встречается с вашими соотечественниками.

— Да, у него очень хорошая репутация. В Вашингтоне его считают большим другом Америки… — Тут Малкин видно решил, что сболтнул лишнее, громко засмеялся и совсем уж не к месту хлопнул меня по плечу. Да и откуда ему знать, что думают о Курочкине в Вашингтоне? Щеки надувает.

— Правда? — вежливо удивился я.

— Да. Но, к делу, Алекс. Я хотел поговорить с вами о другом. Как бы хорошо вы ни относились к своему другу, полагаю, разговор о собственной карьере для вас интереснее. Верно? Вы ведь работаете у нас почти пять лет.

— Неужели так давно? — удивился я.

— Да, да. Вы работаете неплохо — я все время присматриваюсь к вам, — но меня не покидает ощущение, что мы не полностью используем ваши возможности. Вы можете давать компании больше. Не так ли?

Я давно заметил, что Малкин любит задавать скользкие вопросики, на которые как ни ответь — все плохо. Если могу, почему не даю? Если не могу, кому я такой вообще нужен. Мерзкая энэлпишная наука — я должен почувствовать вину перед ним и перед компанией. В таких случаях отвечать вообще не нужно. Лучше брякнуть какую-то банальность. Пусть, если хочет, думает, что я полный дурак.

— Я очень высоко ставлю интересы компании, Стив. Они для меня по-настоящему много значат.

Я выпятил вперед нижнюю губу и покивал в точности, как это делает сам Малкин. С нашими такие вещи редко проходят — на раз раскусят. Нас перекормили правильными словами, и организм их отторгает. А американцы — ничего, едят, только за ушами хрустит и потрескивает.

— У вас будет возможность думать о них еще больше. В скором времени мы проведем небольшую п э р э с т р о й к а. Появятся новые отделы. Мы хотим предложить вам возглавить один из них — отдел микростратегического планирования.

— Это интересно. Что же мы будем делать?

— Конечно, — согласился Стив. — Я вам сейчас расскажу.

И он рассказал, что из Мемфиса штат Теннеси видно многое, но не все. Поэтому руководство, и в первую голову мудрый Бил Хьюм (он — настоящий американец, и как-нибудь я обязательно расскажу вам о нем), решили отдать часть своих функций дочерним компаниям. Малкин минут десять говорил о структурных изменениях, которые придется провести, а потом просто повторил, что мне предлагают отдел. Я понял, что он и сам еще толком ничего не знает.

— Отлично, Стив, — дикая идея вдруг пришла мне в голову. — Конечно, я согласен. Это большая честь для меня.

Я ответил правильно. Бедный Малкин не знал, что его сейчас ждет. Он довольно выпятил нижнюю губу и показал большой палец.

— Но прежде, чем примусь за эту ответственную работу, я хотел бы взять отпуск.

— Отпуск?

— Да, Стив. На две недели, с завтрашнего дня. Он мне сейчас очень нужен…

В конце концов, Малкин дал мне эти две недели, но очень глубоко задумался. Наверное, он размышлял о загадочной и необъяснимой славянской душе. Если человеку предлагают новую должность, он должен землю носом рыть, жилы рвать, кряхтя и потея, доказывая начальству, что оно не ошиблось, выбрав именно его. А тут — в отпуск… Дикие люди.

Давно не сходились мы с Синевусовым вот так — тет-а-тет, за одним столом. И то, что это не стол с бумагами и казенным письменным прибором в его бывшем кабинете на Владимирской, а обыкновенный, наскоро протёртый столик в небольшой подольской наливайке с парой пива и фисташками в щербатом серовато-синем блюдце, — дела не меняло. Не меняло ничего и то, что теперь перед нами стояли общие задачи, и нам предстояло решать их вместе. Он был собой, я — собой, нас снова разделяли стол и кое-какие вопросы, оставшиеся без ответов двадцать лет назад.