Го Босен - Современная проза Сингапура Страница 11

Он закурил сигарету. Во всем баре сидели только две парочки. Куан Мэну не хотелось, чтоб они подумали, будто он на них смотрит, поэтому он не стал на них смотреть. Очень скоро он поймал себя на том, что изо всех сил старается не смотреть. Попробовал отвернуться. Четыре официанта в белом, с белыми пилоточками на головах смотрели на него. По официанту в каждом углу бара. Куан Мэну было некуда отвернуться. Пришлось опять взять в руки меню и внимательно читать полную бессмыслицу: банановое, земляничное, фруктовый салат… Хок Лай, думал он, проклятый чертов Хок Лай.

Фруктовую воду ему подали в высоком элегантном бокале. Вот почему здесь все дорого, сообразил Куан Мэн, за красивый бокал дерут. Отпил глоток и, подняв глаза, столкнулся со взглядом официанта. Ах, так? Значит, у вас тут такая игра. В гляделки играете, да? Кто кого переглядит? Хорошо. Куан Мэн и официант уставились друг на друга. Только бы не мигнуть нечаянно, мучился Куан Мэн. Этому не было конца. Правый глаз напрягся, даже как будто заболел. Да не проиграю я тебе, зараза пучеглазая, ни за что не мигну! Сумасшедшее желание победить одолевало его. Не проиграю, нет! Ага, отвернулся, гад! Официант посмотрел по сторонам и, как ни в чем не бывало, вышел в боковую дверь. Выиграл! — чуть не заорал Куан Мэн, едва удерживаясь от того, чтобы ударить себя в грудь на манер Тарзана, повелителя зеленых джунглей, полных диких зверей. Моя взяла! — ликовал Куан Мэн. Забыв про воду в красивом бокале, он с вызовом обвел взглядом бар, презрительно высматривая следующую жертву.

Тут вошел Хок Лай с двумя девушками. И сразу ликующее чувство победы улетучилось. Черт, ну почему я так стесняюсь хороших девушек? Почему я их боюсь? Может, потому, что сам я не такой уж хороший? Чертов Хок Лай. Ну зачем он меня притащил? Сидел бы сейчас и блаженствовал за пивом в «Райском баре». В раю бы был.

— Смотри, какой он у нас скромный, Анна! — раздался насмешливый голос Хок Лая.

Куан Мэн встал, знакомясь, и снова сел, когда расселись все остальные, ничего не понимая от волнения.

— У нас еще полно времени, девушки! Давайте сначала что-нибудь выпьем, — предложил Хок Лай и сделал знак официанту.

За столом разговаривали только Хок Лай и его Сесилия. Куан Мэн и другая девушка только слушали. Немые слушатели, подумал Куан Мэн.

— Хок Лай говорил, что вы с ним очень дружили в школе, — сказала Сесилия, обращаясь наконец к Куан Мэну.

Куан Мэн молча кивнул.

— Мы с Анной тоже дружили в школе, — продолжала она.

— Вот поэтому хорошо, что мы вчетвером, — сказал Хок Лай и рассмеялся, хотя, что в этом было смешного, Куан Мэн так и не понял.

— Вы теперь коллеги по работе? — спросила Сесилия.

— Нет, — ответил Хок Лай. — Мэн временно работает клерком.

Все молчали в ожидании ответа Куан Мэна.

— Видите ли… это очень сложно, — выдавил он наконец, отчаянно надеясь, что больше не будет таких трудных вопросов.

Сесилия явно не знала, как понять его ответ, и опять заговорила с Хок Лаем.

Сесилия была маленькая и кругленькая. На ней было мини-платье в крупный цветной рисунок. Когда она усаживалась, Куан Мэн успел обратить внимание на ее толстые ноги — впрочем, их можно было назвать и сильными ногами. Куан Мэн развлекался, пытаясь угадать, в кого она такая — в мать или в отца, важного человека в Китайской торговой палате. Волосы у нее были коротко острижены. Самое симпатичное в ней, решил Куан Мэн, — это ее смеющиеся глаза. Они блестели всему миру, как мокрые яблоки. Весь мир — мой сад. Мой, мой, мой.

Анна — другая девушка — пока еще не сказала ни слова. Куан Мэн старался представить себе ее голос. Наверное, похож на флейту, предположил он и теперь уже хотел, нетерпеливо ждал, чтоб она поскорее заговорила и он проверил бы свою догадку. Как в азартной игре. Ставлю трешку — заговорит, и голос похож на флейту, уславливался он сам с собой — совсем как его дядя-игрок. Может, это у него наследственное — кровь не вода и так далее. Куан Мэн решил, что у нее голос как флейта, потому что и фигурой она напоминала бамбуковую флейту. Тоненькая, худенькая — тростиночка, как говорится. Узкая в груди, узкая в бедрах. Эта, конечно, не королева красоты. Единственное, что бросается в глаза, — ее очки, думал Куан Мэн, чувствуя, что рассуждает, как фермер на скотной ярмарке. Интересно, какая она без очков. А она в кого — в отца или в мать? Кто-то из ее родителей близорукий, это уж точно. От родителей к детям, от влюбленных к продукту любви, от семени в семя, и еще, и еще. Мир вращается, вращается. Делает историю, а она делает историков счастливыми. Мир — моя история, моя биография. Моя, моя, моя.

Времени все равно еще было полно, и Хок Лай предложил взять такси и проехаться на Эспланаду. Куан Мэн сел впереди, с шофером, а Хок Лай с девушками расположился на заднем сиденье. Сесилия болтала с Хок Лаем, а Анна так и не сказала ни слова. Все время, пока ехали, Куан Мэн чувствовал ее взгляд на своем затылке. Хватит воображать, ты понятия не имеешь, куда она там смотрит, и меньше всего ей нужен твой затылок, говорил он себе. А у тебя, между прочим, пороху не хватает оглянуться и проверить, прав ты или нет. Трус! Хотя, с другой стороны, почему тебе так хочется, чтоб она смотрела на твой затылок? Она тебя не интересует, не нравится, ничего в ней хорошего нет. Нельзя быть таким чувствительным. Смотри себе на дорогу, смотри на таксиста.

Таксисту было лет пятьдесят, лицо изможденное, из угла рта свисает горящая сигарета, он не дает себе труда придержать ее пальцами, даже чтобы пепел стряхнуть. Куан Мэн видел, что уже два раза столбик пепла обламывался и серой золой разлетался по брюкам таксиста, а он и брюки не отряхивал. Он будто всматривался во что-то, милях в двадцати впереди, и совсем не замечал, что делается в его машине. У Куан Мэна несколько раз обрывалось сердце, когда такси в последний миг огибало встречные машины или пешеходов. Когда машина наконец остановилась, Куан Мэн подумал, что они просто чудом остались в живых.

Хок Лай заплатил таксисту — а перед этим он платил по счету в «Монт д'оре». Куан Мэн испытывал мучительную неловкость человека, у которого мало денег. Ему было неприятно чувствовать себя гостем, и от этого он сердился, что они приехали на Эспланаду, которую он считал своим владением. Эспланада предназначалась для него одного, здесь стояли на якоре его вечерние корабли. Куан Мэну совсем не нравилось, что посторонние вторглись в то, что он считал своим.

Хок Лай и Сесилия ушли вперед. Анна оказалась с ним, вернее, он с ней. Ему уже во всем мерещился заговор, и он решил ответить на него невежливым молчанием и надутыми губами. Не замечать девушку, шагающую рядом с ним. Какое мне до нее дело? Она же не моя девушка, пытался найти себе оправдание Куан Мэн.

— Корабли — как красиво! — неожиданно воскликнула она.

К изумлению Куан Мэна, она подбежала к балюстраде и не отрываясь смотрела на корабли.

Ее голос оказался глубоким и низким — скорей рожок, чем флейта. Ну что ж, проиграл пари, сказал себе Куан Мэн, почему-то странно удовлетворенный. Он достал три доллара из бумажника в левом брючном кармане и переложил их в правый. Квиты, сколько проиграл, столько заплатил. Куан Мэн подошел к балюстраде и оперся о нее рядом с Анной.

— Люблю море и все, что с морем связано. Корабли люблю, — сказала Анна, поворачиваясь к нему с улыбкой.

— А чем вы занимаетесь? — спросил Куан Мэн.

— Собираюсь стать учительницей. Уже два месяца учусь в педагогическом колледже.

— Наверное, преподавать хорошо.

— Мне хочется.

— Эй вы, двое! Хватит там! Уже опаздываем! — крикнул Хок Лай.

Куан Мэн и Анна повернулись. Сесилия звонко смеялась. Смех у нее округлый, как ее глаза-яблоки, подумал Куан Мэн.

К «Одеону» подъехали на такси. Как всякий смертный из плоти, крови и костей, Куан Мэн, очутившись в переполненном темном зале, забыл о своем мире, захваченный другими, целлулоидными мечтами. Они не отпускали его целых два часа.

Глава 7

На следующее утро не проснулись даже его уши, и матери пришлось посылать брата, чтобы вытащить Куан Мэна из постели. Он сразу вспомнил, что ему ничего не снилось. Он чувствовал себя разбитым и усталым. Шесть часов мертвецкого сна. Часы небытия. Мертвецки проспал жизнь и вернулся к ней смертельно усталым. Вот удивятся все эти христиане в день воскресения мертвых. Вот кто будет смертельно усталым от смерти. Представлять себе это зрелище было смешно. Насмешливое настроение помогло — Куан Мэн вполне проснулся. Хохма с утра — здоровью сестра, бурчал он по дороге в ванную. Оценивающе посмотрелся в квадратное зеркало: волосы пока на месте, зубы пока белые, глаза пока красные, язык пока покрыт налетом. Ничья. Два плюса, два минуса.

После обычных приготовлений к тому, чтобы выдержать грядущий день, Куан Мэн пошел завтракать на кухню. Младшие уже ушли в школу. За столом сидел отец, одетый в то, в чем он обыкновенно спит — в белой майке и широких застиранных штанах от старой пижамы в голубую полоску. Куан Мэну секунду казалось, будто сегодня воскресное утро, потом он точно вспомнил: нет, суббота — или?.. Да неужели он проспал два дня мертвым сном, почти как Рип ван Винкль?! Куан Мэн заметил, что отец небрит — редкая щетина торчала на его верхней губе. Он сидел, поджав под себя одну ногу, и неспешно читал «Стрэйтс таймс». Куан Мэн молча опустился на свой стул. Мать поставила перед ним рисовую кашу, он взялся за палочки.