Антон Ботев - Т-390, или Сентиментальное путешествие по Монголии Страница 11

Допел и сразу исчез в кустах, тигр даже пошевелиться не успел.

А самос продолжил свой путь. Долго шел, топал, к вечеру вышел на поляну. Смотрит — на поляне у пруда гидар-шакал сидит, мачхли ловит. Только где шакалу мачхли поймать!

Увидел гидар самоса, отряхнулся, подошел.

— О! — говорит, — Самос! Какой приятный! Проглочу тебя, съем тебя!

— Ты погоди, гидар, погоди, дай я тебе сначала песенку спою:

Мейн самос хун,Мейн гарми-мази хун,Мейн нани се гайя тха,Мейн нана се гайа тха,Мейн сукар се гайа тха,Мейн багх се гайа тха.Аур тум се, гидар, бхи гана хога!

Я самос,Я горячий-вкусный,Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел,Я от сукара ушел,Я от багха ушел,И от тебя, гидар…

— Подожди, подожди, — перебил хитрый гидар, — Песенка-то может и хорошая, но я глуховат стал от сырости, не слышу нечего. Ты иди сюда, поближе, сядь ко мне на хвост, и спой еще раз.

Самос подошел поближе, забрался гидару на хвост и закричал:

— Мейн самос хун,Мейн гарми-мази хун,Мейн нани се гайя тха…

— Шайтан! — воскликнул хитрый гидар, — Опять ничего не слышу. Ты, самос, знаешь, что, сядь поближе мне на плечо.

Самос вскарабкался гидару на плечо, встал на цыпочки и громко-громко запел:

Мейн самос хун,Мейн гарми-мази хун…

— Ну что ты будешь делать, — сказал хитрый гидар, — не слышно. Залезь ко мне на нос, а? Уж очень послушать хочется.

Самос залез шакалу на нос, тут хитрый гидар — раз, и проглотил его, съел. Потом облизнулся и пошел ловить мачхли. Разве может гидар наесться одним небольшим самосом?

18. Один воин в поле

Что делать, если очутился вдруг в начале ноября посреди огромного поля?

Именно в начале ноября, в такое странное время между осенью и зимой: снег уже выпадал один или два раза. Черная почва покрыта им полностью; желтая же жесткая щетина соломы хорошо видна на белом фоне, прозрачная, как бородка юноши. От соломы и снег кажется желтым.

С одной стороны находится далекий темный лес, прошитый серебряными нитями берез (на опушке), таящий внутри еще не заснувших медведей, злых волков, капканы и прочие опасности.

С другой стороны… с другой стороны ничего нет. Белое поле сливается с белым небом, видны кое-где какие-то черные пятна, то ли это земля, то ли это лес, то ли еще что, может, горы, тракторы или люди на лошадях.

В любом случае пейзаж там выглядит более обнадеживающим и даже родным, именно туда, наверное, и стоит идти. Может, там черное — это река еще не заледенела.

Сзади черное — это след, полоса взрыхленной полузамерзшей земли. По правую руку неубранная полоса ржи.

Человек идет и идет на юг, лес с серебристыми нитями превратился в пятнышко на горизонте, а слева все виднеется несжатая полоска, наводит грустные мысли.

Вскоре пошел снег, небольшой, но сразу скрывший все пятна во всех направлениях горизонта. Исчезли ориентиры, осталось идти по полоске, чтобы не сбиться с пути.

Еще пара таких снегопадов — и не видно будет щетины на поле, но под снегом она будет всё так же колоться — так что не пробежаться босыми ногами по свежему снегу ранним зимним утром, играя в снежки, кувыркаясь в мягком и белом. Издерешь босые ноги в кровь. Правда, еще через пару снегопадов можно будет и кувыркаться, и босиком бегать. Было бы кому.

Человек, очутившийся утром в поле, не хотел ждать пары снегопадов. Ему нужно было выйти к другим людям.

Поэтому он шел, всё шел и шел вдоль межи, всё шел, шел и шел. Пока путеводная полоска не закончилась.

Человек пытался выдерживать взятое направление. Он постоянно оглядывался и смотрел, чтобы взрыхленная им черная земля располагалась по прямой линии. Так шел.

Потом снегу повалило столько, что черная земля из-под сапог уже не появлялась, оставались просто следы, быстро заметаемые снегом.

Из-за снега в воздухе стало гораздо, гораздо темнее, хотя времени выйти к людям было еще достаточно. Человеку показалось, что он услышал далекий волчий вой.

Хотя нет, пожалуй, даже после этого снегопада уже можно бегать по снегу босиком.

Человек споткнулся обо что-то. Это что-то лежало в снегу и было хорошим утепленным армейским ботинком. Такие ботинки входили в обмундирование американских солдат во время гражданской войны.

Человек побродил вокруг ботинка, расшвыривая снег, но пары не нашел. С сожалением положил ботинок обратно и пошел дальше.

Через двадцать минут нашел еще один, такой же. Схватил его, побежал назад, долго искал, нашел снова первый, сравнил — оба ботинка были левыми. Поставил на землю, пошел дальше.

Скоро опять споткнулся. Посмотрел — а это мертвый человек. Совсем голый. Кто-то тут раньше, видимо, ходил и раздел его, кто-то, у которого обе ноги — правые.

Второго-то мертвеца не было видно. Впрочем, заблудившийся человек его и не искал. Волчий вой раздался ближе.

Человек торопился. По правую руку стояло сооружение непонятного предназначения, похоже, раньше оно было коровником, а может, конюшней или свинарником. Теперь у него обвалилась часть крыши, окна все были выбиты, клочки сена валялись на полу.

С торца фермы отходил полуразвалившийся бетонный забор, человек пошел вдоль него. Через пятьдесят шагов забор закончился. Продолжения не было нигде, хоть человек и потратил много времени, прочесывая местность вокруг.

Где-то слева и сзади затарахтел мотор, справа и сзади раздались выстрелы и собачий то ли волчий скулеж. Человек бросился к мотору, затем к выстрелам — ничего.

Только разбитый остов трактора с одним траком.

Решил вернуться к ферме — и не нашел.

Смеркалось. Уже не от снега, а потому что время пришло. Снег, кстати, прекратился. Где-то за спиной послышался гудок тепловоза и перестук колес.

Снова раздался вой, теперь гораздо дальше, чем в последний раз.

Человек побежал к железной дороге. Где-то снова тарахтел мотор, но человек не поддавался на миражи.

Добежал. Вот уже и она, железка. Человек видит цистерны, идущие на запад. Осталось метров пятьдесят. Навстречу товарняку идет пассажирский, окна его ярко освещены, там сидят в тепле люди и помешивают металлическими ложечками горячий чай в подстаканниках.

Вдруг прямо над ухом стрекочет пулемет. Человек испуганно падает.

Совсем рядом, едва не отдавив левый мизинец, из сумерек показался танк, взревел моторами и ушел под воду. Человек ждал, всё ждал, пока он появится. Прошло пятнадцать минут, а танк всё не всплывал.

У самого железнодорожного полотна было болото.

Человек в ужасе побежал по берегу влево, вправо, провалился, хлебнул сапогом воды. Осмелевшие волки выли совсем близко.

Тогда он побежал вдоль берега, надеясь, что болото когда-нибудь кончится. Уже стало совсем темно.

У самой станции перед ним вспыхнули лаем собаки, но, почуяв волков, переключились на них.

Очутившись напротив ярко освещенного, казавшегося от этого жутко безлюдным здания станции, будущий монгольский сотник Менге начал танцевать. Остроконечная шапка его упала, на снег полетел тулуп, дыхание выходило из горла со свистом, но покончить с этим делом было необходимо. Менге не видел ничего вокруг, он весь ушел в танец. Благодарственный танец во имя спасения своей жизни.

Такт — правая рука движется назад, правая нога навстречу ей, такт — нога идет вперед, оплетает левую ногу, правая рука касается снега. Такт — рука выдергивается вверх, левая рука касается правой ноги, Менге теряет равновесие, и, чтобы не упасть, прыгает на левой ноге. Но это уже следующий такт. Еще такт. Еще. Еще такт. Еще.

Из спящей теплушки на него зачарованно смотрел Алеша. Он вскоре отъехал и не видел, что Менге танцевал до утра, растопив своим жаром снег в радиусе трех метров и вытоптав в вечной мерзлоте небольшую рытвину. Ее до сих пор так и называют — Монголова Яма — и стараются обходить стороной. Несколько человек уже сломало ноги, споткнувшись в этом месте.

Менге не знал, почему он вспомнил о прошлой зиме. Не знал он и зачем оказался тогда на заметаемом снегом поле. Наверно, сбросили с самолета, послали на разведку — правда, когда Менге добрался, как кот, к родному стойбищу, его никто ни о чем не спрашивал.

Скорее всего, вспомнил, потому, что необходимо было опять покончить с одним делом, как необходимо было покончить с танцем. Такое важное дело у него было два раза в жизни — той зимой, дотанцевать до утра, и вот сейчас.

— Надо покончить с этим. — Сказал он сам себе и скомандовал: — По коням!

Еще такт. Еще.

19. Кто пойдет к Коле?

С грузовика раздались сигналы: один длинный и пять коротких.