Петер Розай - Мужчина & Женщина Страница 11

Как будто случайно вспомнился ему один эпизод из далекого прошлого: много лет тому назад он жил рядом с одинокой спившейся женщиной. Она жила незаметно, и лишь шарканье туфель, доносившееся иногда из соседней комнаты, напоминало о ее присутствии. Как-то раз к ее двери подошел мужчина и принялся стучать; долго, настойчиво: Открывай же! — В ответ тишина. Ну, хорошо, сказал наконец мужчина, если ты не желаешь меня знать — тем хуже! И не было никаких сомнений, что он имел в виду: тем хуже для тебя!

Гельмут встал, сходил в подвал, снова поднялся наверх, поставил бутылку на стол и раскрыл один из своих путеводителей. Он читал о горном ландшафте, расположенном на Юге. Горы были не особенно высоки, с сухими каменистыми склонами. Кирпичного цвета. Вдоль пересохших речных русел рос серовато-зеленый кустарник. А какие облака! Небо высокое, синее, до краев наполненное солнцем. — И потом храмы: белые, словно игрушечные домики с каменными фронтонами! Колонны, напоминающие барабаны.

Гельмут топнул ногой.

Я — это покинутая, отвергнутая женщина, сказал он сам себе, откладывая книгу, и мужчина, который стучал в дверь, — это все те женщины, которые меня бросили.

И вот что удивительно: Он знал, что это неправда. Но эта неправда доставляла ему удовольствие. Она обрадовала его так сильно, что он не мог читать дальше.

На ярко-красном горном склоне пасутся овцы. Тропинка ведет в ущелье: она словно падает вниз. Она очень крутая. Гельмут медлил. Там внизу была река. Ее не было видно. Глубоко внизу текла среди скал адская река.

Богиня, которую слушаются все реки, спала. Округлая, крепко сбитая, розовая, она лежала на земле, подложив руки под голову. Храмы и святыни! Она не нуждалась ни в ком, она была самодостаточна. Гельмут покачал головой: опустил ее, потом снова поднял. Дыхание его было ровным; ледяным.

Он тихонько постукивал ногой по полу.

А потом, это вышло как-то само собой, он стал говорить с нарастающим отчаянием и ожесточением: Я ненавижу женщин. Я хочу убивать. Мужчина никогда не бывает так жесток, как женщина! Щель делает ее жестокой, неизлечимая, ненасытная рана.

Это бестии! И к тому же раненые бестии! Горящую смолу им в глаза!

Фосфор в их рты!

Раскроить им головы! И только из-за одного: Из любви!!

Я знаю.

Они ненавидят силу! — Неодолимая страсть хищных животных, их цель и счастье: падаль!! Трупы!!

Он усмехнулся, заметив, что весь дрожит.

Так почему же Вы меня не любите?!

Он зарычал: Может быть, я слишком слабо воняю?! Не поползли еще трупные черви?!

Он высморкался.

Часть III

Над городом зависло одинокое, почти бесформенное зимнее облако, ронявшее вниз крошечные, твердые, мерцающие кусочки снега. Они скрипели. Дома, громоздкие и серые, стояли, казалось, ближе друг к другу, чем обычно, они словно сгрудились в кучу. На улицах — влажное покрывало, следы от шин и шум транспорта, глухой, далекий, дребезжащий.

Мюраду предстояло уладить кое-какие служебные дела. Он вышел из здания конторы в превосходном настроении, был девятый час, и везде еще горели фонари. Даже погода не могла испортить ему день. Впрочем, дело было не столько в его хорошем настроении, сколько в том, что он просто ни о чем не думал. Зимнее пальто окутывало его тело теплом и уютом; ботинки сверкали. Круглые уличные фонари были развешаны на массивных чугунных столбах.

Сзади Мюрад выглядел почти квадратным. Его полноту едва ли можно было списать на зимнее пальто, пошитое по фигуре. У Мюрада творожисто-белое лицо с двойным подбородком, с одутловатыми, резко разделенными поперечной складкой щеками, с высоким лбом. Волосы на затылке зачесаны так, чтобы прикрыть наметившуюся лысину. Только глаза молодо блестели.

На ходу он обратил внимание на продавщицу, которая мыла окна. Он подумал, не сесть ли в автобус, но потом решил, что лучше размяться. Его мучила одышка, он быстро начинал потеть.

Так он шагал с папкой документов в руках, и ему казалось, что он свободен, не связан никакими обязательствами. Не то, чтобы ему хотелось петь, во всяком случае — улыбка играла у него на губах, освещая лицо. Щеки на морозном воздухе раскраснелись.

Боже мой, подумалось ему как-то раз, — вот я живу, сам себе в тягость, блуждаю во тьме, с больной головой, распухшей от мыслей и желаний — чего только я для себя не желал!

И сколько во мне было страхов!

Он прошел мимо пьяного, уснувшего на скамейке и сползшего с нее на землю. Мимо пробежала женщина, прижимая к груди спеленутого ребенка, с полиэтиленовыми пакетами в свободной руке. Мальчишки лупили какого-то однокашника, а он только похрюкивал.

Что мешало Мюраду пребывать в хорошем настроении и радоваться жизни? — Словно броненосец с полным снаряжением, непотопляемый флагманский корабль Его Величества, плыл Мюрад — таким представлялся он сам себе — по миру, оставляя за кормой пестрые волны жизни, ее разлетающиеся лоскутки.

Именно так!

По ночам, когда он спал неспокойным сном, его иногда окружали рычащие псы, или какие-нибудь другие бестии шипели на него из своих логовищ: но такое бывало нечасто. Мюрад чувствовал, как яйца лоснятся у него под кальсонами.

Оглянись на мир! Как он прекрасен! — Нельзя отрицать, что Мюрад испытывал даже некоторое воодушевление.

Небо понемногу прояснилось, и кое-где в тумане наметились голубые просветы; как чашечки цветков. Края напоминают припухшие губы. И в то же время с неба летела вниз мелкая снежная крупа, которую сразу же превращали в месиво машины и прохожие.

Центральная улица вела вниз по холму, на котором стоял город. Ее сопровождали кусты, дрожавшие в смятенном воздухе. За полуразрушенными домами старого города с их челюстеобразными арками вырастали в тумане башни над зданиями банков и контор.

Со своим делом — подачей в суд свидетельских показаний — Мюрад покончил быстро. Он был хорошим работником, и это все знали. С тем чувством удовлетворения, которое возникает после удачно законченного дела, он отправился в обратный путь.

Да, работа не утомляла его. Напротив! Она заполняла его жизнь. Он охотно протягивал руку помощи нуждающимся и вытаскивал их из беды, насколько это было возможно. Некоторых — у него хватало на это сил — он какое-то время держал на весу, прежде чем выпустить из своих рук.

Он работал с радостью, едва ли не с фанатизмом. Но иногда он умел не быть педантом и махнуть на все рукой. Например, сегодня!

Он решил немного пошататься по городу.

На здании оперного театра как раз вывесили афиши: золотые с черными буквами. У здания был широкий, как у церкви, фасад с высокими серыми башнями, вокруг которых расположились разные музы и гении. Парадная лестница вела к открытым входным дверям, приветливым и вселявшим надежду. Мюрад вошел.

Фойе было освещено люстрами. Там не было никого, кроме молодой дамы и одетого в униформу посыльного из гостиницы. Оба стояли у медного поручня, отделявшего пространство перед кассой. В оформлении фойе преобладал белый цвет. Внутрь здания вели несколько лестниц, устланных красными дорожками.

Мюрад подошел к кассе. Запах духов, исходивший от дамы, ударил ему в нос. Он окинул взглядом ее пышные, завитые волосы, меховой воротник и плечи. Как раз подошла ее очередь, и она наклонилась к кассе. Посыльный поправил свою круглую шапочку. Дама с билетами в руках выпрямилась. Мюрад сказал кассирше название того же спектакля, на который взяла билеты дама. Он пошуршал банкнотой, которую уже держал наготове.

Дама стояла теперь по другую сторону медного поручня и прятала программку в маленькую сумочку. Вот она взглянула на Мюрада. Он видел, что женщина молода и очень красива. Большая и пышная, она прошла мимо него, запахивая меховое пальто. Она была чуть моложе его. Он обогнал ее, сделав несколько быстрых шагов, распахнул перед ней дверь.

В тумане ее волосы мерцали красноватыми искорками. Она спускалась по лестнице впереди него. Снегопад усилился, стал походить на белый дождь, и фонари на площади уже накрылись белыми чепцами. Женщина двигалась с легкостью спортсменки: через две последние ступеньки она перепрыгнула.

Теперь и Мюрад добрался до низа. Он взглянул на дождливое небо, глубоко втянул в себя воздух, может быть, помолился о спасении от грозящей ему опасности, и пошел на приступ. Поравнявшись с женщиной, он заговорил с ней.

Сразу же подтвердилось то, что он уже почувствовал раньше: Она не будет против, если с ней заговорить. — Правда, большого опыта в таких делах он не имел, но и новичком тоже не был.

Женщина бросила на него взгляд через плечо.

Тряхнула головой, отчего ее локоны качнулись, как в танце.

Да, у меня есть время, сказала она, улыбнувшись.

Мюрад был под впечатлением. У женщины были насмешливые глаза и озорная улыбка. Маленькие уши, наполовину скрытые волосами. Наверное, ноги у нее тоже маленькие. Рукой она придерживала поднятый воротник пальто. Она нравилась Мюраду все больше.