Последний снег - Джексон Стина Страница 11

Достигнув вершины, откатилась на другую сторону кровати, а он закурил сигарету. Оба по-прежнему молчали, но по его дыханию понятно было, что ему хочется что-то сказать. Йонни несколько раз набирал в грудь воздуха, но не решался, а Лив не сводила глаз с лосиной головы. Кто его знает, что он сейчас выдаст.

— Я сегодня видел твоего сына, — наконец произнес он.

Этого она не ожидала; сердце забилось как бешеное, того и гляди выпрыгнет из груди.

— Вот как?

— Он старше, чем я думал. Выглядит совсем взрослым.

— Ему семнадцать.

— Правда, выглядит старше.

Йонни затушил сигарету и накрыл ее руку своей.

— А где его отец?

— Я не знаю.

Он повернулся к ней:

— Как это не знаешь?

— Он не из этих мест. Симон его никогда не видел.

— Черт, это печально. Всем нужен отец.

— У него есть Видар.

Всем нужен отец… Ей послышалось осуждение в его голосе, и Лив завела давно придуманную историю про немца. Ну, как придуманную… Скорее, дополненную ее фантазией. Ну да, немец с пышной кудрявой шевелюрой наматывал на машине круги по льду, когда она его увидела в первый раз. Он гонял слишком быстро и слишком близко. Хотел произвести впечатление. Его работа была тестировать новые «ауди». Дома, в Дрездене, у него была невеста, о чем он, разумеется, забыл ей сообщить. Она пришла к озеру, чтобы тайком выпить, а он кружил как стервятник. Январское солнце ярко светило. Против света видна была только его улыбка. Легко было догадаться, куда эта улыбка ее заведет. Он посадил ее в машину, она вылезла из комбинезона, в котором ездила на скутере, и там, в машине, все произошло. Было холодно и темно, и она ничего особо не почувствовала. А когда пришла весна, она поняла, что беременна, но он к тому времени уже вернулся домой в Германию.

Йонни с пепельницей на груди внимательно слушал ее рассказ. Грудь вздымалась в такт дыханию.

— Его нетрудно отыскать. Ты же знаешь, где он работал.

— Зачем он нам?

— А, ну да, — покосился он на нее, — я слышал, что у твоего отца деньжата водятся и вы ни в чем не нуждаетесь.

Она отвела глаза.

— От кого ты это слышал?

Он затушил сигарету. На губах заиграла улыбка.

— Все так говорят. Что Видар богач и жуткий скряга. Но, надеюсь, для тебя он денег не жалеет. Ты же его дочь.

Лив натянула одеяло по самый нос.

— Люди много чего болтают. Я бы на твоем месте не слушала.

Дождавшись, пока Йонни уснет, она встала и бесшумно оделась. Потом выскользнула из дома и сломя голову побежала обратно. Переступила порог и, затаив дыхание, прокралась по коридору. Дверь в комнату Видара была приоткрыта. Она поднялась наверх, закрыла дверь на замок, залезла под холодное одеяло и долго лежала с открытыми глазами. Дом сотрясался от порывов ветра. В какой-то момент ей показалось, что снаружи раздаются голоса. Она поднялась и подошла к окну. Облака плыли по небу, прикрывая луну. В зыбкой тьме сложно было что-то различить. Лив напрягла слух, но кроме свиста ветра ничего не услышала. Ветер словно предостерегал ее об опасности, но она уже привыкла жить в постоянном стрессе.

— И чем ты собираешься заняться, когда станешь законопослушным гражданином?

— Не знаю. Придумаю что-нибудь.

— Нелегко зарабатывать деньги законным способом.

— Слышал.

— Не говоря уже о том, чтобы разбогатеть.

— Не сразу, но со временем можно.

Габриэль кромсал копченое оленье сердце на маленькие кусочки и закидывал в рот. Ел он всегда с отменным аппетитом. Подъехав к озеру, Лиам заглушил мотор. В лунном свете был виден пар, поднимающийся над водой, лед остался только на середине. Они не спешили выходить в холодную тьму. Габриэль закинул на язык две таблетки.

— Готов? — спросил он.

— М-м-м…

— Ты какой-то бледный.

Он протянул Лиаму пакетик с таблетками, но тот покачал головой. Ему не хотелось одурманивать мозг, хотя от страха было трудно дышать. В нормальном состоянии все переживалось по-другому, между ним и миром не было завесы, за которой можно спрятаться. Все органы чувств были обнажены, и от этого, как ни странно, становилось легче.

Лиам натянул перчатки. Кровь пульсировала в пальцах. Все внутри кипело и бурлило. Габриэль положил руку ему на затылок и потянул к себе, их лбы соприкоснулись. Лиам ощутил теплое дыхание брата. Как бы Габриэль ни хорохорился, ему тоже было не по себе.

— Это дело все изменит, — сказал брат.

Лиам оттолкнул его и надел шапку с прорезями. Сразу стало жарко и щекотно. Ощущение, словно шею стянуло удавкой.

— А что, если старик будет сопротивляться?

— Ну, мы его быстро утихомирим.

Габриэль подмигнул ему и вышел из машины. Грабить людей им было не впервой. В подростковые годы они ездили на автобусе в Питео и обчищали пьяных, возвращавшихся домой поздно ночью. Габриэль называл это «летней подработкой». Работа не бей лежачего. На следующее лето они ограбили «Финнбергс» в Гломмертрэске. Пришли после закрытия. Покупателей в магазине не было, как и денег в кассе. Габриэль угрожал пистолетом кассирше, а Лиам стоял на шухере у входа на склад. Продавщица его не видела, но Габриэля запомнила. Через неделю полиция забрала брата, а тот, обосравшись со страха, выдал Лиама. В итоге оба угодили под надзор соц-службы.

В лесу было темно и тихо. Слышен только плеск озерной воды о камни. Габриэль шел впереди, подсвечивая путь мобильником. Ноги скользили по обледенелому мху. Если придется убегать, будет нелегко. Тропинка пошла вверх, легкие горели от усилий. В темноте не видно было, куда ступаешь, мобильник не помогал. Все хлюпало и хрустело. Габриэль несколько раз останавливался, прокашливался и сплевывал. Из-за курения и дури он был в плохой форме.

— Черт, нельзя потише? — не выдержал Лиам.

— Заткнись.

Перед ними вырос дом. На верхнем этаже светилось одинокое окно. Они остановились на краю участка, опасаясь светильников, реагирующих на движение. Лиам поднес бинокль к глазам и направил на окно, в котором горел свет.

— Что ты видишь? — нетерпеливо спросил Габриэль.

— Ничего. Только лампу.

Они замерли. Изо рта шел белый пар, и слышно было только их собственное дыхание. Ни крика ночных птиц, ни лая собак, ни шелеста ветра в ветвях. Одна сонная тишина.

Внезапно в окне как привидение возникла худая женщина в ночной сорочке. Казалось, она что-то выискивает в темноте. Лиам опустил бинокль и прижал палец к губам. Габриэль выхватил у него бинокль и поднес к глазам.

— Это она, — прошептал он, дочь.

Они уже видели ее на заправке. Забитая какая-то, глаза боится поднять. Говорила тихо, едва слышно, совсем непохожа на других продавщиц, ястребом следящих за каждым их движением.

Лиам достал мобильный и сделал пару фоток без вспышки. Посмотрел, что получилось: она больше походила на духа, чем на живого человека.

Женщина отошла от окна. Свет погас. Габриэль опустил бинокль.

— Думаешь, она нас видела?

— Не знаю.

— Мотаем. Сегодня не лучшее время.

Когда Лив на рассвете спустилась в кухню, Видар сидел с биноклем у окна. На столе рядом с пустой кофейной чашкой и утренней газетой лежало охотничье ружье. Черное дуло целилось прямо в нее.

Лив замерла на пороге.

— Ты чего?

Старик был так погружен в свое занятие, что даже не расслышал вопроса. Но, почувствовав ее присутствие, опустил бинокль и с блеском в глазах повернулся к дочери.

— Смотрю, что за черт шныряет по нашей территории.

— Ружье-то тебе зачем?

Он положил на ружье руку.

— А вдруг волк.

— Волк?

— Ну да. Видел я их ночью. Двух. Может, больше.

Лив подошла к кухонной стойке и всыпала порцию кофе в кофеварку. Видар снова взялся за бинокль. Пальцы неуклюже держали прибор, не желая сгибаться. В кухне пахло оружейной смазкой.

Пожав плечами, Лив пошла выпустить собаку. На крыльце она нашла Симона в одной пижаме, всего покрытого гусиной кожей. Схватив пуховик с крючка, она накрыла сыну плечи.