Сергей Алексеев - Дороги Страница 12

– Поставят… – сказал Вадим. – Теперь уже точно поставят. А Шарапов, наверное, застрелится…

– Шарапова можно понять и пожалеть. – Вилор Петрович ощутил слабую надежду. – Он – игрушка у Лобова. Э-э, если бы ты видел Лобова!

– Да? Интересный тип? – оживился Вадим.

– Уникальный, хотя и не редкостный, – подтвердил Смоленский. – Увидишь. Местный князь.

– Черт, а! – задумчиво проговорил Вадим. – А это интересно, чем все кончится! Посмотреть бы на Леопольда! И вообще на всех… Ведь будут делать вид, что ничего не произошло!.. Или нет, наоборот… А как ты будешь драться за свой проект? Чем? У тебя есть аргументы? – Он показал кулак… – Мы с тетей Валей сначала немного поссорились, а потом она мне про деда Петра рассказывала… Во был мужик! А доказать не смог… Слушай, отец, почему ты мне о нем не рассказывал? Ты что, не знал? Или скрывал от меня?

– Вадим, я никогда ничего не скрывал от тебя, и ты об этом знаешь! – отчеканил Смоленский. – Твой дед был сильным человеком, но ему не повезло…

– Он начал с нуля, а ты боишься этого! – подхватил Вадим. – Вижу – боишься!

– Да, боюсь! – отрубил Вилор Петрович. – Да, можно начать с нуля, можно доказать всем, что ты мужественный и несгибаемый! Но ведь не для этого мы живем!.. Боюсь, потому что не хочу топтаться па месте. Хочу работать. И мне не стыдно признаться в этом перед тобой. Ты должен понять меня, сын.

Смоленский круто развернулся и пошел к лагерю, подавляя желание оглянуться. Вадим еще стоял на развилке, широко расставив ноги и выпрямившись. Мимо пронеслась машина, и рев двигателя все-таки заставил Смоленского на мгновение повернуть голову назад…

Вадим ушел с восходом солнца, как и обещал, и почти следом Валентина Сергеевна покинула палатку, с тоскливой радостью думая, что пришло наконец утро, скоро проснутся люди и неизвестность исчезнет. За крайними палатками у самого леса горел невидимый костер, и только ленивый по-утреннему, голубой дым реял над крышами. В ушах Валентины Сергеевны все еще стоял последний разговор с Вадимом. «Не думал, что так трудно будет уехать… – говорил он, сидя возле палаточного входа уже с рюкзаком за плечами. – Казалось, бросил все, сел – и до свидания… Тем более бросать-то нечего!.. Суета сует». – «Значит, что-то остается! Вот ты и пострадай теперь, Вадим, может быть, поймешь, что бросил…» – «Страдание – участь беглеца, – усмехнулся он и встал. – Я, возможно, еще вернусь». – «Нет уж, коли решил, не возвращайся! Счастливо тебе, Вадим!.. Деньги возьми! Не в долг, так возьми!..» Но Вадим уже шагал, сутулясь под рюкзаком и широко махая руками.

Валентина Сергеевна походила несколько минут по спящему лагерю и направилась к костру. За ней, радостно взлаивая и прижимаясь к ногам, увязались два гривастых пса. Возле костра в одиночестве сидела Женя Морозова с гитарой на коленях. Огня в костре уже не было, дымили толстые головни и грудой лежал пепел. Валентина Сергеевна принесла из леса несколько сучьев, свалила их в костер.

– Ты что же, всю ночь тут просидела? – спросила она.

– Да… Все к вам в гости побежали, а я – сюда. – Женя отложила гитару и потянулась к огню. – Ну, рассказали вам, какие я здесь штучки вытворяю? В первую очередь, наверное, доложили… Эх, народ…

– Вадим уехал, – сказала Валентина Сергеевна.

– Ага… – согласилась Женя. – И я опять виновата… Вот не везет! Со стыда сгоришь с ними… И живу-то, никого не трогая.

– Скляр жаловался, будто ты его дискредитируешь, – проронила Валентина Сергеевна, – шуточки с ним позволяешь…

– А что еще делать, Валентина Сергеевна? – взмолилась Женя. – Если он тюха, у него во рту мухи спят!.. Жалуется, а? Кошмар какой… Кто еще на меня там бочку катил? Боженко не рассказывал, как я с трассы к Шарапову бегаю? Так вот, я бегаю. А он орет: «Женька, на место!» Как собаке… – Она погладила одного из псов. – Что за мужики? Никакого уважения к женщине. И плюс к этому сплетники.

– Что же ты оправдываешься? – спросила Валентина Сергеевна. – Я, кажется, тебя еще ни в чем не обвиняю…

– Что мне оправдываться! – вздохнула Женя. – Вы-то меня должны понимать, поэтому я вам и рассказываю. Вы-то тоже всю жизнь по экспедициям… Честное слово, людей вокруг тьма, а поговорить не с кем. Как только с кем наедине осталась, тут же про тебя сплетню – Морозова опять закадрила. И ладно бы, трепите себе на здоровье, меня от этого не убудет. Но меня что бесит-то? Ведь они ходят при этом и делают озабоченный деловой вид. Посмотришь – страшно занятые люди! А я вроде бездельница и партию к тому же развращаю, дисциплину разлагаю. Боженко, так тот вообще недавно сказал: баба на корабле – жди беды. Оттого, мол, и все неурядицы.

«Хорошо, что ты у нас есть, – вспомнила Валентна Сергеевна слова Петра Смоленского. – В каждой партии обязательно должна быть хоть одна женщина. При них мы не забываем, что мы мужчины, что в мире, кроме красивой тундры, есть еще женщины, слабые, милые существа, ради которых хочется все делать красиво…»

– А когда я ему сказала, что он не мужик, – с жаром продолжала Женя, – что он сам бы мог давным-давно все эти неурядицы преспокойно решить, так он сразу и замолк. Почему-то всем нашим кажется, что я приехала сюда на прогулку, развлекаться, этакая искательница приключений… Тьфу!

– Я понимаю тебя, – проговорила Валентина Сергеевна. – Давным-давно один человек мне говорил, что женщина в поле – это свет в окошке.

– Сейчас так не скажут, не надейтесь, – отмахнулась Женя. – Сейчас говорят: баба в поле поехала – значит, чего-то она задумала. А мне просто работать надо. Я год назад заочно все-таки горный добила и все в техниках сижу. В институте торчать проку нет, там инженерские места так насижены… Да я в поле всегда хотела! Раньше нельзя было, обстоятельства и все прочее. Теперь можно. Вилор Петрович сам пригласил, поехали, говорит, я из тебя полевика сделаю. Он мужик умный, у него есть чему научиться. Приехала – на тебе, получайте… И по дому душа болит! Каждый день думаю, что там да как там… Сейчас и Вадька уехал, последний путевый парень…

– Мне тут сказали, будто ты его окручиваешь, – грустно улыбнулась Валентина Сергеевна, – будто он по тебе с ума сходит…

– И окрутила бы, – задумчиво проговорила Женя. – На все бы наплевала. Но он не по мне с ума сходит, по Ленке своей… В нем столько любви накопилось, столько жажды… Вот если бы по мне так!.. А на меня всю жизнь чужую любовь выплескивают… Уехала бы с ним куда он захочет!.. Вы знаете эту его Ленку? Я сколько раз просила Вадима рассказать – молчит. Интересно, какая она?..

Валентина Сергеевна виновато пожала плечами. Она видела ее однажды, вскоре после Нового года. Вадим и Лена пришли веселые, красные от мороза, смеялись по пустякам, дурашливо передразнивали друг друга. «Мы погреться к вам, теть Валь! – сказал Вадим. – Погреемся и дальше пойдем. Мы с утра сегодня ходим. Уже в метро грелись, в кинотеатре!.. А солнце на улице сегодня ушастое!» Она не знала тогда, что они идут к Вилору на работу, чтобы сказать о своем решении пожениться. Потом уже, когда возмущенный Вилор позвонил Валентине Сергеевне домой, она долго вспоминала Ленку: ее лицо, фигуру, одежду. Ей и в голову не могло прийти, что Вадим приходил к ней не просто с девушкой, со знакомой, а с невестой. Невеста в воображении Валентины Сергеевны всегда почему-то чудилась беловолосой, стройной, в сиреневом платье с «плечиками» я подолом «солнышко». Именно такой, какой снилась ей жена Петра Смоленского, Августа. Сама Валентина Сергеевна так и не успела стать невестой. Гнездо памяти о Петре не ветшало с годами, а становилось крепче и глубже. Но жизнь шла, неустроенная, в чем-то недостроенная, как ее дача, и с годами подкрадывался страх одиночества. То был какой-то замкнутый круг: Валентина Сергеевна и боялась его, и боялась замужества. Казалось, с ним исчезнет вся ее прежняя жизнь: память о Петре, каждодневные думы и хлопоты о сыне его, Вилоре, и свобода, наконец, страсть к поездкам, путешествиям, дорогам. Это было мучительное время, оно и вырастило мысль – родить. Отцом Марины был рабочий из изыскательской партии на Камчатке. Звали его Анатолием: крупный жилистый парень с добрым и простоватым лицом. Она научила его бить шурфы, насаживать кайло на черепок так, как насаживают кузнечные молоты, – в комель, научила правильно ходить по лесу, чтобы не бить позади идущего ветками по лицу. Затем неожиданно уехала на материк и более его не встречала.

Валентина Сергеевна вспоминала невесту Вадима, но ни одной яркой детали так и не вспомнила.

– Ничего особенного, – наконец проронила Валентина Сергеевна и отодвинулась от костра. – Помнится, Вилор говорил, что она старше его то ли на пять, то ли на семь лет…

– Да, и Вадим говорил… – Женя тряхнула головой и выпрямилась. – Рок, сказал, для Смоленских… И для меня тоже. Знаете, о чем я подумала… Отработаю я в поле лет тридцать, уйду на пенсию и стану так же, как вы, приезжать в гости к своим, ходить, смотреть, разговаривать… и все бесполезно! Даже нет, бессмысленно! Буду вспоминать сегодняшнее и этим жить. Л вокруг будут кипеть страсти, страсти!.. И какая-нибудь беспутная с растерзанными чувствами будет сидеть вот так у костра и жаловаться на судьбу… Я ведь жалуюсь вам, Валентина Сергеевна, жа-лу-юсь!.. Все в мире идет по кругу, все повторяется, но от этого нескучно!