Владимир Шинкарев - Конец митьков Страница 12

Всякий разговор на неприятную тему с легкостью пресекался. Спрашиваешь Митю: когда вернешь пять рублей? Ответ: «Послушай, Шарапов, не распускай сопли! Здесь МУР, а не институт благородных девиц!» В данном случае понятен смысл ответа: забудь про свои пять рублей; хуже то, что трудно стало договариваться о серьезных вещах: никогда не знаешь, ответит ли тебе твой товарищ или митек. Ты ему про дело — он тебе про козу белу. Как в фантастическом боевике, где герой наносит удар, а его противник-чародей в это время уже в другом месте. Я, допустим, спрашиваю: «Митя, во сколько ты приедешь на развеску картин?» Митя отвечает строго по книге: «Ваш-благородие! А, ваш-благоро-дие! При мальчонке-то! Не надо при мальчонке-то, ваш благородие!» Что это значит? — приеду на развеску; не приеду на развеску; не знаю, когда приеду; не скажу, когда приеду? (Как-то в Нью-Йорке, уже в конце девяностых годов, продали мы с Митей на вернисаже сразу много картин. Сидим, деньги считаем. На столе куча денег, и по ходу перебранки — Мите досталась грязная бумажка — я, поскольку предмет спора ничтожный, бездумно болтаю: ты жируешь, а мне жрать нечего, три дня не жрамши, а дети ревмя ревут... Митя довольно, поощрительно засмеялся. Он был по-настоящему рад, что я еще активно участвую в игре.)

Движение митьков само по себе дохода еще не приносило, такое было вегетарианское время. Непринужденность поведения, то есть хамство и жадность, проявлялась только в бытовых мелочах («орлята учатся летать», отрабатывают на мелочах приемы подковерной борьбы), а главное — в вопросах добычи, распределения и употребления алкоголя.

Горбачевская антиалкогольная кампания стала главным вызовом эпохи, и митьки с вызовом справились. Ответом был охотничий азарт, поиск алкоголя превратился в трудный, но увлекательный спорт. Хочешь ты пить или нет — это ты раньше мог выбирать, теперь потребление алкоголя стало доблестью и вопросом престижа. Митя по сей день в каждом втором интервью вспоминает: «Если бы не горбачевская кампания, я бы не спился». («Коммерсантъ-ВЛАСТЬ», 21.09.2009 г.)

Я заметил, что у Флоренского появился неподдельный страх перед Дмитрием Шагиным: придет, все выжрет. Сидим, спокойно пьем в мастерской Флоренского, а он торопится, норовит скорее выпить.

— Шура, ты что?

— Митя может прийти. Наливай скорее!

— Слушай, пей спокойно. Что ж он, сразу все выжрет, а ты и со стула вскочить не успеешь? И потом: дверь закрыта. Даже если Митя позвонит, стакан ты успеешь допить.

— Так-то оно так, а страшно...

— Твой страх иррационален, не соответствует реальной угрозе. Возьми себя в руки. Если ты будешь так бояться Мити, у тебя невроз разовьется!

— Он у меня уже развился, — без улыбки сказал Флоренский и, оглядываясь на дверь, залпом выпил.

22. Трезвый взгляд Горяева

Александр Горяев не страдал алкоголизмом и некоторое время имел прозвище «совесть митьковская». Укорял политбюро, покрикивал на митьков низшего и среднего звена, сходился в рукопашной с Василием Голубевым. Свои претензии часто оформлял в письменном виде, писал, по Митиному определению, малявы в политбюро (вернувшись в группу после 15-летнего отсутствия, немедленно стал снова писать).

Вот малява от 9.11.1988 г. (с сокращением риторических восхвалений искусству живописи):

Братки дорогие! Ужас нечеловеческий должен быть пережит и его место должно заступить правильное движение корабля.

Корабль выставки стал неуправляем. К сожалению, как в среде команды, так и в среде офицерства распустились отвратительные, хотя и привлекательные цветы подонства, паханства и пьянства. Офицеры первыми подали пример разнузданности команде. <...> Предлагаю впредь следующее: весь доход, если он предполагается, делится поровну. Дополнительную плату (как рабочие) получают те, кто вешает выставку. Остальные им не мешают. Экспозиция делается сообща. Несогласные с экспонированием их работ имеют право на пересмотр экспозиции, пока все не будут удовлетворены. Также дополнительную плату получают люди, везущие выставку в другой город. Экспоненты с тяжелым материальным положением получают материальную помощь из доходов выставки.

Мы должны бороться с паханством, пьянством и подонством. Хотя движение митьков, инициированное и направляемое В. Шинкаревым, несет в себе все ростки добра, мудрости и красоты, тем не менее создание В. Шинкаревым отрицательного литературного героя Д. Шагина и привело ко всем ужасам, которые в той или иной степени переживают все, на кого этот образ спроецировался. У самого Шагина это просто привело к раздвоению личности, когда он сам уже не может понять, кто он: художник или монстр, созданный воображением Шинкарева, или святой, за которого его принимают некоторые люди, его не знающие. Хотя движение митьков — заслуга Шинкарева бесспорная.

Надо, чтобы в среде митьков расцветало истинное искусство, а не китч. Надо бороться с таким явлением, как дурное «митьковское искусство» в живописи. Пусть оно ищет себе другие пути. Я не против т. н. митьковских выставок, но не надо их путать с выставками живописи митьков, хотя это явления родственные. Даже Шинкарев, тончайший теоретик и практик митьковства, иногда путает китч с искусством, а т.н. митьковские коллажи О. Флоренской — вовсе не митьковские. Митьковские же работы Шагина, Викт. Тихомирова и Голубева зачастую лежат за чертой искусства. Самое жуткое, что на ростках митьковского искусства развиваются паханство и подонство. <...>

Предлагаю Шинкареву порвать с отвратительным пьянством, которое может привести всех к сговору с самим сатаной.

Предлагаю Шагину помнить, что перед Богом все равны, и покончить с отвратительным паханством, воспетым им в картине «Полет Икарушки».

Предлагаю Флоренскому отвратиться от порока пьянства, ибо за ним идет молодежь, которая учится у него тому, чтобы «наливать полней». <...>

Подонству, паханству и отвратительному пьянству — не место среди нас, мы серьезные художники, должны честно относиться к своему искусству.

Предлагаю создать совет безопасности митьков в составе 4-х постоянных членов: Шинкарева, Шагина, Флоренского, Горяева. В чрезвычайных ситуациях нельзя принимать решения в отсутствие одного из постоянных членов совета безопасности.

Все верно, только непонятно, что такое «подонство» и как с ним бороться. Для юмора, наверное, вставил. Упрек Мите за картину «Полет Икарушки», воспевающую паханство, сделан явно для юмора, чтобы сгладить серьезность обвинений, ведь «Полет Икарушки, или Выход пахана к пивному ларьку» — лучшая Митина картина тех лет.

(Опять взгрустнулось: я, помню, даже подрамник для нее Мите дал. Видел, как родилась идея этой картины.

Однажды Митя у меня заночевал; наутро, понятно, пошли к пивному ларьку. По дороге я ему пояснил ситуацию: если увидишь пахана — держись тихо. Пахан пивного ларька,— передембель окраин. Пивной ларек и в центре вещь заметная, а у нас на окраине — главная достопримечательность, все силовые линии района сходятся к нему. Если и не основную, то все же значительную часть жизни люди проводят в очереди к ларьку. Почти весь день около ларька стоит пахан этого ларька. Иногда выпьет пива — много-то нельзя, надо быть в форме. Рядом пара подпаханников, шестерки бегают. Пахан даже не смотрит на очередь — само его присутствие предотвращает беспорядок, разборки, аррогантное поведение простолюдинов. Очереди известны случаи страшного наказания преступников и диссидентов: подпаханники не подпускают их к ларьку. Иногда какой-нибудь верноподданный из очереди подходит с изъявлением почтения — пахан кивком приказывает шестерке взять ему пива. Если пахан хочет отхлебнуть, то подносят кружку подпаханники — ему, видимо, западло принимать пиво непосредственно из рук шестерки. Редко, но бывает, что пахан лично подходит заглянуть в раздаточное окошко, переброситься парой слов с продавщицей, — гусеница очереди испуганно сминается, шарахается на несколько шагов прочь, чтобы освободить комфортное пространство у ларька. Очередь понимает, что пахан силен, мудр и щедр, ибо дарует пиво простому люду, а мог бы и не дать.

Дмитрий Шагин был совершенно очарован самой идеей пахана — человека, не имеющего никакого отношения к продаже населению пива, но явочным порядком получающего полную и безоговорочную власть над ларьком. Митя впоследствии неоднократно изображал его похожим на себя богатырем в ватнике, но пахан моего ларька был еще интереснее: небольшого роста, очень полный, так что руки и ноги приходилось держать под углом к оси туловища, с лицом пятнистого аксолотля. Одет он был в чистый, с иголочки, желто-розовый кримпленовый костюм. Облик его вызывал у очереди уважение, переходящее в ужас.

Больше часа мы с Митей сидели под забором и наблюдали за паханом, пока один из подпаханников не заметил нас и не отогнал от ларька.)