Марико Коикэ - Без аккомпанемента Страница 12

— У него сложные отношения с родителями, — сказал Юноскэ. — Поэтому сейчас он обитается у меня. И, кстати, в рот не берет ничего даже похожего на японские сладости.

— Но если ты, Кёко, так любишь «Кимисигурэ», — вмешался Ватару, — то я могу сказать, чтобы специально для тебя сделали и прислали побольше. И еще «Куриканоко» для твоей тети.

Я сказала спасибо и изобразила улыбку. Ватару пристально посмотрел на меня и тоже тепло заулыбался. Его взгляд был настолько притягателен, что у меня перехватило дыхание. Я даже глаза отвела.

После этого мы долго разговаривали о музыке и о книгах. На самом деле говорили в основном Ватару и Юноскэ, а мне отводилась роль слушателя. При этом у меня была масса возможностей сделать вид, что я хорошо знаю все книги и всех писателей, которых они упоминали. Даже если бы я так сделала и ввернула бы какое-ни-будь подходящее суждение, они все равно никогда бы не стали проверять, действительно ли я в этом разбираюсь или только прикидываюсь.

Раньше, беседуя в студенческих компаниях, я могла запросто сказать, что читала книгу, которую на самом деле даже в руках не держала, или моментально определить свою позицию по отношению к таким вещам, о которых прежде даже не пыталась размышлять. Обычно после этого я опрометью мчалась в книжную лавку и в тот же вечер проглатывала все книги, о которых шла речь, красным карандашом выделяя наиболее важные места. Так попутно кое-чему и училась. Порой я обнаруживала, до какой степени глупыми и неправильными были мои скоропалительно высказанные мнения, и тогда мне становилось до слез стыдно, хотя даже в такие моменты я не хотела признавать свою неправоту.

Сама не знаю почему, но в присутствии Ватару и Юноскэ у меня совершенно не возникало желания разыгрывать ребяческое бунтарство или тупую самовлюбленность. Рядом с ними мне хотелось быть просто семнадцатилетней девочкой, абсолютно естественной во всех своих проявлениях. Как во время нашей первой встречи я смогла признаться им, что не знаю «Канон» Пахельбеля, так и сейчас я готова была отвечать «не знаю», если действительно слышала о чем-то в первый раз.

Может быть, я их просто боялась? Думаю, что и да, и нет. С одной стороны, они выглядели прожженными циниками, но, с другой стороны, более великодушных людей мне еще не приходилось встречать. В общем, они были очень необычными. Ни слова о студенческих выступлениях, ни слова о Вьетнаме, ни слова о договоре безопасности… В их беседах даже не проскальзывали многочисленные слова и темы, которые молодые люди одного поколения обычно понимают без всяких дополнительных разъяснений.

Они были какими-то до изящества тонкими, подобно стеклянным скульптурам, и в то же время прекрасно разбирались в незнакомом мне мире взрослых. При этом, наряду с хорошим воспитанием и утонченностью, в них иногда проглядывала грубость и вульгарность.

Во время долгого разговора я узнала, что нынешняя мать Ватару ему не родная, и что отец Юноскэ возглавляет частную больницу, а сам Юноскэ, вопреки желанию отца, не захотел становиться врачом, а пошел на филологический факультет… Я уже не помню, рассказывала ли я что-нибудь о себе. Сдается, что почти ничего. Я только сидела и восхищенно слушала все, что они говорили. Их чистые, чуть приглушенные голоса чудесным образом гармонировали с музыкой барокко, которая звучала в кафе, и я совершенно утратила всякое представление о времени.

Первым из нас троих на часы посмотрел Юноскэ. В этот момент мы как раз сделали паузу в разговоре — о чем же мы тогда говорили?.. по-моему, о Борисе Виане, — поэтому за нашим столиком царило недолгое молчание.

— Мне уже, пожалуй, пора идти… — сказал Юноскэ, обращаясь к Ватару.

Ватару тоже взглянул на часы:

— Ого, уже столько. Эма там, поди, уже сердится.

— Сердится? — улыбнулся Юноскэ. — Да она наверняка уснула.

Юноскэ встал со стула.

— Ну, позвольте откланяться. Ты, если хочешь, еще посиди тут с Ватару.

В его благородной манере общения сквозил оттенок рассеянной мечтательности. Специально, чтобы подразнить его, я спросила:

— У тебя свидание с Эмой?

Юноскэ повернулся ко мне и незаметно подмигнул.

— Почти угадала, — сказал он. — Правильнее сказать, у меня свидание с кошкой.

— С кошкой?

— Ага. Стоит Эму оставить одну, она тут же засыпает. Ну прямо, как кошка, правда?

Я засмеялась и кивнула. Юноскэ на прощанье легко хлопнул Ватару по руке и, не оглядываясь, вышел из кафе.

Когда он ушел, мне отчего-то стало очень тревожно. Ватару сидел громоздкий и недвижный, будто статуя, и смотрел прямо перед собой. Я начала судорожно искать тему для разговора.

— А эта Эма, она в какой школе учится? — в конце концов спросила я. Мне казалось, что, оставшись вдвоем, лучше всего начать обсуждать кого-то третьего. Когда мы закончим говорить про Эму, перейдем на Юноскэ. Потом я могу рассказать о Рэйко и Джули. Или о своей тете…

— В женской школе М, — ответил Ватару без видимого интереса.

— Она красивая…

— Да, наверное.

— И очень эффектная.

— Ага. Есть такое.

— А давно они встречаются с Юноскэ?

— Только полгода.

— А как они познакомились?

— Да я уже толком и не помню. Эма с ним первая начала заигрывать. Очень активно. Ну а он на это повелся.

— По-моему, они очень хорошо смотрятся вместе.

— Да, я тоже так думаю.

Разговор снова прервался. Ватару, не отрываясь, смотрел на меня. Вертя в руках пустую чашку из-под кофе, я почувствовала на себе его взгляд и слегка покраснела.

— Ты так быстро краснеешь, — заметил он.

Еще гуще зардевшись, я подняла голову.

— Как будто спелый персик. Просто ты честная. И очень симпатичная, — тихо добавил Ватару.

Он выглядел спокойным и уверенным в себе. Я совершенно не знала, что делать.

— Ты вино пьешь? — спросил Ватару.

Я удивленно раскрыла глаза, словно деревенская девочка, впервые попавшая в большой город.

— Так пьешь или нет? — повторил он.

— Да, — ответила я. — Чуть-чуть.

— Тут неподалеку есть одно заведение, тихое и очень приятное. Там играют музыку «босанова». Могут даже поесть приготовить. Я думаю, что это место идеально подходит для того, чтобы пригласить туда симпатичную девушку, похожую на персик. Как ты считаешь?

Вместо того, чтобы согласно кивнуть, я почему-то произнесла в ответ нечто такое, о чем я в тот момент даже не думала:

— Ты соревнуешься со своим приятелем?

— В каком смысле?

— Мне кажется, что тебе страсть как хочется устроить с кем-нибудь свидание, потому что Юноскэ сегодня встречается с Эмой.

Ватару радостно расхохотался. Он смеялся долго, покуда не закашлялся. Прищурив глаза, с остатками смеха в голосе он сказал:

— Вот ты о чем? Ну да ладно, пусть будет по-твоему. Итак, мой приятель ушел на свидание. Оставил меня в полном одиночестве. И тут появляется девушка с лицом цвета персика. Она мила, честна и открыта. Поэтому я решил провести с этой девушкой сегодняшний вечер. Устраивает тебя такой сценарий?

— Очень даже, — улыбнулась я. — Более того, абсолютно в моем вкусе.

— Другая девушка, наоборот, рассердилась бы: «Как вы смеете так жестоко насмехаться надо мной, приглашая быть вашей спутницей только на один вечер!»

— Ну я не настолько утонченная особа, — сказала я. — Скорее, испорченная девчонка.

Ватару недоверчиво хмыкнул:

— Ты нисколько не испорченная. И очень симпатичная, даже если пытаешься строить из себя испорченную.

Я снова залилась краской. Прямо как сломанный светофор. Глубоко вздохнув, я зажгла еще одну сигарету «Эм-Эф», сделав вид, что не обратила внимания на его слова.

— Твоя тетя говорит что-нибудь насчет того, во сколько тебе положено быть дома? — с интересом спросил Ватару.

— Говорит. Только не она, а отец.

— И до скольки тебе надо вернуться?

— До семи. В общем можно и до половины восьмого.

Мне не хотелось, чтобы Ватару подумал, что со мной еще обращаются, как с ребенком, но он ничего не ответил.

Взглянув на часы, он произнес:

— Так, сейчас пять. Значит, то место уже открылось. Если мы пойдем туда прямо сейчас, то сможем посидеть там часика два. Как тебе?

Я взглянула ему в лицо и, подражая отрабатывающему произношение диктору, на подчеркнуто правильном японском произнесла:

— Прошу вас, давайте уже пойдем, пожалуйста.

Ватару размашисто кивнул и, подхватив счет, встал из-за стола. Торопливо загасив сигарету, я направилась за ним.

Ватару привел меня в винный бар, который находился в пяти-шести минутах ходьбы от «Мубансо». Бар только что открылся, поэтому внутри было прохладно и тихо.

Слушая «босанова» в исполнении Аструд Жильберто[24], я попивала холодное белое вино. Ватару болтал без умолку. О чем он тогда говорил, я сейчас даже и не вспомню. Слова, которые он произносил, сразу же проникали ко мне прямо в мозг и растворялись там без остатка. Он тараторил, не зная усталости, словно пишущая машинка. Слова одно за другим слетали с его губ, образуя вокруг меня настоящий водоворот из слов. Он много смеялся, много ел, а еще много пил. Я не сводила с него взгляда, в котором смешались изумление и восхищение. Он выглядел невероятно красивым и каким-то невероятно сияющим.