Павел Вадимов - Лупетта Страница 12

Пауза.

— Почему ты так на меня смотришь? Считаешь, что я поступила неправильно? Ну ведь между нами ничего не было, что и говорить. Не молчи, признайся, что ты думаешь? Я же тебе все рассказала!

Лет пятнадцать назад в антикварной лавке мне довелось отрыть учебный атлас психиатрии, датированный 1952 годом. Его разделы были дополнены произведениями известных художников — от Босха до Гойи, — наиболее красноречиво, по мнению авторов, иллюстрирующими клиническую картину того или иного заболевания. Главу «Сноподобные (онейроидные) галлюцинаторные картины» украшала графика австрийского экспрессиониста Альфреда Кубина, работавшего в группе «Синий всадник» вместе с Кандинским. Не знаю почему, но одна безымянная кубинская картинка испугала меня до полусмерти. Изображение было не страшным, а скорее бессмысленным. Но от этой графики, словно кладбищенским сквозняком, веяло иррациональным ужасом. Белый тощий человек... с развевающейся шевелюрой... похожей на длинный колпак... стоя на колесной тележке... будто лыжник с трамплина...летит из темноты по закрученным спиралью рельсам... которые обрываются в бездне...

Наверное, в этот атлас, изданный мизерным тиражом в период расцвета советской карательной психиатрии, его создатели вложили какой-то каббалистический подтекст, не поддающийся логическому осмыслению. Иначе почему маленькая иллюстрация на выцветшей странице произвела на меня куда большее впечатление, чем все картины Босха, Дали, Хельнвайна и Гигера вместе взятые? Белый призрак словно хотел передать мне некую невыразимую мысль, предостережение, но я не понимал зашифрованного послания и от этого еще больше пугался.

В одну прекрасную больничную ночь, галлюцинируя от многодневной бессонницы, я внезапно осознал, что напророчил мне чудак в белом, несущийся на колесе в пропасть. И когда просветление наконец- то наступило, захотелось рассмеяться на всю палату мефистофелевским смехом, но я решил, что это будет слишком театрально, и просто хмыкнул в подушку. А потом поправил на лысом черепе шапочку-сванку, защищающую от сквозняков, и занялся подкручиванием колесиков капельниц, чтобы выровнять уровни препаратов в бутылках. Эх, как много потеряли авторы медицинских пособий, не надумав выдавать больным, сидящим на жесткой химии, альбомы для рисования. Мы бы им тут такого наизображали, что новое издание учебного атласа психиатрии несомненно стало бы бестселлером.

Надо было что-то ответить, сказать, что я рад за нее, поздравить с удачным выигрышем хотя бы...

— Любопытное приключение. Но я считаю, что ты зря взяла эти деньги... Кстати, на что ты их собираешься потратить?

— Все забрала мама... Я сегодня хотела походить с тобой по бутикам, выбрать себе какую-нибудь одежду, но мама заявила, что эти доллары станут компенсацией за все деньги, которые она потратила на меня почти за двадцать лет. Обидно, конечно, но... Можно было отдать ей не все, наврать, что я выиграла меньше, но ведь ты знаешь, я не умею. Она сама меня так воспитала... Впрочем, когда я выходила, мама сказала, что часть этой суммы она собирается отложить на нашу поездку к морю ближайшим летом. В детстве она часто возила меня в Крым, но в последние годы было не до этого... Может, я еще выпрошу у нее что-нибудь, в конце концов это же мой выигрыш, да?.. Ну что ты такой серьезный, прямо как неродной, прекрати дуться, все же хорошо, поцелуй меня и... давай забудем об этой ночи... Договорились?

Я остановился и обнял ее. Поцеловал.

— Я тебе еще не все рассказала. Уранов уже успел позвонить мне сегодня утром и чуть ли не приказал встретиться с ним, как раз в то время, когда мы с тобой договорились. Так вот, я ответила, что не смогу. И что ты думаешь... он бросил трубку, даже не попрощавшись! Из серии — привык получать все без спроса... все что хочет. Он еще не понял, что не на ту нарвался!

Я, наверное, должен был гордиться моей возлюбленной, которая обвела вокруг пальца похотливого старика. Но никакой радости не было. Единственное, что я чувствовал, — пустота, оглушительная пустота. Даже язвительный бесенок внутри затих, видимо полагая, что сейчас мне не до него. Но почему, почему? Я же мог услышать сегодня совсем другое признание, да я, впрочем, и был к нему готов! К чему скрывать, я ждал, что наша сегодняшняя встреча будет последней, что Лупетта признается мне, что стала любовницей Уранова и он увозит ее завтра на Гавайи или Канары, что между нами все кончено, ведь я никогда, никогда не смогу предложить ей и малой толики сокровищ ювелирного короля! Тем не менее она осталась со мной, а не с ним, предпочтя богатства духовного мира своего рефлексирующего друга золотым горам потенциального любовника... Кто его знает, а вдруг выигрыш в казино был подстроен, может для Уранова с его возможностями это всего лишь хитрый трюк, удочка, на которую попадаются доверчивые жертвы? А моя Лупетта оказалась не такой! Наживку проглотила, но с крючка сорвалась. Так надо же радоваться, гордиться моей любовью и ценить ее осознанный выбор! Нужно отпраздновать хеппи-энд этого опасного приключения в ресторане, выпить за то, чтобы Уранов и дальше терпел фиаско в своих облавах на наивных журналисток, за то, чтобы Лупетта всегда делала правильный выбор и никогда не жалела о честности, к которой ее приучила мама... Но ничего подобного я не сказал, а просто повел Лупетту в театр.

Во всем этом было что-то неправильное, но я не мог до конца понять, что именно. Возможно, если бы я был до конца честен с собой, то подумал бы, что слепая любовь к Лупетте заставляет меня ревновать ее даже к самой возможности иного исхода прошедшей ночи. Но ведь это неправда! При всем желании я не способен превратиться в тупого ревнивца из анекдотов, мое самоуважение гораздо выше. Сойдемся на том, что я впервые почувствовал, как фабула наших отношений начинает обретать новое, неведомое мне измерение, для которого ревность — слишком узкое определение. Путь будет так. А то я совсем запутаюсь. Ладно?

Я никогда не боялся воды. Благодаря родителям, с детства возившим меня на юга, уже в первых классах школы я плавал как рыба, часами не вылезая из моря. Однажды я даже спас своего отца, который чуть не захлебнулся из-за того, что у него неожиданно свело ногу. Папа едва не утопил меня, пока я, отдуваясь и пыхтя, как ньюфаундленд, тащил его на себе к берегу. Один приятель как-то показал мне простой способ борьбы с судорогами: нужно изо всех сил потянуть кверху пальцы ноги и безжалостно пощипать себя за подошву. Мне довелось воспользоваться этим советом несколько раз: прием действовал безотказно. Конечно, в море подобные кунштюки вытворять неудобно, но если приспичит — другого выхода нет. Беда лишь в том, что многие пловцы, столкнувшись с судорогой, поддаются панике и забывают о полезных советах.

Попав в больницу, я понял, что отныне мне судороги на море не страшны. Врач сказала, что даже при самом благоприятном исходе болезни о море и солнце можно будет забыть до конца своих дней. Но я, как всегда, ошибся. Не с морем, а с судорогами. Первый раз это случилось утром. Я очнулся после недолгого забытья, вскинул голову, чтобы проверить, не «убежали» ли капельницы, и в это мгновение резкая судорога пронзила мою правую ногу. От неожиданности я так и подпрыгнул на койке, едва не своротив капельницу. «Наверное, мне ночью снилось море», — усмехнулся я про себя, привычным движением задрав пальцы, чтобы начать щипать ступню. Однако проверенный способ не помогал, напротив, от щипков судорога только усилилась. Стало не до шуток, и я ужом закрутился под одеялом, пытаясь лихорадочным массажем унять нестерпимую боль. Единственный ходячий сосед по палате, не вынеся моего зубовного скрежета, отправился за доктором.

— И давно это началось? — наклонилась ко мне Екатерина Рудольфовна.

Но я уже ничего не мог ответить, а только судорожно всхлипывал, глотал заливавшие лицо слезы и лихорадочно дрыгал ногой.

— Потерпи, все будет хорошо. Судорога случается из-за того, что гормональная терапия вымывает из организма магний и кальций. Сейчас навесим тебе еще одну капельницу, и скоро полегчает, — участливо добавила всезнающий врач, погладила меня по щеке и вышла из палаты.

— Ляжем, как продукты в холодильник, — надрывался приемник на соседской койке. — И, обнявшись, нежно там уснем. На прощанье нам больной светильник улыбнется кварцевым огнем!

Я вспомнил, что исполняющая эту песню группа называется «Ногу свело», и засмеялся сквозь слезы.

Интервью с Урановым Лупетта не стала продавать ни «Бизнес-Петербургу», ни другим изданиям, которые могли бы польститься на откровения знаменитости. Я почему-то с самого начала знал, что так оно и случится. Впрочем, уровень материала мне оценить не удалось: Лупетта почитать статью не предлагала, сам же я из гордости не спрашивал. А микрокассету вместе с диктофоном она упросила отдать ей в бессрочное пользование — для дальнейших журналистских подвигов. Правда, цитаты из монолога ювелира порой мелькали в наших разговорах. Однажды, сидя со мной на каком-то спектакле, она ни с того ни сего бросила: «Представляешь, Уранов признался, что у него было больше женщин, чем кресел в Большом театре». К чему это было сказано, я так и не понял.