Анне Рагде - Раки-отшельники Страница 12

Все годы, когда мать еще могла родить, она всячески этого избегала. Турюнн считала, что это во многом связано с тяжелыми воспоминаниями о четырех годах, которые она провела одна с Турюнн. Неразумно, может быть, но факт остается фактом.

Больше Турюнн с Гюннаром не общалась, зато несколько раз ночевала у матери и много с ней разговаривала. Все еще было слишком свежо, прошло всего две недели, и, очевидно, мать до сих пор полностью не осознавала случившегося. По счастью, добрые подруги были тут как тут. Они проклинали Гюннара вместе с матерью и от имени матери. Турюнн хотелось, чтобы мама использовала их активнее и не посылала бы ей смски и истерические голосовые послания. Сил звонить сейчас не было, надо выпить кофе с коллегами и расслабиться перед дорогой домой.

Третье сообщение было с неизвестного номера. Она открыла его. «Поедешь завтра кататься на санях? Можем встретиться в Маридалене».

Видимо, это Кристер, с которым она познакомилась в Новый год. Погонщик собак. «Возможно», — ответила она. Ответ от него пришел незамедлительно: «Оденься потеплее. В шесть часов». И смайлик.

И вдруг всю усталость сняло, как рукой. Вошел Сигурд и опустился на диван.

— Свежий кофе? Очень ксати. А пряники мне жуть как надоели, — сказал он.

— А я завтра поеду на собачьей упряжке! — объявила она.

— Ого! У тебя и такие есть знакомые? Я думал, ты общаешься только с приглаженными и выдрессированными собачниками, которые хотят, чтобы их собачки красиво вышагивали на поводке.

— Познакомилась в Новый год. На даче у друзей… Приглаженных друзей… А он зашел случайно, постоянно живет на даче и услышал, что у соседей праздник.

— Осторожно, Турюнн, — очень серьезно сказал Сигурд. Ближе всех в клинике она была дружна с ним. А то, что Турюнн вечно выбирает безнадежных мужчин, было широко обсуждаемой темой.

— У нас нет никакого романа, — ответила она. — Он только пригласил меня на прогулку.

— Эти погонщики — совершенно безбашенные и настоящие гуляки, — сказал Сигурд.

— Откуда ты знаешь? А если он действительно без башни, я тут же смоюсь.

— Если не успеешь влюбиться. Налей-ка мне кофе, нечего стоять тут с глупым видом и кофейником в руках.

В машине по дороге домой она позвонила и получила четкие указания, где припарковаться. «Там хорошая связь, — добавил он, — найтись будет несложно». Он приедет с семью собаками и покатает ее на санях.

Ей понравился его голос. Плюшевый мишка, вдруг оказавшийся в дверях дачи с совершенно белой лайкой-хаски на руках. Держал ее в объятиях, как комнатную собачку, подумать только! У лайки были ярко-голубые глаза.

— Я услышал такой жуткий лай, что подумал, надо вызывать полицию, — сказал он.

— Полицию? — удивилась Турюнн и все остальные хором. Они сидели вокруг камина, попивая пиво и закусывая копченостями.

— Ее, родимую, — ответил он и отпустил хаски. — Но теперь я вижу, у вас все в порядке. А собак здесь что-то не видно.

— Собаки на заднем дворе, и две из них в будке, — объяснил Аслак, брат Маргрете, который, собственно, всех пригласил.

— А что за собаки? — спросил вошедший, пока белая лайка обнюхивала пол.

— Два боксера, один пойнтер и две дворняги, — ответил Аслак. — Хотите пива?

— Да, спасибо. Меня зовут Кристер. А собаку — Луна. Она весит всего двадцать два килограмма, но ведет за собой всю упряжку. Держит всех под контролем и наводит порядок в рядах.

— Так у нее такая же работа, как у Турюнн! — засмеялся Аслак.

Она заперла дверь, стащила с себя всю одежду и забралась в душ. Запах лекарств и дезинфекции въелся в кожу и волосы. Она закрыла глаза, потянулась навстречу струе и подумала, как это замечательно. Вырваться из привычного круга забот, заняться чем-то необычным. Сидеть посреди январской тьмы в санях, ведомых семью собаками и мужиком, который всем управляет. Турюнн обрадовалась. Она помнила, что сегодня надо позвонить отцу, узнать, как он отнесся к идее нанять домработницу Завтра та придет в первый раз.

И матери позвонить, она ждет звонка.

Еще месяц назад оба они прекрасно справлялись, без ее помощи, и вдруг ее по уши затянула эта ответственность.

Эрленд говорил, она сама взвалила всю ответственность на себя. Но какая разница, раз ей это почему-то нужно. Эрленд приглашал их с матерью в Копенгаген, говорил, что планирует поить Сисси шампанским, пока пелена не спадет с ее глаз, и она не обнаружит, что мир полон красивых мужчин. Турюнн часто болтала с Эрлендом. С радостью слышала его голос, с интересом узнавала о его делах, каждый день новых. Теперь вот ему надо достать чучела домашних животных, настоящих. Она не сомневалась, что он их достанет. Ему даже была нужна лошадиная голова и часть шеи. Он по-прежнему утверждал, что в новогоднюю ночь ему звонил Маргидо. Но Турюнн не верила. Маргидо якобы был пьян, называл Эрленда «братишкой» и хвастался, что он на свидании. Турюнн предполагала, что пьян был Эрленд. Сама же она не заметила в Маргидо ничего нового, когда они обсуждали домработницу. Маргидо брал на себя все расходы, не такие уж существенные.

Она тщательно вытерлась и намазалась кремом и почувствовала покой. Захотелось выпить еще бокал вина и съесть бутерброд с сыром. Запечь его в микроволновке, как она любит, с тертым сыром и ветчиной посередине. И тут вдруг она решила не звонить ни отцу, ни матери. Взрослый человек, черт возьми, абсолютно в состоянии принять домработницу без какой-либо моральной поддержки, а мать пускай воет и жалуется своим подружкам. Сегодня она будет отдыхать. Освободит себя от ответственности, наденет халат, шерстяные носки, будет есть и пить вино, смотреть какую-нибудь чушь по телевизору, ляжет пораньше и будет предвкушать завтрашний вечер. Подумает о Кристере, о его юркой голубоглазой собачке и о его руках.

Руки она запомнила лучше всего. Широкие, морщинистые, сильные. Руки. И запах, когда он обнял ее на прощание, проговорив не один час о собаках, едва касаясь личных вопросов — достаточно только, чтобы понять, что он живет один на даче, да и она тоже одинока и свободна. Наверное, он приложил много сил, чтобы раздобыть ее телефон, — подумала она, но потом вспомнила, что он спросил ее фамилию. Значит, с самого начала собирался ей звонить.

Однако она ничего о нем не знала, кроме того, что сказал Сигурд — такие люди безбашенные.

Пока и этого довольно.

…

Как он этого не хотел… Он надел чистую рубашку, вязаную кофту надевать не стал, она была грязной спереди. Потом сел на кухне ждать. Она собиралась приехать в час. Отец сидел в гостиной и читал эти бесконечные свои книги о войне, держа лупу в дрожащих руках над каждой фотографией.

Тур постукивал пальцами по пластиковому столу под серый мрамор и вытягивал шею, заглядывая за нейлоновую занавеску на окне, хотя прекрасно знал, что заранее услышит подъезжающую машину. Погода стояла ясная, приглушенный январский свет, нелепое низкое солнце, от которого никакого толку. Снег после оттепели затвердел и блестел. Нет, он этого очень не хотел. Пойти бы в свинарник, переждать все это дело, но ведь надо ее встретить.

Уж от Маргидо никак нельзя было ожидать таких гнусных проделок. Что он потребует от Тура согласиться на домработницу ради Турюнн. Придется им здесь мириться с тем, что посторонний человек будет шататься по дому ради Турюнн. При том, что сама она живет где-то в своем Осло!

— Черт! — сказал он и хлопнул рукой по столу. Отец заерзал на стуле.

— Она приехала? — спросил он.

— Нет.

— А-а.

— Кажется, ты доволен. И расстроен, что ее еще нет?

— Да нет.

— Тут не до веселья, скажу я тебе! — взъелся Тур. — Так что помалкивай! Наговорился уже!

В гостиной повисла тишина. Тур встал и подошел к дверям рассмотреть сгорбленную фигуру в кресле, лупу, взлохмаченные пряди жирных седых волос вокруг блестящей лысины.

— Мог бы сперва мне сказать, — продолжал он. — И избавить меня от разговоров с Маргидо о том, что ты хочешь в дом престарелых.

— Я сказал Турюнн. Это уже она…

— Турюнн, конечно, тебе поможет, сидя в своем Осло, как же! К тому же ты здоров! Просто стар. А это не одно и то же.

— Я не принимаю душ, — прошептал отец.

— Не принимаешь душ? Вот уж отличный повод отправиться в дом престарелых! И домработница эта — из-за твоих жалоб. Ты во всем виноват! Мы бы прекрасно справились, без всей этой ерунды!

Он сунул руки в карманы и вернулся на кухню. Глубоко вздохнул и уставился на пустую кормушку, потом снова подошел к двери.

— Нет, ты не виноват. Просто мне плохо от одной мысли, что тут раз в неделю будет шастать посторонний человек! Хватило бы и раз в месяц.

Отец кивнул, но Тур знал, что каждый его кивок был враньем, отец радовался гостям, на Рождество, когда дом был полон народу, он просто расцвел. Он выпивал, рассказывал о войне, краснел от волнения, очень на него непохоже. И не смог удержать при себе правду, от которой их надо было уберечь.