Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1 Страница 12

- Вот сигареты.

Она вытащила из пачки одну, Вилли поднёс ей зажжённую спичку. Затянувшись глубоко, придержав дым, а затем медленно выдохнув его, оживила глаза, верно, придя к какому-то решению, произнесла медленно и решительно, глядя на Вилли уже с улыбкой:

- Так ты говоришь, хорошо бы здесь, в этом доме, остаться? Так вот, я так и сделаю!

- Вы же просили не оставлять вас? – напомнил Вилли.

Эльза ухмыльнулась, снова глубоко затянулась, сбила пепел в пепельницу:

- А зачем бежать? Куда мы пойдём? Мой дом здесь. – «Ого, уже – мой!». - Пусть приходят русские…

- И они придут, и скоро, может быть, уже сегодня или завтра, - скороговоркой убеждал гауптштурмфюрер. – Представьте, как они ввалятся сюда толпой. Мордатые рыжие Иваны с усами, грязные и пьяные, с плотоядными улыбочками, подойдут к вам, возьмут за руки…

- Бр-р! – вздрогнула и повела плечами Эльза. И тут же успокоилась. – Не одни же солдаты. Будет же с ними какой-нибудь офицер. Неужели он не захочет защитить меня от солдатни. Хотя бы для себя… Придётся перетерпеть. Я уже прошла этот путь однажды. Ты что думаешь, Гевисман сразу мне достался? – напала она на Вилли. – Нет, до этого были мелкие свиньи. Сколько мне сил стоило добраться до Гевисмана, до этого дома! И теперь уходить? Нет, никогда! Есть опыт, и я им воспользуюсь. Вот посмотришь, - «хотелось бы», - у меня, в конце концов, будет жить русский полковник или даже генерал, но ему придётся самому добираться до меня, я сумею так сделать. Разве мне не по силам? Пусть обнюхивают и дерутся, достанусь я тому, кого выберу. Не вечно же они здесь будут, а когда уберутся, мой генерал оставит мне этот дом. Отдаст?

- Как вы…

Она вздёрнулась, бросила недокуренную сигарету, не затушив её, и дым извивающейся струйкой потёк над столом.

- Мальчишка! Как ты смеешь! Я старше тебя и лучше знаю эту проклятую жизнь. Я – женщина, в конце концов, что я могу? Как себя защитить? Вы же все разбежались. А я жить хочу! Подыхай, если тебе хочется, а я буду жить, и дом этот будет мой, а ты – тоже мерзавец! И все вы мужчины – мерзавцы! Скоты! Вам лишь бы переспать с женщиной.

Лицо её перекосилось, она уже начала пьяно заводиться, и чем это кончится – неизвестно, вероятнее всего – слезами. Чтобы разрядить надвигающуюся ссору, Вилли встал, потянулся, сказал миролюбиво:

- Я не претендую на «переспать». Я просто хочу спать.

Не обращая больше внимания на Эльзу, он достал новую банку с ветчиной, вскрыл и разогрел прямо в банке. Прихватив грязным полотенцем, пошёл на выход, у двери снова послушал звуки снаружи. Не услышав ничего опасного, отпер дверь и сошёл к Рексу. Тот лежал в будке и уже спокойно смотрел на Вилли. Миска была пуста. Гауптштурмфюрер вывалил туда всю подогретую ветчину, огляделся. Вокруг было пустынно, всё так же стреляли и взрывали вдали, и где-то недалеко лязгали гусеницы. Поёжившись, он ушёл в дом, снова заперев двери. Эльза всё ещё сидела в кухне и пила что-то из бокала. Не сказав ни слова, не остановленный ею, Вилли поднялся на второй этаж в большую гостиную рядом со спальней, где стоял широкий кожаный диван в матерчатом чехле. Снял мундир и рубаху, присел и с натугой стянул сапоги. Резко шибануло запахом давно не мытых запотевших грязно-бледных ступней с фиолетовыми ногтями. Нет, так спать он не будет. Надо вымыть хотя бы ноги. Сбросил брюки и пошёл в ванную. Вода оказалась не так холодна, как он ожидал, накопленная в большом баке на чердаке дома и подогретая его теплом. Её прохлада была даже приятна, и он с удовольствием смотрел на отмытые бело-розовые ступни с неровными, так и оставшимися фиолетово-чёрными ногтями. Посидев немного на краю ванны, он решительно снял кальсоны, включил душ и залез, покряхтывая и похохатывая, под его освежающие прохладные струи, ожесточённо растирая тело руками. Намылиться он не решился, и без того освежающая волна пронизала всего, освободила голову от давящего хмеля, и гауптштурмфюрер мысленно похвалил себя за решимость. Тело стало новым, и он с удовольствием обтирал его найденным полотенцем, предвкушая долгожданный сон. Скоро стало тепло, а из зеркала на него смотрела радостная мальчишеская физиономия, и морщины куда-то подевались. «Ещё живём!» Грязные забрызганные кальсоны надевать не хотелось. Вилли снял с вешалки большое банное полотенце и, обмотав им бёдра, пошёл босиком устраиваться на сон.

В полусумраке плотно зашторенной гостиной он добрался до дивана, с отвращением отбросил подальше сапоги с носками, умиротворённо вытянулся на холодящей мягкой поверхности и закрыл глаза. Успел ещё подумать, что нужно попросить Эльзу, чтобы она разбудила его через час, поскольку приход русских был вполне реален, и к нему надо бы подготовиться, но не хотелось думать ни об этом, ни о чём-либо вообще. Всё поплыло, и он заснул.

-14-

Проснулся гауптштурмфюрер оттого, что никак не мог оттолкнуть навалившегося на него убитого им немца-пехотинца в кабинете дома-крепости. Тело убитого нестерпимо давило, а мёртвые глаза, всё увеличиваясь и расширяясь, приближались к глазам Вилли, а он всё пытался закричать, но не мог и проснулся. На него близко и спокойно глядели голубые глаза Эльзы, а сама она лежала на Вилли, положив прохладные ладони ему на лоб.

- Попался? Ты так дёргался, мычал и вертел головой, что можно было подумать, что тебя уже изловили русские. А это я. Будем мириться?

И тут он увидел её голые груди, которые упирались в его голую грудь, и почувствовал, как тепло и приятно там, где прикасались соски. Осторожно поднял руки, легко и нежно положил их на её спину и медленно повёл ладонями по гладкой прохладной коже к ягодицам. Она была голой! И он – тоже! Его набедренное полотенце было откинуто, и он разом почувствовал давящую теплоту её тела. В висках застучало, краска прилила к лицу. Вернув руки на спину Эльзы, он слегка прижал её к себе, и она, ощутив взаимность, взяла его голову обеими руками и прильнула к его губам, теснее прижимаясь то грудью, то бёдрами. Вилли опалило её жаркое прерывистое дыхание со сладковатым запахом джина, он медленно и осторожно перевернул её под себя, и они, помогая друг другу, отдались желанной близости, не торопя её завершение. Закончив, Вилли попытался встать, Эльза остановила:

- Подожди. Полежи немного так.

Он оперся локтями, давая свободу её груди, Эльза глубоко вздохнула, открыла глаза, притянула его к себе, крепко и звучно поцеловала в благодарность и только тогда разрешила:

- Вставай.

Они поочерёдно голышом сходили в ванную и привели себя в порядок. В ожидании Эльзы Вилли принёс из её комнаты подушки, одеяло и бутылку её любимого джина. Опять очень хотелось есть. Он сбегал на кухню и захватил оттуда бокалы, вилки и оставшуюся в керамическом бочонке колбасу в смальце. Трусцой прибежала Эльза из ванны.

- Хо-о-лод-но…

Увидела бутылку.

-О-о-о! Погреемся! Ты мне всё больше и больше нравишься.

Не одеваясь, залезли под одеяло, сели, опершись спинами на подушки и уместив между собой бочонок. Вилли разлил джин по бокалам, бутылку с остатками поставил на спинку дивана.

- За наше здоровье! – опять не придумал он ничего лучшего.

- Только так! За самое главное, мой генерал, - согласилась Эльза.

Он поморщился при упоминании о генерале, она заметила, притянула одной рукой его голову к себе, поцеловала.

- Перестань. Живём сегодня!

Выпили и дружно заработали вилками и зубами, весело глядя друг на друга, похохатывая, обнявшись, тесно прижимаясь друг к другу боками так, что ему пришлось есть левой рукой. Потом она ещё выпила, а он только пригубил, потом ещё, и вскоре оба осоловели и от любви, и от еды, и от джина. Опять потянуло в сон. Вилли собрал всё с дивана, отнёс на стол, уложил подушки, потом Эльзу, и сам спрятался к ней под одеяло, ощутив разжигающее тепло её грудей и живота, запах пота. Снова возникло обоюдное желание, и снова им обоим было хорошо, потому что оказались они бережливыми друг к другу. И сразу же уснули, как провалились.

-15-

Проснулся Вилли от тишины. Он сразу даже и не понял, а потом удивился, насторожился и долго размышлял, почему она. Неужели войне – конец?! Вряд ли так сразу. Возможно, только здесь. Осторожно высвободил руку из-под головы Эльзы, подошёл к окну, слегка отодвинул штору и сбоку выглянул в окно. Всё ещё был день, всё ещё было пустынно, но теперь и тихо. На цыпочках, стараясь не шуметь, вернулся к дивану, пошевелил свою неожиданную любовь за плечо:

- Эльза! Эльза! Ты слышишь? Кажется, война кончилась.

Она недовольно, с ворчанием, пошевелилась, потянулась, высвобождая красивые руки, потом снова зябко спрятала их под одеяло. Повернулась на бок, свернулась калачиком, откликнулась, наконец:

- Мы победили? Давай спать. Я хочу спать.

- Эльза, да проснись же ты! Тихо вокруг. Не стреляют. Войны нет больше.

Она открыла затуманенные то ли сном, то ли алкоголем глаза, подумала, потом с усилием приподняла туловище и уселась на диване под одеялом, прислонившись к спинке.