Дуглас Кеннеди - Искушение Дэвида Армитажа Страница 12

Бобби ответил по сотовому после третьего звонка. В трубке слышались громкая техно-музыка и звук автомобильного мотора. Мне закралась в голову мысль, что мой приятель чего-то нанюхался.

— Дейв, ты припозднился, — сказал он.

— Я звоню в неудачный момент?

— Если я тебе скажу, что я лечу со скоростью девяносто километров по десятому шоссе с крошкой гавайкой по имени Хител Фонг, которая играет моим членом, когда мы разговариваем, ты мне поверишь?

— Нет.

— И будешь прав. Я как раз еду домой после продолжительной беседы с двумя очень умными венесуэльцами…

— Бобби, о чем Флек думал, скопировав мой сценарий?

— А… так до тебя дошло?

— Да, дошло, и мистера Флека ожидают большие неприятности. Я могу начать с того, чтобы заставить Элисон подать иск в суд…

— Слушай, я знаю, что еще и трех нет, но куда подевалось твое чувство юмора? Пойми, Флек делает тебе комплимент, жопа ты с ручкой. Очень большой комплимент. Он хочет сделать твой сценарий. Это будет его следующий проект. И он заплатит тебе за него большие деньги.

— Но при этом он собирается выдать мой сценарий за свой?

— Дейв, этот парень стоит двадцать миллиардов. И он не тупой мошенник. Он знает, что твой сценарий — это твой сценарий. Все, что он делает, так это оригинальным путем говорит тебе, что сценарий ему нравится.

— А не проще ли было просто взять и сказать мне, как ему нравится то, что я написал? Не мог позвонить сам, поручил бы своим людям поговорить с моими людьми…

— Что я могу сказать… Фил для всех загадка. Но, слушай, на твоем месте я бы был польщен. Теперь Элисон может выдрать из Фила крупные суммы за сценарий.

— Мне надо об этом подумать.

— Ой, да будет тебе. Выпей таблетку от депрессии и ложись спать. Утром тебе все покажется очень забавным.

Я повесил трубку и внезапно почувствовал себя очень усталым. Настолько усталым, что мне совершенно не хотелось думать об игре, которую затеял этот чертов Филипп Флек. Но прежде чем нырнуть в постель, я положил оба сценария на кухонный стол, открыв первую страницу и там и там. Рядом я положил записку для Салли: «Дорогая! Твои мысли насчет этого дубликата? С любовью, Д.».

Затем я прокрался в спальню, улегся и мгновенно уснул.

Когда через четыре часа я проснулся, Салли сидела в конце кровати и протягивала мне капучино. Услышав мои невнятные слова благодарности, она улыбнулась. Я заметил, что она уже одета. Затем я обратил внимание на два сценария, которые Салли держала под мышкой.

— Ты в самом деле хочешь знать, что я по этому поводу думаю? — спросила она.

Я отпил глоток кофе и кивнул.

— Ну, если честно, то в этом сценарии нет ничего особенного, верно? Квентин Тарантино в семидесятых не стал бы делать такой фильм.

— Благодарю покорно.

— Ты хотел услышать мое мнение, вот я его и высказываю. Ведь это незрелый сценарий, согласись. И прямо надо сказать, первая сцена перегружена. В смысле, тебе сноски на Малера, возможно, кажутся забавными, но с сегодняшней аудиторией это не пройдет.

Я отпил еще глоток, затем сказал:

— Что еще?

— Эй, я не говорю, что сценарий бездарен. Наоборот, в нем есть все признаки, которые потом принесли тебе такой успех. Все дело в том, что с той поры ты прошел длинный путь.

— Верно, — сказал я, не в силах скрыть обиду.

— Ох, ради бога, Дейв! Ты же не ждал, что я буду хвалить работу, которая этого не заслуживает, так?

— Разумеется, ждал.

— Но это было бы нечестно!

— Какое отношение к этому имеет честность? Все, что меня интересовало, это твое отношение к попытке плагиата, затеянной Флеком.

— Плагиата? Ты только послушай себя! Ты ничем не отличаешься от авторов, с которыми мне приходилось встречаться. Ни намека на чувство юмора, когда дело касается работы. Ну, сыграл он с тобой небольшую шутку, ну, решил посмотреть, как ты прореагируешь на это… Ты разве не просек? Неужели тебе не понятно, что он хотел сказать?

— Почему, понятно: он хочет стать соавтором моей работы.

Салли пожала плечами:

— Да, Дейв, ты прав. Тебе придется заплатить именно эту цену, если он станет снимать фильм по твоему сценарию. И ты должен на это согласиться.

— Почему?

— Ты и сам знаешь почему: таковы правила игры. И еще потому — если говорить правду, — что это далеко не лучший сценарий из когда-либо написанных. Так почему бы не взять Фила в соавторы?

Я ничего не сказал. Салли пододвинулась и поцеловала меня в макушку.

— Не дуйся, — произнесла она. — Но врать тебе я не буду. Это старый, протухший продукт. И если восьмой по списку богач Америки хочет его купить… бери деньги не раздумывая, даже если тебе придется взять его в соавторы. Поверь мне, Элисон скажет тебе то же самое.

— Ну, надо отдать должное этому типу, — сказала Элисон, когда я позвонил ей, чтобы сообщить о забавах Филиппа Флека. — Весьма извращенный способ привлечь твое внимание.

— И дать мне понять, что хочет стать соавтором.

— Подумаешь! Это же Голливуд. Даже парковщики считают, что заслуживают упоминания в сценарии. И вообще, это не лучшее твое произведение.

Я промолчал.

— Ох уж это обидчивое молчание, — сказала Элисон. — Наш автор сегодня утром слегка чувствителен?

— Да. Слегка.

— Телевидение тебя испортило, Дэвид. Ты теперь считаешь, что ты — Мистер Творческий контроль. Но помни, если по этому сценарию будет сниматься фильм, речь идет о полном метре. А ради такого можно пойти на любые компромиссы.

— Это же комедия, Элисон…

— Слушай, в руках Флека из нее вполне может получиться жуткий кошмар. Ты когда-нибудь видел «Последний шанс»?

— Пока нет.

— Найди диск и повесели себя. На мой взгляд, это самый ненамеренно смешной фильм из когда-либо снятых.

Я так и поступил. В тот же день я взял фильм в соседнем «Блокбастере», собираясь просмотреть его в одиночестве, до того как Салли вернется домой. На всякий случай я запасся пивом, настраиваясь на развлечение.

Ждать долго не пришлось. Фильм начался с крупного плана гибкой и тонкой девицы по имени Пруденс. Она была одета в длинный развевающийся плащ. Через мгновение камера переместилась назад, и я обнаружил, что девица стоит на скалах явно пустынного острова и смотрит на грибообразный взрыв вдалеке. Ее глаза расширяются от ужаса, мы слышим, как она говорит:

— Мир кончается… на моих глазах.

Ничего себе заявочка!

Через несколько минут в кадре появляется вторая девица, такая же гибкая и тонкая. Единственное отличие — на ней очки в роговой оправе. Девицу зовут Хелен, она замужем за сумасшедшим художником Германом, рисующим впечатляющих размеров абстрактные картины, на которых, должно быть, изображены апокалипсические сцены кровавой бойни.

— Я пришел сюда, чтобы избавиться от материальных оков общества, — говорит Герман Хелен, — но теперь общество полностью исчезло. Итак, наша мечта наконец сбылась.

— Да, любовь моя, — отвечает ему Хелен. — Это так. Наша мечта сбылась. Но есть одна проблема: мы должны умереть.

Четвертым членом этого милого квартета оказывается шведский отшельник, которого зовут Хелгор. Он что-то сооружал в дальней лачуге в углу острова, я так и не понял что именно. Хелен была в него влюблена, но он поклялся отказаться от секса, не говоря уже об электричестве, туалете со спуском и всего остального, что не выросло на земле. Но, услышав, что миру приходит конец, он решает отказаться от клятвы насчет совокупления и позволяет Хелен соблазнить его. Когда они опускаются на каменный пол его лачуги, он говорит ей:

— Я хочу попробовать твоего тела. Я хочу испить твою жизненную силу.

Попутно выясняется, что безумный Герман трахает Пруденс, к тому же она уже беременна. В один из моментов Пруденс заявляет ему:

— Я чувствую, как во мне растет жизнь, и это в то время, когда смерть обволакивает все.

Разумеется, Хелен узнает, что Герман изменяет ей с Пруденс, а Хелгар проговаривается, что он трахает Хелен. Парни дерутся, потом следует полчаса задумчивого молчания, которые заканчиваются перемирием и тягомотными рассуждениями о природе существования.

По режиссерской задумке все оставшееся время герои перемещаются по большому каменному плато, расчерченному на белые и черные клетки, как в шахматах. Далекий материк пылает в ядерном пекле, токсичные облака начинают опускаться на остров, и квартет решает встретить свою смерть с высоко поднятыми головами.

— Мы не должны умереть от удушья, — говорит сумасшедший Герман. — Мы должны войти в пламя.

И они погружаются в лодку, чтобы плыть к преисподней под звуки «Путешествия Зигфрида по Рейну» Рихарда Вагнера.

Экран темнеет. Титры.

Когда фильм закончился, я несколько минут сидел в кресле совершенно одуревший. Затем позвонил Элисон и долго твердил ей о том, какой это отвратительный фильм.