Дора Карельштейн - Дурочка Страница 12

Туалет являл собой байковое платье чудной расцветки: на чёрном фоне редко разбросанные яркие цветы.

К тому же имелась кайма, которая была расположена по низу юбки и окаймляла вырез шеи, не без смелости открывая пространство, которое при достаточном росте партнёра по танцу, давало пищу для фантазии и воображения.

Объём талии соответствовал месячному бюджету в четырнадцать рублей.

Зато то, что находилось ниже талии, явно превышало бюджетные возможности и отвлекало на себя внимание, оставляя в тени «ножки» в валенках.

Элегантная обувь и изысканный туалет, однако, дополнялись чудесной волной чёрных волос почти до талии да полными надежд и ожидания коричневыми глазами, из которых рвался огонь любопытства и нетерпения.

С принцами в институте торговли, видимо было трудно.

Нашёлся Дон-Жуан. Рост он как раз имел достаточный, чтобы вообразить себе всё, что находилось между первой и второй каймой, не утруждая себя разочарованиями по поводу содержимого пимов.

Он был чрезвычайно галантен для претендента на торговую карьеру.

Заглядывал в глаза, обнимал за бюджетную талию, привлекая к себе поближе не бюджетное продолжение её.

Я имела «бешеный» успех в пёстрой череде сексуальных претендентов, предлагавших, увы, не руку и сердце, а нечто иное.

В качестве провожатого предпочтение было отдано указанному выше кавалеру.

Не исключено, что он был яркой личностью, я не хочу умалять его достоинств.

Мне он казался Богом уже потому, что учился в институте, а я всего в медицинском училище.

Кроме того, он был высоким, (видно на расстоянии) а мой рост– полтора метра.

Увы, больше ничем он не запомнился, ни лицом, ни мыслями.

Он хотел любви и немедленно!

А я всё ещё придерживалась того же классического лозунга: «Умри, но не дай поцелуя без любви!»

Иными словами, в чём-то наши желания совпадали.

Я тоже хотела любви, но по наивности и литературному воспитанию понимала её не в таком пожарном темпе.

Теоретически противоположное толкование этого всеобъемлющего понятия как любовь, привели к неравной схватке двухметрового самца с полутораметровой поборницей романтической любви.

Боевые действия не дошли по накалу до предела, именуемого насилием, но и не опустились до шкалы, называемой нежностью.

К тому же, инстинкт самосохранения предостерёг меня идти с ним на окраину города, что, несомненно, решило бы исход встречи не в мою пользу.

Я остановилась у освещённого здания в центре города, нагло заявив, что живу здесь.

Поэтому первое знакомство с одним представителем из тех, о ком я так мечтала, закончилось только недоумением и разочарованием.

Поцелуй, который оценивался в жизнь, остался при мне, а я больше не представляла интереса для будущего завмага.

Много ещё будет подобных встреч!

Каждая что-то уносила, добавляя чёрной краски, но иллюзии оставались.

Большинство женщин хочет добра и радости себе и окружающим, делают всё для этого, но ничего не получается.

Почему? В чём ошибка?

Из Новосибирских воспоминаний ещё несколько.

Все они из той же области: женщина-мужчина, мужчина – женщина.

Никто, ни один молодой человек или мужчина мной не интересовались, никто не предлагал мне свою дружбу или внимание.

Мечтая о любви, (совсем не платонической…) я должна была, (укрощая себя) отбиваться от секса.

На квартире за городом, где я жила, жил ещё один парень.

Однажды ночью он присел ко мне на мою железную коечку, бормотал что-то несвязное, пытаясь меня потеснить.

Он дрожал и был противен.

Убедившись, что я могу закричать, он, раздосадованный, ушёл, шёпотом ругаясь.

Маленькие, противные эпизоды, которые почему-то застревают в памяти.

Вероятно из-за отсутствия встреч с большими, значительными людьми.

День рождения у соседей. Муж соседки (один инженер, к тому же еврей, на всю окраину) вместо того, чтобы хлестать самогонку и истошно, как все вокруг, орать русские народные песни, целый вечер разговаривал и танцевал со мной.

И, хотя компания опустошила не один кувшин горючего, и, казалось, «лыка не вязала», тем не менее, на следующий день, насплетничавшись вволю, решили не наблюдать за развитием возможного романа, а пресечь его до того как!

Решительные и бескомпромиссные сибиряки предложили мне освободить угол, нисколько не заботясь обо мне и не беря в расчёт, что не я ухаживала за соседом, а он за мной.

Как всегда, за всё в ответе эти «бедные» женщины..

Сняла новую "квартиру ”, но прожила там недолго, подоспело освобождение и я уехала, а на квартире остались жить, приехавшие позже ко мне мама и Броня.

Мама рассказывала, что хозяин этой квартиры, когда напивался, то кричал, что любил меня.

Слава Богу, меня уже там не было, иначе опять бы выгнали, оберегая и боясь потерять, пардон, козла – алкоголика.

И заключительные Новосибирские воспоминания.

Ко мне приезжала в гости Люся Курносова, и мы вместе поехали во время каникул домой.

В том же доме колхозника, куда я впервые приехала, мы нашли грузовик, который ехал в Пихтовку.

Водителями были два молодых парня.

Предприятие с самого начала было опасным. Рискованно двум девушкам ехать через тайгу с двумя чужими мужчинами.

Но выбора не было, а мы по наивности считали, что все люди хорошие.

»Хорошие люди» нам позже признались, что они не были такими хорошими и с самого начала имели совершенно конкретные планы.

Но мне «повезло».

Ехали мы в кузове, где с обеих сторон к бортам были прибиты планочки, на которые вместо скамеек укладывались доски.

Другой опоры, кроме планок, эти «скамейки» не имели.

Дорога состояла из ухаб и ям.

Машину высоко подбрасывало на ухабах, чтобы потом не очень плавно грохнуть в яму.

На одной из особо выдающихся ухабин машину так грохнуло, что доска-скамейка, на которой я сидела, сорвалась.

Из-за негнущегося бедра, нога была подогнута под скамейку.

Рухнувшая скамейка, всей своей и моей тяжестью придавила левую, больную ногу.

Подняться сама я уже не могла. Нога мгновенно посинела и распухла.

Я покрылась холодным потом. От боли, до крови прикусила нижнюю губу, которой всегда от меня достаётся при самых сильных ощущениях удовольствия или боли, но сознания я не потеряла.

Эта беда случилась на середине пути между Новосибирском и Пихтовкой, в тайге, где между населёнными пунктами расстояние измеряется многими десятками километров.

Поневоле этим парням пришлось быть хорошими людьми.

Они по очереди носили меня на руках в лес по моим надобностям.

Чтобы не упасть, я доверчиво обнимала их за шею, а им ничего не оставалось, как быть рыцарями.

К ночи мы добрались до какой-то хаты-трактира.

Было тревожно. Я всю ночь не спала от боли и страха.

Хозяин и его два сына были огромные хмурые, молчаливые сибиряки.

Все пятеро мужчин сидели за столом, пили самогон и о чём-то тихо переговаривались.

А мы две дурные одинокие овечки лежали на полу и ждали, что с минуты на минуту нас изнасилуют, убьют и закопают в тайге.

И никто бы никогда нас не нашёл.

Но ничего трагического не произошло. Мужики улеглись на полу в один ряд с нами, и тут же намертво заснули.

Наверное, всё-таки моя несчастная левая конечность спасла нашу с Люсей бесценную девственность, а двух наших шофёров обратила в хороших людей, избавив их от роли злодеев – насильников, которую они собирались сыграть, отправляясь в путь в обществе двух наивных и доверчивых подруг.

ОТСТУПЛЕНИЯ.СТРИПТИЗ – МОНОЛОГИ. ПЕРВЫЙ.

Деньги я бы сравнила с сексом и добавила бы сюда два нелитературных выражения:

«пудрить мозги» и «вешать лапшу на уши».

Почти никто не смеет признаться, что денег и секса мы жаждем задолго до того, как чётко это сознаем.

Ещё раньше, нам пудрят мозги и вешают лапшу на уши, чтобы убедить не хотеть ни того и ни другого.

Деньги называют презренным металлом, а секс – плотским вожделением и грязной похотью.

Однако от этого они не становятся ни презренными, ни грязными.

Если что-то и доставляет истинное чувство свободы и освобождения, счастья и наслаждения, то именно эти два достояния.

Особенно если к ним добавить немного ума и сердца, которые помогут деньги превратить в могущество, не опускаясь до мотовства, а секс – в любовь, не опускаясь до разврата.

Деньги и любовь могут сделать человека счастливым дважды.

Человек делает деньги, потом деньги делают человека.

Человек возносит свою любовь, потом любовь дарит ему крылья.

Тысячелетия помогли набело запудрить мозги и намертво присобачить лапшу к ушам.

Мы якобы верим, что война, политика и десяток различных религий – это хорошо, истинно и важнее всего личного.

Однако, на деле терпим всё это, потому, что стремимся к деньгам и любви, провозглашая обратное.

Сколько ещё потребуется тысячелетий, чтобы очистить мозги, открыть уши и прозреть?