Алексей Слаповский - У нас убивают по вторникам Страница 12

— Фурией! — с удовольствием подсказала Маша.

— Да. Выбежала фурией Ирина и закричала, что за ним есть теперь кому ухаживать, и начала тряпкой все выти­рать, а потом принесла тазик и нарочно вымыла так, чтобы все стало мокро. Гергий в это время заснул у двери, Ири­на потащила его в квартиру, а он начал на нее нецензур­но возмущаться, а она закричала, что такими словами он может обзывать жену, а она не позволит. И утащила Геор­гия, — Людмила подумала и добавила, помня, что в кни­гах есть красивые сравнения с животным миром. — Как хищная птица утаскивает добычу в свое гнездо! После это­го Георгий не показывался, из чего следует вывод, что она продолжала его держать в алкогольном дурмане, а сама предприняла самые непредсказуемые последствия. Она вызвала сначала милицию, но милиция, воочию убедив­шись в ситуации, не сочла нужным забирать Ольгу, так как не видела состава преступления, так как Ольга не вры­валась в квартиру, а просто сидела, а документы у нее все были при себе и в порядке. Тогда Ирина вызвала психиа­трическую бригаду, но психиатры как приехали, так сра­зу и уехали, поняв с одного взгляда, что еще неизвестно, кто тут на самом деле психованный. Тогда Ирина решила поступить в частном порядке и позвала на помощь своего брата с другом. Брат и друг взяли Ольгу за руки и за ноги и пытались втащить в лифт, но у Ольги оказались неимо­верные силы сопротивления. Она расцарапала щеку одно­му и чуть не вырвала пальцами глаз у другого, тогда один из мужчин ударил ее.

— Гад! — сказала Маша, всхлипнув и презрительно по­смотрев на Глеба Галкина, который сделал вид, что он тут ни при чем.

— После этого они испугались, потому что из лица у Оль­ги пошла кровь, и ушли, поссорившись с Ириной и сказав, что они ничего не могут сделать, когда им наносят такой физический ущерб, а в тюрьму им неохота. Так Ольга сидела на лестнице несколько дней, никуда не отлучаясь. Она ниче­го не ела и не пила. Она даже не ходила куда-то.

Людмила запнулась. Речь шла о деликатном деле, ей не сразу пришли на ум слова, выражающие это художественно. И — недаром она столько читает! — она вспомнила такие слова.

— Она даже не ходила куда-то по неотложным физиологи­ческим проблемам, а свои естественные потребности отправ­ляла в мусоропровод, стараясь это делать аккуратно во избе­жание конфликта с жильцами. Но потом этих потребностей уже не осталось. Ольге стало совсем плохо, а Георгий и Ири­на закрылись и сидели в квартире, как мертвые. За все вре­мя только одна старушка вынесла Ольге стакан воды и этим поддержала ее угасающие силы. И эта же старушка принесла ей кусок хлеба с маслом. Ольга жадно набросилась на него, но тут же у нее начались страшные боли в животе, настолько сильные, что она потеряла сознание. И ее без сознания отвез­ли в больницу, когда она этого не чувствовала.

Людмила замолчала. Отпила чаю. Глеб и Маша не торо­пили, они понимали, что в этом месте нужно сделать пере­дышку. Сделав еще несколько глотков (Маша тут же подли­ла свежего), Людмила сказала:

— После недельного заболевания Ольгу отпустили до­мой. Она больше не поехала на ту предательскую квартиру. Она взяла отпуск и отгулы и просидела дома целый месяц. Она даже не могла поехать к дочери, которая была ее един­ственным утешением, чтобы не напугать ее своим видом. И однажды раздался звонок в дверь.

— Явился! — воскликнула Маша, угадав это своим жен­ским сердцем.

— Да, это явился Георгий. Он явился с вещами и сказал: «Я безрассудно увлекся этой женщиной. Она моложе тебя и красивее, если быть верным объективным обстоятель­ствам. Но я к этому быстро привык. Зато я задал себе во­прос: а могла бы она просидеть вот так четыре дня без пищи и воды ради меня и нашей любви? И ответил себе: нет! Она впадает в истерику, если ей покажется, что несвежая смета­на или что погода на улице не такая, как ей хочется, не гово­ря о глобальных вещах. Я оценил, — сказал он Ольге, — твой поступок и понял, что никто меня так не будет любить и ни­кого я не буду любить так, как тебя, потому что я вспомнил, что я тебя все-таки люблю». Но Ольга сказала: «Уходи».

— Молодец! — закричала Маша и хлопнула себя по ко­ленке.

— Он просил и умолял, но она сказала: «Уходи. Я могу тебя простить, но как мне простить свое унижение? Я не могу простить себя!»

— А себя-то чего? — не поняла Маша. Людмила досадливо поморщилась: не мешай!

— «Я не хочу, чтобы ты жил с женщиной, которую не ува­жаешь, потому что ты видел мое унижение, поэтому уходи и живи, как хочешь!» После некоторых препирательств он ушел, но не насовсем. Он сел на лестнице и стал там сидеть. Он сидел, а она терпела. Прошли сутки. Прошли вторые. Он все сидел. Она вышла и сказала, что это бесполезно. Он ска­зал, что, если ты считаешь, что унижалась, я тоже тогда уни­жусь и будем наравне. «Хотя, — сказал он ей, — я считаю, что это подвиг, потому что уже подыхаю от голода и не пред­ставляю, как ты выдержала». И тогда Ольга сказала: «Пой­дем, я приготовлю тебе ужин».

Людмила замолчала.

— И все? — спросил Глеб Галкин.

— А чего тебе еще? — раздраженно спросила Маша. — Люди опять стали жить вместе, разве не ясно?

— Да, — подтвердила Людмила, улыбнувшись. — Геор­гий и Ольга стали жить вместе, но отношения у них стали намного лучше, потому что они прошли испытания, кото­рые закалили их любовь.

Галкин, услышав эти слова, как-то сразу заскучал и под­нялся:

— Пойду, а то Серега там без меня. Ему тоже отдохнуть надо.

— Иди, иди! — насмешливо проводила его Маша. Потом долго с печальной улыбкой глядела в окно. И вдруг встрепенулась.

— Постой, Людмила! Ты прошлым летом целый месяц на работу не выходила. И ребенок у тебя был в деревне у бабки.

— Сын, а не дочь. А не выходила — нормальный отпуск был.

— Да ты вышла после этого нормального отпуска, как из Освенцима! Щеки к зубам прилипали. И еще я вспомнила: тебя один раз назад вне очереди послали, с другим поездом, значит — раньше приехала!

— А с тобой такого не было? По три раза за сезон. Ты что, думаешь, я про себя рассказывала? Вот чудачка! — негром­ко засмеялась Людмила. — Говорю же: сестра двоюродная, Ольга Витушанская, стюардесса.

— Прошлый раз она у тебя, кажется, моделью была?

— Она подрабатывает. С такой фигурой — почему нет? Со мной такого быть не может. А если было бы, я что, стала бы рассказывать, что ли? Очень надо.

Действительно, Людмила о себе рассказывать не любит и не умеет.

А когда будто бы о ком-то другом, пусть даже и приду­манном, — ничего, получается. И, главное, не так больно, как если бы о себе.

А двоюродной сестры Ольги Витушанской у Людмилы нет, была одноклассница, подруга с такой фамилией, кото­рая Людмиле очень нравилась своей благозвучностью. Исто­рия настоящая — и фамилия настоящая, соединяешь — все как в жизни.

ОБМАН

— Ольга, как вы знаете, была стюардессой. Однажды она, вернувшись из рейса в отсутствие мужа Георгия, который был на работе, пользуясь свободным временем, пошла на ры­нок. Была весна. Светило солнце. У Ольги было отличное на­строение. Ее целью были продукты, но там же располагались многочисленные павильоны с одеждой и обувью. Вообще-то Ольга предпочитала привозить себе вещи из-за границы.

— Она разве за границу летает? — спросила Маша.

— В том числе, — ответила Людмила. — За границей можно найти вещи и качественней, и дешевле. Но тут, про­ходя мимо одного из ларьков, Ольге бросилось в глаза кожа­ное пальто, о котором она давно мечтала. Ольга, как и все женщины, любила модные вещи, но не всегда могла себе это позволить. Но не расстраивалась. Она заметила, что модные вещи все равно выходят из моды. Ты будешь попу­сту завидовать, что у тебя нет модной вещи, а через два года никто уже ее не носит и завидовать нечему, а тебе получа­ется все равно, носила ты ее или нет, потому что ведь уже никто не носит.

— Большая разница, — мудро возразил Глеб Галкин. — Что получается? Все, например, сидят и выпивают на день рождение, а тебе нельзя, потому что в рейс, а когда закон­чат, то все равно, кто пил, а кто не пил?

— Кто пил, тем хуже, — возразила на это возражение Ма­ша.

Глеб пожал плечами.

— Вы будете слушать? — спросила Людмила.

— Давай, давай, — поощрила Маша.

— Ну вот. Но это пальто было не из разряда моды, а со­всем другое. Такое пальто когда-то носила одноклассница Ольги, красавица Нина Петельникова. Оно сидело на ней безукоризненно, подчеркивая талию и вызывая интерес у одноклассников. Но родители Ольги не могли позволить купить дочери такое пальто. А потом Ольга хотела купить сама, невзирая на моду, но таких пальто или не было или они стоили слишком дорого. И вот Ольга увидела пальто, которое было точно такое же, как у Нины Петельниковой. Оно висело прямо на двери павильона. Пощупав матери­ал пальто, он ей понравился, и Ольга вошла в павильон, где находился мужчина выше среднего возраста. «Чего же­лаем, мадам, у нас все есть!» — воскликнул он. «Я хочу по­смотреть это пальто», — сказала Ольга, ничем не выдавая своего волнения. Продавец ловко снял его, а Ольга скинула плащ и одела пальто. Оно сидело великолепно. Ольга смо­трела в зеркало и чувствовала, будто вернула себе всю свою молодость и красоту. «Вам очень идет! — сказал продавец, и в голосе его Ольга услышала искреннее восхищение. — И вам повезло, последнее такое пальто осталось. Натураль­ная кожа, шелковая подкладка, вы посмотрите!» Ольга от­вернула край пальто и посмотрела на подкладку, которая была бордового цвета, очень эффектно. Все было отлично, но какова цена? И Ольга спросила с замиранием сердца: «Сколько стоит?» Продавец ответил ей, что для кожаного пальто это стоит ерунду, восемь тысяч, обычно такие паль­то стоят от пятнадцати и выше, но он боится, что кончится сезон, поэтому продает со скидкой. Ольга огорчилась: у нее было с собой всего семь тысяч с половиной. Это были все ее деньги до конца месяца, но она рассчитывала на зарплату мужа. И она сказала, что у нее всего семь с половиной ты­сяч. Продавец сначала огорчился, а потом сказал: «Только из-за моей доброты, отдаю за семь с половиной, берите, ма­дам, и будьте счастливы!»