Наталья Алексютина - Исповедь рецензента Страница 12

Бабушка не стала ругать Владика. Видя, как он горько разревелся с порога, отвела на кухню, напоила чаем с пирожками и успокоила, что велосипед и двух рублей не стоил, не то что двухсот.

— В следующий раз будешь умнее — обнадежила она — не поймаешься на денежную приманку.

— Я хотел купить подарок — прохлюпал Владик.

— Матери?

— Да.

— Такую мать не баловать, а хворостиной угощать надо: неделю домой не показывалась. — скептически поморщилась бабушка — Даже не позвонила, паразитка. Нарожают детей, а бабушки воспитывай! Как будто бабушкам делать нечего в шестьдесят лет.

Прервав бабушкину тираду, громко тренькнул телефон.

— Иди, мама зовет — недовольно сообщила бабушка.

Владик обеими руками обхватил трубку.

Мама была где-то далеко. Ее бодрый голос заполнял трескучее пространство видавшего виды телефона и словно толчками пробирался к уху сына.

— Не приеду сегодня… Ужасно занята… У дяди Вовы. Помнишь его?.. Такой высокий дядя… Завтра привезу торт…Велосипед?.. Ну и Бог с ним… Дядя Вова купит новый. Ты ел?.. Ну, смотри телевизор и ложись спать…

Владик еще немного подержал трубку в руках, прислушиваясь, не прорвется ли сквозь шипенье мамин голос, но там настойчиво звучали лишь отрывистые гудки.

Ближе к полуночи бабушка отогнала его от телевизора, сама неумолимо засыпая перед экраном.

Владик умылся и из ванной крикнул:

— Я сказал одной девочке, Полинке, что скоро поеду по морю. В Калининград.

— Ага, размечтался! — усмехнулась бабушка — Лучше бы мама тебя в оздоровительный лагерь отправила. Сидишь тут, кукуешь на жаре.

— Я сам не хочу туда ехать — уныло огрызнулся Владик и спрятался под одеяло.

Он слышал, как возилась на кухне бабушка. Как ворчала, что нет молока, нет мяса в морозилке, нет масла и сыра, и надо в раздражающий зной плестись на рынок самой: не отправлять же за продуктами этого простофилю, у которого из-под носа уводят дорогостоящие вещи.

Потом Владик заснул. И приснился ему сон, который он видел целую неделю. Будто идет он по вечерней набережной.

И покрыта она от лучей заходящего солнца пурпурным инеем. Безлюдна. Тиха. На ажурных воротничках фонарей брызги недавнего дождя. Ступени и мосты. А на противоположном берегу — мама. Такая, какой он запомнил ее, когда лежал в больнице с воспалением легких. Теплая, добрая, терпеливая. Она все утирала пот со лба и теребила пальцами бахрому свитера. Владик ничего не говорил ей, но закрывал глаза от избытка счастья. Держался за рукав маминого свитера безотрывно. Она не догадалась тогда, как он сгорал от радости, прощупывая ремешок от часов. Если мама часы не взяла, думал Владик, ей некуда спешить, и она будет сидеть у его постели долгими зимними вечерами. Так почти и было. Только маме кто-то постоянно звонил, и она то и дело выходила из палаты, вынося за собой немыслимое Владиково напряжение: а вдруг очередной телефонный звонок умчит маму?

Во сне мама просто стояла на том берегу. Увидев Владика, зашевелила губами, и хоть разделяла их огромная, серая река, он услышал:

— Сынок, ты вырос совсем большой. Я тебя даже не узнала.

Владик смущенно улыбнулся.

Мама уронила голову на плечо, неторопливо любуясь им. Затем всплеснула руками восторженно. И что-то в этом жесте мелькнуло такое родное, что Владик, как не крепился, всхлипнул.

— Мамочка, когда ты придешь? — закричал он, замирая от необыкновенного, пронзительного чувства.

— Придумай что-нибудь, сынок, чтобы переплыть эту реку — печально откликнулась мама — Ведь все мостики рушатся под ногами.

— Я знаю, знаю! — забегал по набережной Владик, и даже во сне его пятки дробно застучали по простыне — Я построю тебе кораблик!

Всю остальную часть ночи он жил этой спасительной идеей.

А утром положил в заветный уголок стола восьмой бумажный кораблик.

Игра без фальши

Когда берешь в руки сборник, составленный из произведений разных авторов, невольно рождается ассоциация с оркестром. Здесь у каждого свой инструмент и своя партия. И только благодаря интуиции, вкусу и чувству меры дирижера, то бишь, составителя, этот ансамбль способен извлечь из своих инструментов сочетаемые звуки, дополняющие и обогащающие друг друга. В сборнике «Для тебя» («ПоРог», Москва, 2010 г.) принцип некой внутренней согласованности, соразмерности соблюден. Каждый автор в своей партии не перекрывает соседствующего оркестранта, не звучит навязчивым фоном и, что немаловажно, не фальшивит. Пожалуй, последнее обстоятельство нужно вывести в одно из главных достоинств сборника. Фальшь, она, в каком бы виде искусства не встречалась, неизменно вызывает оскомину и настойчивое желание отвернуться от червивого плода чьих-то усилий. «Для тебя» сделан, как для себя. То есть, искренне. Самому себе как-то неудобно лгать, да и не к чему: все равно какая-то из щелочек сознания допустит протечку истины.

Идеология сборника тем притягательна, что отсутствует напрочь. Вернее, главный критерий подбора произведений определен, и, собственно, этого оказывается достаточно для существования единой корневой системы. Данный критерий — художественность произведения. Художественность в смысле ее яркой и выразительной формы, а также в смысле непременной содержательной наполненности. Ни одно из представленных произведений не нарушает этого положенного за основу правила.

Сравнение сборника «Для тебя» с оркестром родилось неслучайно. Высокохудожественность и смысловая компонента придают общему звучанию стройность и мелодичность. Но кто не знает, что в любой инструментальной композиции есть место для сольных выступлений? Без этой закономерности нельзя обойтись, и, разумеется, она присутствует в данной книге. Сборник абсолютно точно обращается к читателю своим названием: читай, оценивай, выбирай и влюбляйся в предложенную прозу, она — для тебя. И только тебе, читателю, главному слушателю этого концерта, выпала уникальная возможность манипулировать дирижерской палочкой, назначая на роль первой скрипки того или иного автора.

Впрочем, стоять за дирижерским пультом, пусть даже в только тебе видимом пространстве, непросто. Потому что в голосе каждой скрипки волна творческой экспрессии переливается за рамки общего исполнения. На сольное выступление тянут Захар Прилепин, Лидия Сычева, Михаил Тарковский, Анатолий Байбородин. И, на мой взгляд, эти партии, неважно в какой они будут длительности, только усиливают полифонию звучания.

Сборник «Для тебя» предлагает только один рассказ Захара Прилепина «Грех». Это какая-то очень мягкая, с привкусом разлитого повсюду солнечного лугового аромата история взросления юноши. Хотя разве можно историю взросления вписать в краткое счастье деревенского лета? И все-таки, так и есть. В таинственных ночных скрипах половиц, в бабушкином хозяйственном беспокойстве, в жужжании луговых жуков и мареве наступающего полдня можно прислушаться и почувствовать движение сокрушительно новых, неизведанных сил. Готовящих к экскурсии в любовь, в желание, в томление и упоительную нежность. «Катя заливалась юным, ясным, сочным материнским смехом. Когда Захарка откусывал крепкое, с ветки снятое яблоко, ему казалось, что Катин смех выглядит как эта влажная, свежая, хрусткая белизна». Чтобы передать такое удивительное, столь сильно переживаемое юношеское состояние, нужно очень отчетливо его видеть перед собой. Проза Прилепина хороша этими практически зримыми образами, воплощенными на бумаге. Это как чеховский рисунок, четко очерченный, внешне спокойный, но под каждым грифельным слоем ощущаешь, как пульсирует жилка набирающего силу чувства.

Еще один известный прозаик — Лидия Сычева — представлена в сборнике малой прозой: рассказами «В начале жизни», «На Белорусской площади», «Три власти». Рассказы, как известно, одна из самых сложных литературных форм, хотя бы потому, что за малым объемом должно скрываться большое содержание. К сожалению, многие современные авторы об этом принципе или не помнят, или не знают, и очень часто рассказ превращается в нечто, не имеющее ни формы, ни содержания. Как если бы горе-самоделкиным задумывался оригинальный кувшин, а на деле получалась стеклянная баночка, предназначенная исключительно для сдачи анализов.

Лидия Сычева — мастер рассказа, где мастер сродни художнику, а не прилежному ремесленнику. Ей доступны смелые и умные манипуляции словом и смыслом, которые делают любое ее произведение незабываемым. В частности, чист, емок рассказ «В начале жизни». История, каких, в сущности, много. Каждый из нас когда-то был в начале пути, рос, постигал добро и зло, был непохожим на других, переживал из-за этого, верил, разочаровывался и снова верил. И поэтому история деревенской девочки Ульяны, поднимающейся по ступенькам своей неповторимой, уникальной жизни, созвучна каждому и все же отлична от жизни каждого. Но в том и заслуга мастера: услышать эти созвучия, соединить их с партитурой белого листа и заставить откликнуться на эту узнанную музыку сердце читателя. Прислушайтесь, возможно, в стуке колес отъезжающего поезда для кого-то сладостным воспоминанием станут эти строки: «А за окном поезда проносились милые и приветливые полустанки; зеркала луж — ночью здесь был дождь — задорно пускали зайцев. Березовые листья ажурно забирали солнечный свет, мягкие тени ложились от куп кустов. День был наполнен травой, росой, гладью пересеченной реки, лесом, солнцем, движением. И все это вместе утешало и обещало — нет, еще не все потеряно, еще что-то можно изменить, исправить, и молодое, здоровое сердце Ульяны стучало радостно и жарко…».