Владимир Шпаков - Возвращение из Мексики Страница 12

– Кого видел?!

– Да вон ту чучундру! Она в передаче «Третий глаз» выступала, с понтом – хиромантка великая! Пойдем, погадаем по ладони?

Саня морщится, я же направляюсь к гадательнице, мол, не изволите ли предсказать, что меня ждет? Иначе говоря: каковы линии моей судьбы? То есть, удастся ли поправить голову, которая машет ушами, как крыльями птица, и получится ли помочь одной особе, которая оказалась вдали от исторической родины? Чучундра вскидывает густо накрашенные глаза, в которых читается: что, мол, за птица? Разглядев, что перья явно выщипаны, она машет ручкой: приходите в салон на Садово-Триумфальной, я там предсказываю! А за сколько, если не секрет? Еще один оценивающий взгляд, затем вздох: вряд ли, парниша, у тебя найдутся такие деньги! Иди лучше вон к той, со свечечкой, она неопытная, пока мало берет! Палец с черным ногтем указывает на блондинку с блестящими глазами, которая держит в руках свечу и пристально смотрит на пламя. Но я хотел у вас… Увы, исчезает в бурлении тел, нарядов и запахов, я же плетусь обратно.

– Что, облом? – усмехается Выдрин, – Тогда постой, послушай, что вон те базарят! Говорят, над Москвой сейчас какой-то экран появился, уже пятый день висит! И будет висеть до тех пор, пока вокруг Кремля трижды не пронесут святую икону этой… Не помню, в общем, кого!

Про экран вещал некто в грубом балахоне, с крестом на волосатой груди. Мол, ничего не может пробиться через этот экран, и только с Божьей помощью…

– Да что вы ерунду плетете? – не выдерживает Выдрин, – Ну из чего он сделан, ваш экран?! Из какого материала?!

– Вот так-так! – восклицает балахон, – Вам, значит, нужен материал? А поля, точнее, энергетические поля – вас не устраивают?!

– Поля, какими заслоняются от патруля? Я уже с вами в рифму заговорил… – Саня оборачивается ко мне, – слушай, идем из этого обезьянника, а? Тут на углу рюмочная есть, я знаю! Или, если хочешь, зайдем в ЦДЛ! Ты был в ЦДЛ?

Но я не хочу в ЦДЛ, потому что пить – опасно, а идти в общагу душа не лежит.

– Ну, как хочешь!

Пошатываясь, Выдрин выгребает наружу, а я думаю: почему бы и нет? То есть, экран – это нормально, это просто «пузырь», в котором мы все живем. Или, если угодно, «аквариум», в котором кому-то захотелось пошуровать сачком, взмутить воду, чтобы, так сказать, караси не дремали…

В начале анфилады начинает камлать шаман, в конце поют что-то русское и душевное, а народ непрерывно циркулирует, перетекает, так что лица сливаются в неразличимую массу. Неожиданно из массы выныривает большеглазое лицо: череп огромный, стрижка короткая, из-за чего незнакомец напоминает пришельца из фильмов про НЛО.

– Кутузова помнишь? – спрашивает пришелец.

– Еще бы! – отвечаю, – Он в свое время Москву оставил – и правильно, между прочим, сделал. Своих из-под экрана вывел, а французов сюда заманил! Тут-то их, горемычных, и накрыло…

– Не п…ди больше радио. Кутузов тебя узнал и спрашивает: где Ник?

– В Караганде, – отвечаю, – Вообще-то твой Багратион мог бы сам подойти, а не засылать переговорщиков!

– Я же сказала: не п…ди!

Падежное окончание указывает на женский пол.

– Сам Кутузов не может, он сейчас танцевать будет. Пойдем, посмотришь

И меня бесцеремонно тянут за руку туда, где раздаются «звуки му», по другому этот скрежет не назовешь. Под скрежет и мерные хлопки в центре круга ритмично двигается Кутузов, прикрыв глаза и мотая длинным хайром. Кажется, он приходил однажды к Нику, заносил какую-то дикую музыку, которую требовалось слушать на сон грядущий. Ник потом говорил: сны после такого музона – полный улёт, что-то невероятное! Но я не успел попробовать, Кутузов забрал свои кассеты…

Потом сидим в буфете, куда набивается все больше народца.

– Как сегодня танцевал? Не очень, да? Это потому, что козлов много собралось, левой публики всякой… Они на меня действуют хреново, понимаешь?!

Кутузов косится на меня, я же ехидно замечаю, мол, некоторым танцорам башмаки жмут, и еще кое-что мешает.

– А ты, я вижу, борзый… Ладно, заторчим? Давай, Вика, твое зелье!

Пришелица достает какой-то пузырек и набулькивает в кофе. Через минут пять, осовев, Кутузов уже хлопает по плечу, мол, друг Ника – мой друг! Я рассказываю, зачем командирован сюда лучшим другом всех эзотериков, но Кутузов машет рукой, мол, оба вы – придурки! Почему это?!

– Потому что не надо ее оттуда возвращать! Зачем?! Мексика – это же кайф! Это мечта, родное сердце! Там такие торчковые кактусы… Кстати, Вика, дай еще!

– Он не пьет, – говорит пришелица, с прищуром глядя на меня. Мне тоже набулькано, однако пить всякую гадость не хочется.

– Да? – вскидывается Кутузов, – Зря, честно скажу. Вика классно готовит эту фигню! И вообще она классная! Ты о ее способностях знаешь? Ни фига ты не знаешь! Я вот тут танцую, музыку всякую сочиняю, но это хрень, детский лепет! А Вика может в такой транс погружать – я твой мама!

Я все-таки ломаюсь: делаю первый глоток, второй, пришелица не отрываясь, смотрит, и вскоре чашка пуста. Еще? Пожалуй, потому что эффекта – никакого… Потом вокруг сгущается пелена, и передо мной остаются лишь одни огромные глаза. Меня и Вику будто посадили в холщовый мешок, потому что окружающая нас пелена именно цвета мешковины. Пелена все гуще, она обволакивает нас, превращаясь то ли в кокон, то ли в пузырь, и сухо во рту – просто ужас!

– Пить хочу… – облизываю пересохшие губы, – Чаю бы сейчас или соку…

Через минуту возникает чай, я подношу чашку к губам, но отвратный сладковатый запах заставляет отстраниться. Это запах крови, я знаю. Я отлично помню этот запах, будто прожил лет тысячу, принимая участие во всех сражениях, точнее, собирая «жмуриков» с поля боя…

– Это что, – усмехаюсь с трудом, – привет от Меньера? Он давно мне спокойно жить не дает, сволочь такая…

– Не жалуйся, лох, – слышится голос пришелицы, – Твоя болезнь – это твое счастье. Твой шанс, я бы сказала.

– Шанс на что?! На такие вот запахи?

– Не п..ди больше телевизора КВН. Лучше включи его и смотри.

Ба, да здесь и впрямь изобретение века, краса и гордость моего семейства! Что ж, включим первый канал, где показывают трупы, которые выносят из Останкина. И на втором – трупы, их выносят из БД, на третьем же транслируют похороны Кати и ее дочки, то есть, и здесь покойники. Может, на пятом или седьмом будет чего-то другое? Щелкаю переключателем, только картинка не меняется: вот мой сосед, загнувшийся после очередного марш-броска по «хмельной тропе», а вот нищенка, которая собирала в овраге под дамбой стеклотару в зимнюю стужу, где и замерзла насмерть…

– Ни фига себе шанс! – говорю. – Да я же от всего этого сбежать хотел!

– Не нравится? – спрашивают насмешливо, – Тогда поговори со своим гуру!

Очередной щелчок, на экране мельтешение строк, затем проявляется смутный силуэт человека в шляпе. Точно – человек, и хотя лица не видно, какое-то странное пончо и широкополая шляпа видны довольно отчетливо. Ага, мне включили первую программу мексиканского телевидения, сериал под названием «Хуан Маркадо, мститель из Техаса»! Тут камера совершает «наезд», силуэт проявляется более отчетливо, и дыхание перехватывает: да это же дон Хуан, учитель Кастанеды!

И тут же – волна восторга, фонтан надежды и захлеб, не позволяющий говорить. По мановению руки Хуана окружающий меня «пузырь» лопается, и я оказываюсь на краю оврага, по дну которого снуют люди-муравьи. На горизонте – лес черных труб, левее – кварталы «хрущевских» домов, а вверху серое небо, накрывающее весь этот срам, будто тюремное суконное одеяло.

– Как можно все это любить? – слышу вопрос.

– Не знаю… – говорю. – Миша-Мигель был прав: «страшный» город.

Я взлетаю выше, будто скоростной лифт поднимает меня на Останкинскую башню, и вижу человека, который катит на велосипеде мимо телецентра. Его привлекает толпа, он сворачивает левее, но трассирующая очередь буквально перерезает его напополам.

– Это кто – слесарь Войтенко?

– А какая разница? На его месте мог оказаться и ты.

– Мог. А значит, и страна у нас – «страшная»…

Опять включается лифт, и я замечаю мчащий по дороге серебристый «БМВ»: за рулем Лаврентий, а на заднем сиденье самогонщики-убийцы распивают с судьями коньяк «Хеннеси». Из машины доносится пьяное пение, вскоре пропадающее, потому что я взлетаю еще выше, туда, где можно с невероятной высоты увидеть не только окраины Москвы, но и Магадан с Калининградом. Дон Хуан, может, хватит? Я поездил по этой стране, здесь все одинаково! Но в ответ слышу: смотри, амиго, хорошо смотри! По шоссе, как я вижу, движется огромная толпа, держа в руках армейские фуражки, матрешки и приборы для ультразвуковой стирки белья. Эй, кричат, наверху! Не нужна фуражка?! А матрешка?! Что-то ты заелся, дружище, возьми хотя бы серьги для своей дамы, она у тебя любит необычные подарки! Они бросают огромные и тяжелые серьги, но те не долетают – слишком высоко я забрался.