Оксана Робски - Casual-2: Пляска головой и ногами Страница 12

Сан Саныч сказал, что детей часто используют, например, в сицилийской мафии. Как способ угроз.

Потому что голос ребенка не идентифицируется.

Еще он сказал:

– Ты почему-то дорога моему шефу. И он дал мне карт-бланш на все мероприятия.

– На какие мероприятия?

В кабинете Сан Саныча стоял огромный шкаф с его коллекцией.

Он коллекционировал жуков. Не в смысле жучков (что было бы понятно при его работе), а именно жуков – стеклянных, деревянных, пластмассовых, с эмалью. С дарственными надписями. От друзей и сотрудников.

– Какие мероприятия?

– Камеры по периметру дома, вооруженная охрана 24 часа.

– Спасибо.

– А если он будет звонить?

– Отвечай. Только не слушай. Просто снимай трубку и клади ее, пусть разговаривает… чем дольше, тем лучше.

– Не слушать?

– Ну, конечно. Нервные клетки не восстанавливаются. И не волнуйся. Я этих маньяков уже столько поймал!..

– Сколько?

– Достаточно. Одного, кстати, ты наверняка знаешь. Его вся Москва знает. О-о-очень известный человек. Как выяснилось, шизик.

– Да ладно!

– Складно! Охрана на твой счет проинструктирована.

Зима – это заговор против солнца. На этот раз мой телефон зазвонил, если не ошибаюсь, симфонией Баха. Алик.

– Я плыву на лодке по Усамасинте!

– Куда?

– В Мексику, конечно! Тут полно крокодилов! И пограничники с двух сторон! Смотрят!

– На тебя?

– На крокодилов!

– Это не опасно?

– Смотреть на крокодилов? Да что с тобой!

– Да нет – плыть по Уса-муса…

– Усамасинте! Опасно. Мне все время кажется, что крокодил запрыгнет в лодку!

– Они не умеют прыгать.

– Ты уверена?

– Точна – Я не была уверена.

– Позвоню попозже. Ты никуда не летишь?

– Нет.

Вышла огромная статья того журналиста, который был похож на тыкву в Хеллоуин. На первой полосе – мой портрет. Статья называется «Мы целовались с писательницей в кафе».

Урод. Я скомкала газету.

Кто сказал, что журналисты – это вши на теле общества?

Интервью на канале «Культура».

Моя любимая картина?

Вспоминаю Бакста. «Элизиум».

А нравится она мне тем, что похожа на мои сны.

Элизиум – это райская страна грез, сновидений. Художник писал свои сны?

Да, я вообще люблю серебряный век. Головина, Яковлева, Серебрякову.

Да, и поэтов серебряного века тоже люблю почитать? Ну, почему же не помню.

– Им ночью те же страны снились,

Их тайно мучил тот же смех…

Почему я пишу про богатых?

Какой интересный вопрос, а главное – оригинальный. А почему вы читаете про богатых?

Как надоели все эти передачи, с их одинаковыми вопросами и неумелыми гримершами.

Слава – это как жара в июне: ждешь ее, мечтаешь о ней, а как нагрянет – только и ищешь тенек, чтобы укрыться. Хотя бы ненадолго.

Часы на телефоне показывали 14.14 – верный признак того, что мы сегодня увидимся. Я уже давно заметила. Или когда, например, 22.22, или даже было бы 14.41.

Я на телевидении долго красилась для участия в промо-ролике.

Я подписала контракт на работу ведущей в передаче «Что хуже?».

Контракт я подписала, совершенно пренебрегая правилом № 1: ничего не подписывать без юриста.

Но мы с моим Пухом собирались в театр, у меня было всего 15 минут, мне привезли договор, я вроде бы его посмотрела… Не могла же поехать к юристу, когда он уже ждет меня…

И подписала. В машине.

Первый раз в жизни меня красиво накрасили. Я смотрела в зеркало и любовалась собой.

– Наташенька, я теперь без вас – ни на одну съемку не поеду.

– Согласна, – улыбнулась она и провела по моему носу кисточкой так, словно мое лицо было мольбертом. А она Серебряковой.

…Я узнала этого фотографа.

Он сделал замечательные фото для журнала «Glamour». Я была в чем-то золотом, а мои глаза прикрывали золотые ресницы.

– Мне нужно движение! Крути головой!

Он сделал упражнение, как мой сын в детском садике. Я повторила.

– Отлично! Еще! Еще! Ну ладно, ответь… – Это у меня зазвонил телефон.

Он.

– Ты где?

– На съемке. Фотограф терпеливо ждал.

– Хочу пригласить тебя на обед.

– Но я пока здесь.

– Но ты можешь побыстрее?

– Я постараюсь. Фотограф вышел покурить.

– Я уже жду тебя. Во «Fresco».

– Ты уже там?

– Ну, конечно. Давай скорей!

– Так! Куда это все делись? – кричу я. – Работаем!

Фотограф вернулся, недовольно туша почти целую сигарету.

– У меня всего десять минут. В 16.30 я уезжаю. Ты мне веришь?

– Верю.

– Что делать?

– Живи в кадре.

Позирую. Улыбаюсь. И так, и этак, и морщу нос. 16.30.

– Все. Мне кажется, получилось. Я поехала.

Фотограф смотрит мне вслед.

– Я еще никогда не снимал так быстра – У него на лбу капельки пота.

– Извини меня.

Телефон.

Он.

– Я еду! Еду уже!

Передача называется «Что хуже?».

Две ведущие: я и Гуля.

Целый час мы обсуждаем, что хуже: еда в Аэрофлоте или в Трансаэро? Когда дома течет крыша или сломалось отопление? Когда любимый изменил – или не изменил, но бросил? Быть алкоголиком – или наркоманом? Никогда не иметь детей – или родить ребенка и тут же потерять?

К нам приходят разные люди, рассказывают свои истории.

А мы с Гулей на протяжении всей передачи друг друга спрашиваем:

– Что хуже: твоя юбка или моя?

– Твоя! Или:

– Что хуже? – спрашиваю я Гулю. – Когда ты молчишь или когда говоришь?

Она отвечает:

– Когда молчу – хуже.

Меня берут крупным планом, я заявляю прямо в камеру:

– А мне кажется – когда говоришь. Давайте спросим у зала! Вы как думаете?

Я подхожу к симпатичному молодому человеку и изо всех сил кокетничаю с ним. Конечно, он со мной соглашается:

– Когда она говорит – хуже.

Это у нас экспромты.

Перед эфиром мы смотрим друг на друга и придумываем, за что бы зацепиться.

Причем, мне кажется, Гуля начинает придумывать еще раньше.

С вечера. И наверное, плохо спит. Спрашиваю:

– Что хуже: готовиться к передаче и плохо выглядеть или не готовиться, но выглядеть хорошо?

Чудесная передача. В формате канала.

Едем с Антошкой из «Европейского».

Смотрели мультфильм, играли в автоматы. Я люблю мультфильмы. Я все время представляю вместо героев моих знакомых.

Смешно получается.

– Тебе надо туда перестроиться, – говорит мой сын, указывая рукой в левый ряд. Он всегда все знает лучше всех.

У меня на телефоне Регина.

– У них рубрика «Завтрак со звездой»…

– Ну, я же тебе говорила, – перебиваю я, – что к 11 утра я в Москву не поеду.

– Да, и поэтому они согласны придумать новую рубрику. Есть идеи?

– Не знаю. Может, «Обед за городом»?

– Ты неправильно едешь, – тихо, но в самое ухо говорит Антон.

– Спрошу. Еще тут хотят твой рассказ про какую-нибудь коллекцию. У тебя есть фетиш? У каждой приличной звезды должен быть свой фетиш.

– Смотри, тебя уже три машины обогнали: «Мерседес», «Лада» новая и джип, как у папы. – Ребенок висит где-то у меня над плечом, как будто я одноглазый пират, а он – попугай.

– Ну, что фетиш?

– Я, конечно, могу рассказать про мои ершики.

– Какие ершики?

– Для унитазов.

– Когда я езжу на своей машине, я держу руль двумя руками, – шепчет Антон в ухо.

– Для унитазов?

– Да, у меня много.

– Как-то не гламурненько.

– Ага. Скажи, что я в день покупаю по две пары обуви.

– Вот это им понравится!

– Посигналь грузовику – он должен уступить тебе дорогу! – кричит мой сын.

Я понимаю, что собственный ребенок не должен раздражать. Я вынуждена напомнить себе: «Это всего лишь маленький мальчик».

– Антон, а ты не думаешь, что я тебя старше, что меня уважает масса людей, что, в конце концов, я все знаю лучше тебя! А?

– Да, – согласился мой воспитанный ребенок, и мне сразу же стало стыдно.

– Как ты в хоккей поиграл? – начинаю заигрывать, чтобы избавиться от чувства вины.

– Хорошо. Я забил два гола.

– Молодец, малыш! Ты – лучший! Вот я совсем не умею играть в хоккей.

– Я – мужчина.

– Да, ты – мужчина.

Сан Саныч в моем телефоне высвечивается как «охрана».

– Когда камеры будем устанавливать?

– Давай попозже, а то у меня мама. Она уедет, и сразу.

– А людей ставить?

– Ну, тогда же и людей.

Бакст, по-моему, уехал в Париж. Или нет?

Хочется все узнать об этом художнике. Мы видим с ним одинаковые сны. Бродим по ним, как по незапертому дому.

Звонит Алик.

– В Яшчилане продается твоя книга! На английском языке! Я сказал, что ты моя подруга, и продавец захотел сфотографироваться со мной! Я пошлю тебе фотку по MMS! Нет! Сфотографируй себя прямо сейчас и пошли мне! Я подарю ему, он никогда не видел белых женщин!

Я люблю Алика. Как сорок тысяч братьев. Я протянула вперед руку с телефоном, старательно улыбнулась.

Алик перезвонил через минуту.

– Ты поправилась, – сказал он.