Александр Щёголев - Как закалялась жесть Страница 12

— Даже если Старому кто-то принес ножи, как бы он смог? Такие подвиги не для него, мама. Скорей уж — тетя Тома.

— Если только она окончательно спятила.

— Кстати, почему бы ей окончательно не спятить?

— Мне кажется, если бы наша Тома спятила, то не стала бы в простыню прятаться. Слишком уж это… осмысленно, что ли. Убийца не хотел, чтобы его узнали. Это проявление разума, а не безумия. И вообще, какой смысл ей кончать новенького?

(Подробности убийства, в частности, тот факт, что ночной гость был закутан в простыню, мать и дочь узнали от Саврасова. «Что ж ты сразу кого-нибудь не позвал?! — немедленно вскипела Эвглена Теодоровна, услышав его историю. — Не спасли бы мужика, так хоть материал бы сохранили!» «Я думал, это дурной сон, — был ответ. — Мне, знаешь ли, каждую ночь кошмары снятся, и все — один реальнее другого. Не могу забыть твои ласки, любимая». «Не язви! — взвилась Эвглена Теодоровна. — Как ты смеешь язвить в такой момент!..»)

— Тетя Тома несколько перебрала вчера, — напомнила Елена. — То есть пребывала в состоянии измененного сознания. Разговоры о смысле здесь неуместны. Ударил градус в голову, она и принесла жертву высшим силам, хранящим, блин, ее «мальчика».

— Саврасов слышал, как она храпела… Да нет же, нет, она бы созналась! Ты же видела, как я на нее давила.

— Океан слез и вулкан благородных обид, — согласилась Елена. — Тогда кто — Борька? Или Руслан? Кто еще остался?

…Некоторое время обсуждали тех, кто остался. Борис Борисович? Во-первых, он ничего не знает, — ни о тайной больнице, ни о семейном бизнесе двух Эвглен, — во-вторых… достаточно первого. Менеджер Руслан? Те же возражения. Впрочем, этот парень далеко не так прозрачен, как Борис Борисович. И вынюхать при желании мог достаточно, чтобы сделать выводы, и обращаться с ножами обучен, как-никак бывший десантник. Работает по рекомендации одного генерала. Какого-такого «генерала»? («Тихо, тихо, не шуми, — досадливо поморщилась мать. — Тебе его имя ровным счетом ничего не скажет…») Короче, Руслана нам подсадили, рубанула Елена. Может, и подсадили, не стала спорить мать. Но даже в этом случае — надо же иметь хоть какую-то причину для столь наглой вылазки. А еще — ключ от Второго этажа. Где убийца раздобыл ключ? Например, носил с собой легально, тут же ответила Елена. Мать отвердела лицом. Да, круг подозреваемых очень узок. Настолько узок, милое мое дитя, что в голову лезет чудовищный, непоправимый вздор…

А ведь она меня подозревает, вдруг сообразила Елена. Не кого-нибудь — именно меня. Прежде всего — меня. Вот это да… И мотив убийства под рукой имеется: насолить любимой мамочке. После вчерашнего-то разговора!

В самом деле, что мешало дочери зарезать любовника матери и таким нехитрым способом самоутвердиться? Ничего не мешало. Отношения между двумя Эвгленами в последнее время заметно осложнились. А подростки, как известно, это существа резких суждений и поступков; уж кто-кто, а Эвглена Теодоровна отлично понимает такие вещи, поскольку сама была когда-то исключительно трудным подростком. Вот только повзрослела ли она с тех пор? И, если копнуть поглубже, не найдется ли у нее самой пары-тройки мотивов для убийства — скрытых под толщей дряни?

Кто знает…

Мать и дочь молча смотрели друг на друга, словно соревнуясь, у кого взгляд крепче. Победила мать. Елена потерла глаз, который внезапно зачесался, и тяжко вздохнула:

— Я все-таки хочу вернуться к господину Лю. Почему ты отмахиваешься от слов своего мужа?

Эвглена Теодоровна взялась на секунду пальчиками за виски.

— Прости, Аленькая, я что-то потеряла нить… От каких слов я отмахиваюсь?

— Только не делай вид, что забыла. Твой муж узнал руку убийцы.

— Ну, помню, конечно. Видел якобы сон, который не был сном. В том, что видел, не уверен… Очень сомнительно.

«Дура, блин!» — чуть не ляпнула Елена в сердцах. Сомнительно ей… Рука с ножом, высунувшаяся из-под простыни, была единственной частью тела, которую ночной гость открыл постороннему взгляду. Так вот, Саврасову показалось, что рука эта принадлежит не кому-нибудь, а повару-китайцу.

Может, конечно, и вправду — всего лишь показалось. Но…

— Ты когда-нибудь замечала, с каким трепетом твой муж относится к конечностям? — спросила Елена, стараясь не сорваться. — Особенно к кистям рук. Пунктик у него. Я думаю, наши руки он знает лучше, чем наши лица. С руками господина Лю — та же ситуация.

— Все, хватит! — сказала Эвглена Теодоровна. — Идем по второму кругу!

— Это ты ходишь кругами! А я пытаюсь обратить твое внимание на самого явного кандидата в подозреваемые!

— Ну, ты пойми, Аленькая…

— Я не Аленькая!

Мать картинно всплеснула крылами, словно умирающий лебедь на театральных подмостках.

— Ты пойми, нас столько с Сергеем связывает. Столько грязи, крови… в голове не укладывается, что это он…

— Как ты объясняешь кухонные ножи?

— Сергей не на кухне спит и за столовую утварь не отвечает, — сказала мать упрямо.

— Короче, своему Саврасову ты не поверила, — констатировала Елена.

— С Саврасовым ни в чем нельзя быть уверенным. Этот человек лжет так же очаровательно, как улыбается… из-за чего, признаюсь тебе, я в него и влюбилась.

— Но если он про Лю наврал, тогда как насчет простыни? И про то, что тетя Тома якобы дрыхла…

Эвглена Теодоровна вдруг изменилась в лице.

— Тетя Тома… — пробормотала она. — Спала ли наша дорогая тетя?

Мать и дочь переглянулись, пораженные одной и той же мыслью.

— Отмечала день рождения, — добавила Елена. — Своего, блин, мальчика.

Не сговариваясь, они вышли из будуара в студию и заторопились к лестнице. Минуя операционную, минуя палату. Саврасов моментально сполз с кровати и наблюдал за их передвижениями. Эвглена Теодоровна приветливо помахала ему рукой.

На лестнице они не выдержали, побежали. Со второго этажа на первый — и ниже, еще ниже… Открыли промежуточную решетку и остановились перед стальной дверью, украшенной словом «Нулевой». Красные буквы на белом фоне — так же стильно, как надпись «Второй» двумя этажами выше.

Вход в подвал.

Стальная дверь надежно заперта. Не только на суперсовременный врезной замок, изготовленный по модной технологии «плавающих бороздок», но и на задвижку. Задвижка мощная, а в «уши» ей вставлен солидный навесной замок. Дверные петли укреплены. Все это внушает уважение.

Эвглена Теодоровна с пристрастием подергала запоры.

— Дедуля не мог выбраться?

— Когда мы утром тело вносили, навесной замок был на месте, — ответила Елена. — Я лично открывала. Не с первого раза в дырку попала.

— А ключ?! Ключ где взяла?!

— Мама, не сходи с ума. Ключи от обоих замков мне дала ты, и я их тебе вернула. Не знаю, где ты там их прячешь.

— Похоже, дедуля ни при чем, — покивала Эвглена Теодоровна. — Ты права, Ленусик, не будем сходить с ума.

Дочь дернулась, однако смолчала.

Меня зовут Елена, тупо твердила она, поднимаясь на Второй.

Еще вопрос, кто из нас сошел с ума, шевелила она губами, открывая операционную.

Подозревает! Меня! А китайцу, значит, доверяет?..

Стаканы опустели. Я наливаю нам обоим — на треть. Тост мой незатейлив:

— Да обласкают его шлюхи в ментовском раю.

Пьем. Закусываем шпротами. Тетю Тому ничуть не удивляет, с какой это стати я ляпнул про «ментовской рай», — она вливает в себя водку с тихой обреченностью. Молчит. Что молчит — понятно, но черкнула бы в ответ хоть что-нибудь, зараза. Пластиковая доска и маркер под рукой лежат. Зачем, спрашивается, я раскрутил ее на эти посиделки?

Поминаем безвременно ушедшего Рому Тугашева. Хороший был повод поговорить по душам, если, конечно, такие слова применимы к немой идиотке… жаль, что мои старания (как и ее водка) пропали зря…

— Что-то ты сегодня совсем неконтактная, — признаю я свое поражение. — Аномальная какая-то.

Мы сидим у нее в подсобке, на топчане, бок о бок. Она сливает остатки водки себе одной и приканчивает их одним глотком. Ставит пустую бутылку возле мусорного мешка. Я точно знаю, у нее под топчаном стоит заначка, но намекать про добавку уже нет смысла. Побаловались, и хватит. Напиваться тете Томе нельзя: ее умелые руки очень скоро понадобятся суровой хозяйке.

Купчиха с дочкой — в операционной. Режут Алика Егорова. Его, а не меня.

Не меня…

На самом деле я пил за это, и только за это.

Внеплановый труп, конечно, выбил мясников из привычного ритма, но, как оказалось, ненадолго. Клиенты, кто бы они ни были, ждут с нетерпением, и это — святое. Так что машина, давшая временный сбой, вновь запущена… По логике вещей, лечь на стол должен был именно я. Алика оперировали вчера, тело другого любовника куда-то унесли, кто остается? Эвглена выбрала Алика. В порядке исключения, надо полагать. Обычно пациента сразу после операции не трогали, дарили хотя бы два-три дня надежды, но здесь — особый случай. Очевидно, за столь короткий срок моя супруга не смогла решиться покончить со мной; для столь торжественного акта нужно время. Прежде, чем зарезать законного мужа, ей нужно испытать всю гамму переживаний, нужно поплакать ночами, нужно, в конце концов, отдать на супружеском ложе последнюю дань любви. А на Алика ей наплевать.